Поэзия

[Ginger]

Илья Эренбург

Да разве могут дети юга

Да разве могут дети юга,
Где розы блещут в декабре,
Где не разыщешь слова "вьюга"
Ни в памяти, ни в словаре,
Да разве там, где небо сине
И не слиняет ни на час,
Где испокон веков поныне
Все то же лето тешит глаз,
Да разве им хоть так, хоть вкратце,
Хоть на минуту, хоть во сне,
Хоть ненароком догадаться,
Что значит думать о весне,
Что значит в мартовские стужи,
Когда отчаянье берет,
Все ждать и ждать, как неуклюже
Зашевелится грузный лед.
А мы такие зимы знали,
Вжились в такие холода,
Что даже не было печали,
Но только гордость и беда.
И в крепкой, ледяной обиде,
Сухой пургой ослеплены,
Мы видели, уже не видя,
Глаза зеленые весны.
1958

[Ginger]

Павел Гольдин

***
Следы Советского Союза
сохранились на огромной территории –
от Минусинской котловины
до долин Меконга и Дуная
(льняная скатерть с пятнами соуса).
Польская путешественница Мария Нагая
пишет о развалинах с характерными
орнаментами и гранитными стелами
немного южнее Керчи, у озера.
Большинство исследователей и экспертов
связывает Советский Союз
с мегалитическими памятниками Мальты,
Родоса и Гибралтара, доколумбовыми
радужными птицами Юкатана,
каннибалами Харькова и Оренбурга

[Елена52]

ХАБАНЕРА II

Синьоре Za

Вонзите штопор в упругость пробки,-
И взоры женщин не будут робки!..
Да, взоры женщин не будут робки,
И к знойной страсти завьются тропки.

Плесните в чаши янтарь муската
И созерцайте цвета заката...
Раскрасьте мысли в цвета заката
И ждите, ждите любви раската!..

Ловите женщин, теряйте мысли...
Счет поцелуям - пойди, исчисли!..
А к поцелуям финал причисли,-
И будет счастье в удобном смысле!..

[Елена52]

Хабанера III

От грез Кларета — в глазах рубины,
Рубины страсти, фиалки нег.
В хрустальных вазах коралл рябины
И белопудрый, и сладкий снег.

Струятся взоры... Лукавят серьги...
Кострят экстазы... Струнят глаза...
— Как он возможен, миражный берег... —
В бокал шепнула синьора За.

О, бездна тайны! О, тайна бездны!
Забвенье глуби... Гамак волны...
Как мы подземны! Как мы надзвездны!
Как мы бездонны! Как мы полны!

Шуршат истомно муары влаги,
Вино сверкает, как стих поэм...
И закружились от чар малаги
Головки женщин и кризантэм...

1911

[Ginger]

Осип Мандельштам

* * *
На бледно-голубой эмали,
Какая мыслима в апреле,
Березы ветви поднимали
И незаметно вечерели.

Узор отточенный и мелкий,
Застыла тоненькая сетка,
Как на фарфоровой тарелке
Рисунок, вычерченный метко,

Когда его художник милый
Выводит на стеклянной тверди,
В сознании минутной силы,
В забвении печальной смерти.

1909



Царское Село

Георгию Иванову

Поедем в Царское Село!
Свободны, ветрены и пьяны,
Там улыбаются уланы,
Вскочив на крепкое седло...
Поедем в Царское Село!

Казармы, парки и дворцы,
А на деревьях - клочья ваты,
И грянут "здравия" раскаты
На крик - "здорово, молодцы!"
Казармы, парки и дворцы...

Одноэтажные дома,
Где однодумы-генералы
Свой коротают век усталый,
Читая "Ниву" и Дюма...
Особняки - а не дома!

Свист паровоза... Едет князь.
В стеклянном павильоне свита!..
И, саблю волоча сердито,
Выходит офицер, кичась:
Не сомневаюсь - это князь...

И возвращается домой -
Конечно, в царство этикета -
Внушая тайный страх, карета
С мощами фрейлины седой,
Что возвращается домой...

1912


* * *
В спокойных пригородах снег
Сгребают дворники лопатами;
Я с мужиками бородатыми
Иду, прохожий человек.

Мелькают женщины в платках,
И тявкают дворняжки шалые,
И самоваров розы алые
Горят в трактирах и домах.

1913

[Ginger]

Андрей Вознесенский

ЗBЕЗДА

Аплодировал Париж
в фестивальном дыме.
Тебе дали первый приз —
«Голую богиню».

Подвезут домой друзья
от аэродрома.
Дома нету ни копья.
Да и нету дома.

Оглядишь свои углы
звёздными своими:
стены пусты и голы —
голая богиня.

Предлагал озолотить
режиссёр павлиний.
Ты ж предпочитаешь жить
голой, но богиней.

Подвернётся, может, роль,
с текстами благими.
Мне плевать, что гол король!
Голая богиня…

А за окнами стоят
талые осины
обнажённо, как талант, —
голая Россия!

И такая же одна
грохает тарелки
возле вечного огня
газовой горелки.

И мерцает из угла
в сигаретном дыме —
ах, актёрская судьба!
Голая богиня.

1975

[Ginger]

Станислав Львовский

1.

в девяносто четвёртом,
поздней весной
я устроился в ларёк
продавать горячие
бутерброды
на площади маяковского.
единственными
покупателями,
кто всегда говорил
спасибо,
были девочки,
стоявшие
на Тверской.

2.

после полуночи
приходили
лабухи из »Пекина».
в удачный вечер
они покупали несколько
бутербродов,
бутылку шампанского
и бутылку мартини.
и другие вещи
во тьме преходящие.

в неудачный –
только мартини.
и горячие
бутерброды.

3.

раз в неделю
бездомный
проводил со мной
час или три
осуждал
вернадского,
ноосферу,
сталина
и евреев.

4.

пару раз приходилось
смотреть в тёмное дуло
Макарова, но по слову
рана не приблизилась
к телу.

грабили,
но как-то
беззлобно.
как-то в рабочем,
что ли, порядке.

и даже хозяева
бутербродов
не возмущались:
грабить киоски –
это нормально.
это в порядке вещей.

ведь кого же ещё
ночью ограбишь,
когда киоски
одни
светятся
в темноте?

5.

я уволился.
зарплаты хватило
на поездку в Крым,
где уже татары
в ларьках
жарили чебуреки.
тётки с местного
винзавода
по утрам на базаре
трёхлитровыми банками
продавали мадеру
и херес.
а вода по ночам
светилась

если сильно
ударить по ней
открытой
ладонью.


6.

это было
время триумфа.
эти продрогшие
лабухи
из «Пекина».
эти бесстрашные
ночные бомбилы.
эти простуженные
грабители
с высокой
температурой.
эти менты,
эти лабухи,
иностранцы.
эти горячие
бутерброды.

это время
между тремя
и шестью утра.
этот город
просыпающийся
в пять сорок пять
от похмельной дрожи.
это было лучшее

из времён,
это было худшее
из времён;
это была весна
надежд,
это была зима
отчаяния.
у нас всё было
впереди
поздней осенью
девяносто
четвёртого.

все горячие
бутерброды.
все девочки,
весь мартини,
вся ноосфера.

и Пекин.
и Сталин.

и карта,
и плац,
и ди эрсте
колонна
марширт.
и ди цвайте.

и Крым.

[Ginger]

Станислав Львовский

в детстве обмётанным ртом
горячее молоко
задохнувшееся от соды
пожелтевшее от масла
а все вещи в кухне
говорят с тобой языками.

даже полотенце свисает
с подоконника длинным
большой усталой собаки.

пьёшь и думаешь
вот же не повезло
самим собой
родился на свет.

а всего-то этого света
неяркая лампа
под потолком
её отражение
в тёмном окне
уличный фонарь
за двойным стеклом.

немного снег снаружи.
немного пенка на молоке.
крахмальный излом таблетки

и мамин застиранный
домашний халат.

*
в Эфиопии гид, объясняя значение
очередной росписи, вдруг говорит:
этот человек, – святой, праведник.
в амхарском у нас есть слово – цадик.
этот человек – цадик, святой,
праведник. к нему один раз
прилетела птица, в засуху.
ей очень хотелось пить.
так он дал ей напиться
из своего глаза. так его с тех пор
и рисуют.

африканское солнце – сухое,
высокое, жаркое, трава загорается
чуть не сама по себе, я слушаю гида
и думаю,
что Баал Шем Тов
здесь никогда не бывал.
св. Франциск и т.п.
вообще не знал,
что эта земля существует.
а поди ж ты.

магазин детской одежды в Аддис-Абебе
называется
«Вифлеем».


*
в понедельник она весь день бегает по делам.
на разных станциях видит нищих
с плакатами, написанными одним почерком
на одинаковых неровных картонках:

помогите, умирает трёхлетний сын.
помогите, умирает трёхлетняя дочь.
помогите, дочь умерла, осталось трое детей.

маркетинг, маркетинг, – думает она, – суки, суки,
будьте вы прокляты, – думает,– ненавижу.
почему я работаю, а вы нет? едва успевает
забежать в последний вагон, включает iPod,
хватается за поручень, закрывает глаза.

в пятницу едет тем же маршрутом.
подаёт всем троим, быстро, не глядя.
потому что выходные, восьмое марта,
мальчик с работы, Real McCoy, два мохито,
B-52, Джеймисон безо льда, четыре текилы, –

и вот она уже верит, что Он её различает
по смятым её купюрам, влажным от пота,
по этим её горячим, быстрым бумажкам.

сделает так, что мальчик захочет замуж,
и троих детей с голубыми глазами,
и они будут жить в доме с мансардой
где-нибудь у самого синего моря.
никогда уже ей не придётся бегать
с утра до вечера по делам, в понедельник.

никогда не придётся стоять с картонкой.


*
в царствие
небесное
не попадут
богатые.
не попадут
топ-менеджеры
и многие менеджеры
среднего звена.

точно
не попадут
члены советов
директоров
и акционеры.
баптисты,
пятидесятники,
левые активисты,
левые теоретики.

в царствие небесное
не попадут либералы
(кроме, возможно,
«классических либералов»).

в царствие небесное
не попадут любители
потрахаться
втроем,
геи и лесбиянки,
жадные
и жестокосердные,
католики,
бекташи,
магометане
вообще.

(иудеи, идумеи,
буддисты).

разумеется,
конфуцианцы,
даосы,
язычники,
синтоисты.
атеисты,
сциентисты,
эволюционисты.

одинокие матери,
бросившие своих
одиноких деток.
одинокие,
не желающие
работать
алкоголики.
одинокие
секретарши,
посещающие
ночные
клубы
по пятницам.
одинокие издатели
и сотрудники
глянцевых.
кинокритики,
обозреватели
члены Союза
Писателей,
одинокие старые
холостяки,
их многочисленные
подруги.
одинокие
и семейные
оппозиционные
журналисты,
политики
и общественники.

девочки
шестнадцати лет,
зависающие
на сайтах знакомств,
мечтающие лишиться
девственности,
но не знающие, как
это лучше сделать.
одинокие сорока
и более летние
последователи Мизеса
и фон Хайека.
одинокие
эволюционисты,
сциентисты,
материалисты,
генетики.

никто из них
не будет
восхищен.
не удостоится
непостыдной
и мирной.

все умрут
в собственном
смраде.
обосрутся,
обмочатся,
истекут
гнилой
кровью.

никакой пощады
иноязычным,
инаковерующим,
иносказательным,
иногородним,
икромечущим,
живородящим,
и театральным
актёрам.

разве микробиологи
могут попытаться,
протиснуться.

такое какое-то
впечатление
возникает
у того,
кто читает
только блоги
и новости:
вроде у входа
в Царство
стоит
условный
кураев
и всех судит,
и всех карает.

а там не чаплин
и не кураев.

не со скальпелем
пирогов.
не со скалкою
какой-нибудь
караваев.

там, говорят,
стоят человек
и слово
этого человека:
непонятное,
неразборчивое.

а все понимают.

вроде, он тех, кто
его, - пропускает.

а других –
отпускает.

а чего они так
ненавидят
друг друга,
чего толкутся,
чего торопятся,
и толпятся,
чего кричат,
умирают,
продаются,
сдаются, –
никто не знает.

и он
не знает.

у него одного
есть ключ.
он один

эту дверь
открывает
и закрывает.

[loric]

Влюбленный Дед Мороз или Служебный роман.

Ты где моя Снегурочка, ау?
Тебя я на свидание зову...
Я жду тебя под елкою в лесу
Мешок тебе с подарками несу.

Ты не смотри, что сед и борода
На самом деле Дед я, хоть куда
А это просто ник мой - Дед Мороз
Я без тебя под елкою замерз...

Случайно я за ветку зацепил
И все лицо я снегом залепил...
Ну, где ты там, никак не разгляжу
Придешь, на ушко все тебе скажу.

Скорее наряжайся,.. поспеши...
Нас ждут к себе на елку малыши
Ну, как я без Снегурочки приду
Боюсь я... за седую бороду...

Ой, слышу, снег хрустит под каблуком
А это кто попал в меня снежком?...
Ну, что ты хулиганишь, Ангел мой,
Ведь холодно под елочкой зимой.

Иди скорей... тебя я обниму...
За ручки белос-нежные возьму
Согрею их дыханием своим...
Мы обо всем с тобой поговорим.

Признайся мне, а ты меня ждала?
Ну, расскажи как дома, как дела?
Ведь я тебя не видел целый год...
Хоть знаю, где Снегурочка живет.

Ты посмотри красиво как в лесу,
А у тебя снежинка на носу...
И щечки, словно розочки цветут
Как не любить такую красоту...ой,
***
Совсем забыл, ведь нас с тобою ждут.

Развесил уши, словно лопухи...
Опять меня пробило на стихи
С тобою рядом я уже не Дед...
А этот самый, как его, Поэт...

Ну, ты меня Снегурка не ругай
Детишек всех поздравить помогай
Они ведь тебя любят, как и я...
Снегурка,.. ненаглядная моя.

Возьми меня с собой на маскарад
С тобою погулять я буду рад...
Не дам тебя в обиду никому...
Ну,.. дай тебя еще раз обниму.

Пока никто не видит, разреши...
Ведь целый год я этим не грешил
А так хотел тебя поцеловать...
Все ждал, когда мы встретимся опять.

Ну, почему, Снегурка, Новый год
Всегда бывает лишь один раз в год?
Несправедливо, правда, ну скажи?
Весь год один,.. ну разве это жизнь.

Я по тебе Снегурочка скучал...
На календарь смотрел, ну каждый час
Стихами разукрасил весь блокнот
Когда же он наступит, Новый год.

И вот опять мы встретились с тобой
Ты веселись, Снегурка, песни пой
И я с тобою рядом... отдохну...
Знакомься, Новый год, мой милый внук.

Пусть добрым и счастливым он растет
И всем удачу в жизни принесет...
Налей в бокал, Снегурочка, вина
И обо мне... почаще вспоминай...
*****
Что Дед Мороз тебя под елкой ждет
На том же месте, в сказке, каждый год.

Александр Иванихин.
Снегурочке... посвящается!!!

[Ginger]

Аня Логвинова

***
Е. М. П.

Поедем в парк! Поедем в ВВЦ!
Забудем докторов и их уколы.
Индейцы не меняются в лице
и под дождем поют. Они из Эквадора.

Давай у них скорее купим диск
и перышко какое-нибудь купим,
они поют здесь на свой страх и риск,
они поют здесь про свой страх и риск,
и люди русские их взглядами голубят

и полумесяцем вкруг них стоят,
и мы вот тоже из больницы
сбежали, слушаем, как перья их шумят,
незыблемые, как поля пшеницы.

[loric]

Натали Креска

31 декабря

Пахло из кухни
Печеным и острым
Переливалась посуда
Для сервировки особенно праздничной
Ставили лучшие блюда.
Люди, отбросив и возраст
И лишнее в теле
Слушали больше сердца веления
Меньше – досужие определения
В платьях нарядных
Свободней и ветреней
Детство
Сложнее искать в проверенном
Проще – в снежинках
На стёклышках звёздочных
В крошках печенья
В игрушках ёлочных
В гомоне общем на ушко шепотом
Шутку пересказав,
Прятаться и под столом замышлять хитрость,-
Бабушку исподтишка напугать
Она слукавит, будто бы в обморок падает
А это так вдохновляет!
Родная,
К ней на плечо
С запахом старых духов, свечей
И чего-то еще
Что никогда потом больше не встретишь-
Вдыхаешь уставший
И радостно веруешь
В Деда Мороза, Боженьку,
Папину силу, мамину доброту,
И бесконечность этого…

Пахло из кухни
Чаем и сливками
Гости остались
самые близкие
Сон занавесил проёмы
Чтобы с утра
торжественно – скромно
Дверь отворить
Новому дню
Года.

[loric]

Когда за окнами зима
И скована земля морозом -
Нам всем так хочется тепла,
И чтоб цвели от Счастья розы.

Чтоб взгляд во взгляде расцветал
Романтикам даря влюблённость.
И чтоб душа в седой январь
Весны дарила окрылённость.

Чтоб даже тот, кто не писал,
Вдруг сочинил любимой песню.
И так слова в ней подобрал,
Чтоб навсегда остаться вместе.

Чтоб музыка Сердечных струн
Звучала вальсом вместо вьюги.
А люди , даже в холода ,

Добро дарили бы друг другу !

[Ginger]

Александр Кушнер

Не соблазняй меня парчой…

Не соблазняй меня парчой
Полуистлевшей, и свечой
Полусгоревшей, и листвой
Полуопавшей и сырой.

Не согревай меня вином
За покачнувшимся столом,
И затянувшимся глотком,
И запахнувшимся платком.

Не утешай меня дворцом
Полуразмытым, и крыльцом
Полуразбитым, и гнездом,
Пружинящим под сквозняком.

Не задевай меня тоской
Полуразлитой, и строкой
Полузабытой, и душой
Полуоткрытой и чужой.

Удивляясь галопу…

Удивляясь галопу
Кочевых табунов,
Хоронили Европу,
К ней любовь поборов.

Сколько раз хоронили,
Славя конскую стать,
Шею лошади в мыле.
И хоронят опять.

Но полощутся флаги
На судах в тесноте,
И дрожит Копенгаген,
Отражаясь в воде,

И блестят в Амстердаме
Цеховые дома,
Словно живопись в раме
Или вечность сама.

Хорошо на педали
Потихоньку нажав,
В городок на канале
Въехать, к сердцу прижав

Не сплошной, философский,
Но обычный закат,
Бледно-желтый, чуть жесткий,
Золотящий фасад.

Впрочем, нам и не надо
Уезжать никуда,
Вон у Летнего сада
Розовеет вода,

И у каменных лестниц,
Над петровской Невой,
Ты глядишь, европеец,
На закат золотой.

Едкий дымок мандариновой корки…

Едкий дымок мандариновой корки.
Колкий снежок. Деревянные горки.
Все это видел я тысячу раз.
Что же так туго натянуты нервы?
Сердце колотится, слезы у глаз.
В тысячный — скучно, но в тысяча первый…

Весело вытереть пальцы перчаткой.
Весело с долькой стоять кисло-сладкой.
Все же на долю досталось и мне
Счастья, и горя, и снега, и смеха.
Годы прошли — не упало в цене.
О, поднялось на ветру, вроде меха!

В КАФЕ

В переполненном, глухо гудящем кафе
Я затерян, как цифра в четвертой графе,
И обманут вином тепловатым.
И сосед мой брезглив и едой утомлен,
Мельхиоровым перстнем любуется он
На мизинце своем волосатом.

Предзакатное небо висит за окном
Пропускающим воду сырым полотном,
Луч, прорвавшись, крадется к соседу,
Его перстень горит самоварным огнем.
«Может, девочек, — он говорит, — позовем?»
И скучает: «Хорошеньких нету».

Через миг погружается вновь в полутьму.
Он молчит, так как я не ответил ему.
Он сердит: рассчитаться бы, что ли?
Не торопится к столику официант,
Поправляет у зеркала узенький бант.
Я на перстень гляжу поневоле.

Он волшебный! Хозяин не знает о том.
Повернуть бы на пальце его под столом –
И, пожалуйста, синее море!
И коралловый риф, что вскипал у Моне
На приехавшем к нам погостить полотне,
В фиолетово-белом уборе.

Повернуть бы еще раз — и в Ялте зимой
Оказаться, чтоб угольщик с черной каймой
Шел к причалу, как в траурном крепе.
Снова луч родничком замерцал и забил,
Этот перстень… На рынке его он купил,
Иль работает сам в ширпотребе?

А как в третий бы раз, не дыша, повернуть
Этот перстень — но страшно сказать что-нибудь:
Все не то или кажется — мало!
То ли рыжего друга в дверях увидать?
То ли этого типа отсюда убрать?
То ли юность вернуть для начала?

Смысл жизни — в жизни, в ней самой…

Смысл жизни — в жизни, в ней самой.
В листве, с ее подвижной тьмой,
Что нашей смуте неподвластна,
В волненье, в пенье за стеной.
Но это в юности неясно.

Лет двадцать пять должно пройти.
Душа, цепляясь по пути
За все, что высилось и висло,
Цвело и никло, дорасти
Сумеет, нехотя, до смысла.


Мы останавливали с тобой…

Я список кораблей прочел до середины…
О. Мандельштам

Мы останавливали с тобой
Каретоподобный кэб
И мчались по Лондону, хвост трубой,
Здравствуй, здравствуй, чужой вертеп!

И сорили такими словами, как
Оксфорд-стрит и Трафальгар-сквер,
Нашей юности, канувшей в снег и мрак,
Подавая плохой пример.

Твой английский слаб, мой французский плох.
За кого принимал шофер
Нас? Как если бы вырицкий чертополох
На домашний ступил ковер.

Или розовый сиверский иван-чай
Вброд лесной перешел ручей.
Но сверх счетчика фунт я давал на чай –
И шофер говорил: «О’кей!»

Потому, что, наверное, сорок лет
Нам внушали средь наших бед,
Что бессмертья нет, утешенья нет,
А уж Англии, точно, нет.

Но сверкнули мне волны чужих морей,
И другой разговор пошел…
Не за то ли, что список я кораблей,
Мальчик, вслух до конца прочел?

[loric]

ГОД ЗМЕИ - 2013


Предсказания потоками лились

В миллион запуганных сердец…

Как ни предрекали Апока?липсис,

Не случился Света нашего Конец.



Поделюсь и свежей информацией:

В новой биографии Земли

Год грядёт две тысячи тринадцатый,

Как известно – это год Змеи.



Кто Змея по жизни нашей

Вспомнить есть причины:

Обвивающая чашу –

Символ медицины!



А взахлёб лакает с рюмки –

Бич для множества семей –

Он, легко идущий в руки,

Пьяный вдрызг ”зелёный змей”.



В то же время мудрость змея

Всем известна с давних пор.

Жало длинное имея,

Змей – коварен и хитёр.



Что же делать со Змеёю

Разнообразною такою,

Чтоб не стала подколодной,

А осталась благородной?



Скажем точно, что не надо -

Даже в век борьбы идей -

Отравлять змеиным ядом

Отношения людей.



Пусть неспешно, пусть ползком,

Словно та рептилия,

Но прибудет в каждый дом

Желанная идиллия.



И тогда мы все, быть может,

Постепенно, день за днём,

Сбросив с плеч груз старой кожи,

Новой жизнью заживём.



Перемен уже немало!

Нам неся комфорт, добро,

Резвой «змейкой» побежала

Ветка новая метро.



В вихре радостных эмоций,

Миновав печаль – беду,

Суждено нижегородцам

Жить в тринадцатом году!



Пусть со Змеем-искусителем

Каждый станет Победителем!

[Ginger]

Д. Мережковский

***
Ослепительная снежность,
Усыпительная нежность,
Безнадежность, безмятежность —
И бело, бело, бело.
Сердце бедное забыло
Всё, что будет, всё, что было,
Чем страдало, что любило —
Всё прошло, прошло, прошло.

Всё уснуло, замолчало,
Где конец и где начало,
Я не знаю,— укачало,
Сани легкие скользят,
И лечу, лечу без цели,
Как в гробу иль в колыбели,
Сплю, и ласковые ели
Сон мой чуткий сторожат.

Я молюсь или играю,
Я живу иль умираю,
Я не знаю, я не знаю,
Только тихо стынет кровь.
И бело, бело безбрежно,
Усыпительно и нежно,
Безмятежно, безнадежно,
Как последняя любовь.

10 января 1906, Иматра