Поэзия

[Ginger]

Иосиф Бродский

Подражая Некрасову, или Любовная песнь Иванова

Кажинный раз на этом самом месте
я вспоминаю о своей невесте.
Вхожу в шалман, заказываю двести.

Река бежит у ног моих, зараза.
Я говорю ей мысленно: бежи.
В глазу -- слеза. Но вижу краем глаза
Литейный мост и силуэт баржи.

Моя невеста полюбила друга.
Я как узнал, то чуть их не убил.
Но Кодекс строг. И в чем моя заслуга,
что выдержал характер. Правда, пил.

Я пил как рыба. Если б с комбината
не выгнали, то сгнил бы на корню.
Когда я вижу будку автомата,
то я вхожу и иногда звоню.

Подходит друг, и мы базлаем с другом.
Он говорит мне: Как ты, Иванов?
А как я? Я молчу. И он с испугом
Зайди, кричит, взглянуть на пацанов.

Их мог бы сделать я ей. Но на деле
их сделал он. И точка, и тире.
И я кричу в ответ: На той неделе.
Но той недели нет в календаре.

Рука, где я держу теперь полбанки,
сжимала ей сквозь платье буфера.
И прочее. В углу на оттоманке.
Такое впечатленье, что вчера.

Мослы, переполняющие брюки,
валялись на кровати, все в шерсти.
И горло хочет громко крикнуть: Суки!
Но почему-то говорит: Прости.

За что? Кого? Когда я слышу чаек,
то резкий крик меня бросает в дрожь.
Такой же звук, когда она кончает,
хотя потом еще мычит: Не трожь.

Я знал ее такой, а раньше -- целой.
Но жизнь летит, забыв про тормоза.
И я возьму еще бутылку белой.
Она на цвет как у нее глаза.

1968

[Ginger]

Станислав Львовский

***
зажав в кулаке цикаду с женским
лицом, уехать в темноту в Весьёгонск
до времени

[Ginger]

Михаил Соковнин
Огонек

Как одинок он, огонек,

едва отмечен оком,
он все бежит, не отстает,
не отстает - от окон.

Но черный лес - наперерез!
Да огонек напорист,
он - через лес, он - через лес,
и догоняет поезд,

подмигивает: я - сейчас!
И как он не устанет? -
он спотыкается, сечась
о сучья и кустарник.

Гудок. Как видно поворот.
Обидно: не догонит.
Он - отстает. Он - вон! Он - вот!..

Разносят чай в вагоне.

[волжанка]

Прочитала все. Спасибо всем. Позвольте и мне добавить.
Автора не помню.
В преддверьи нового романа она смущается слегка
И капитан катамарана ей наливает коньяка.
он безупречен, вежлив, гибок
Считает долгом предложить с ней переспать...
И ночь ошибок ее сегодня закружит!
А я... Я правильная очень
И это видно за версту.
Я не привыкла шляться ночью
В курортном городе в порту.
Я так эффектна с белым бантом
На фоне моря голубом.
Уйду! И смотрит вслед команда,
И усмехается старпом.

Про гудки уже было. Жаль, что сейчас на Волге голоса теплоходов раздаются все реже и реже!

Как тревожно гудят пароходы
Приглашая в далекий путь!
И уходят они как годы,
Которых уже не вернуть.
Мерно щелкает газовый счетчик,
Спит свернувшись в калачик жена,
Но звезда свой оставила росчерк
На экране ночного окна.
Все в порядке: семья и работа,
И квартира, и жизнь, и уют.
Только ночью трубят пароходы
И уснуть до утра не дают.
***
Я верю: настоящие волжане
Попав на Днепр, Куру иль Енисей
Не растеряют в спешке обожанья
К прекрасной Волге - матери своей.
И чувствуя ее надежный локоть,
И пульс ее, и взгляд издалека
Не перестанут по-сыновьи "окать",
Тянуться к ней хотя бы в отпуска.
По Волго-Балту и по Волго-Дону
С душой открытой угодишь к друзьям.
В бассейне Волги семьдесят мильонов
Для дружества рожденных россиян.
О Волга! Цех горячий и обитель,
И песня, что сердца бросает в дрожь.
Не видел Волги - пол-страны не видел.
Без Волги и России не поймешь.
(есть и еще четверостишье. Не современное, но из песни слова не выкинешь!)
О Волга! Память о великом сыне
Октябрьской бурей всколыхнувшем Русь.
Живу на главной улице России
И в жизни видеть главное учусь.

Антонина Баева
Где Волга с Камой повстречались
На теплом камешке сижу
И разговор опять сначала
В который раз с ней завожу:
Ты, может, Волгушка, устала?
Знать - хлопотно и нелегко?
Ты здесь такою грузной стала,
А плыть до моря далеко...
Она согласно мне кивает:
И не легко, и далеко.
Да только сможет ли другая
Стать русской Волгою рекой?

[Ginger]

Алексей Цветков

***
По насыпям гуляет лето,
Пороша с тополя летит.
У станционного буфета
Колдует праздный аппетит.
Руки движение скупое,
Свистка незримая узда
Уже сгоняют с водопоя
Заспавшиеся поезда.
Провинциальная дремота,
Души невысказанный зов,
Вагоны дернуло, и кто-то
Поник под тяжестью узлов.
А ты сидишь, не беспокоясь,
И понимаешь наперед,
Что все равно попутный поезд
Отставших к ночи подберет.
Блуждает лето по дорогам,
И над тобой, не торопясь,
За норовистым Козерогом
Бредет усталый Волопас.
Товарняки проносит мимо,
У тополей печальный вид,
И светлый зной незаменимо
Над тихой станцией парит.


***
Опять в фаворе транспорт водный
Готовы склянки для битья.
Весенний лес полуголодный
Пронзает пленку забытья.

Меж берегов расправлен снова
Сирены судорожный вой.
Так недосказанное слово
В щели блуждает горловой.

Парок струится ядовитый,
И судно резвое бежит
Туда, где сонный Ледовитый
В хрустящей корочке лежит.

И сладко жизни продвигаться
По свету из конца в конец
Судами ранних навигаций
В синхронной музыке сердец.


***
Я научился понимать
Печаль природы безъязыкой,
Ботинок с рубчатой резиной
Над муравьем приподнимать.

Я вызнал трав сезонный рост,
Повадки знаков зодиака,
И легкий ветер-забияка
Предстал мне азбучен и прост.

Я без ошибки узнаю
Все, что мало и насекомо.
Наружный мир, как аксиома,
Проник во внутренность мою.

Но в ней понятия не те,
И трезвый ум, зубовный враг мой,
Как светлый нож под диафрагмой
В кровоточащей немоте.

И мы не скоро подберем,
Скользя по формулам полого,
Полсотни слов для диалога
Меж алгеброй и сентябрем.


***
Меня любила врач-нарколог,
Звала к отбою в кабинет.
И фельдшер, синий от наколок,
Во всем держал со мной совет.
Я был работником таланта
С простой гитарой на ремне.
Моя девятая палата
Души не чаяла во мне.

Хоть был я вовсе не политик,
Меня считали головой
И прогрессивный паралитик,
И параноик бытовой.
И самый дохлый кататоник
Вставал по слову моему,
Когда, присев на подоконник,
Я заводил про Колыму.
Мне странный свет оттуда льется:
Февральский снег на языке,
Провал московского колодца,
Халат и двери на замке.
Студенты, дворники, крестьяне,
Ребята нашего двора
Приказывали: "Пой, Бояне!" -
И я старался на ура.

Мне сестры спирта наливали
И целовали без стыда.
Моих соседей обмывали
И увозили навсегда.
А звезды осени неблизкой
Летели с облачных подвод
Над той больницею люблинской,
Где я лечился целый год.


***
у фонарного ночью столба
из кромешного мрака
неожиданно сбилась толпа
дтп или драка

чем им отдых всеобщий не свят
объясни мне бабуля
почему эти люди не спят
скопом кровь карауля

или смена им выпала в ночь
с перспективой отгула
может загодя вышли помочь
но прознали откуда

или всякое горе свое
счет слезам и обидам
тянет к горю как в копны жнивье
как опилки магнитом

я над горем своим не скорблю
над чужим не ликую
я себе среди ваших судьбу
не хочу никакую

[Ginger]

Анна Павловская

***
В квартире бабочка летала,
в углах металась.
Я просыпалась, засыпала
и просыпалась.

Ее воздушные касанья,
что легче дыма,
ужасным были наказаньем,
невыносимым.

Когда она ко мне на щеку
слетала тенью,
меня как будто било током
от отвращенья.

Была она, как мой порок,
неумолима,
как демон с вытертых досок
Иеронима.

Она зачем-то лапкой птичьей
меня касалась,
наверно, легкою добычей
я ей казалась.

Я начинала «Да воскреснет»,
сбивалась, злилась.
Я знала, утром все исчезнет,
а ночь все длилась.

[Ginger]

Олег Юрьев

ЧЕМ БЛИЖЕ К СЕВЕРУ

Чем ближе к северу, тем тишина яснее,
Тем треугольней бледная вода,
И искры звонкие в небесном самосее,
Как тыщи зябликов, летящих не туда.

Чем ближе к северу, тем плечи серебрее
У ив, глядящихся в пустые зеркала —
Тем ближе к острову, где дуб Гипербореи
Скалу последнюю опутал в два ствола.

Чем ближе к северу, тем зябче рты свирели
У губ закушенных, сочащих белый йод,
И пальцы бедные дрожат, засеверели,
На скользких дырочках, откуда смерть поет.


* * *
...туда и полетим, где мостовые стыки
Сверкают на заре, как мертвые штыки,
Где скачут заржавелые шутихи
По мреющему мрамору реки,

Где солнцем налиты железные стаканы,
Где воздух налету как в зеркале горит,
Где даже смерть любимыми стихами
Сквозь полотенца говорит.


О.М.

Ну а я — каб я жил под венец, под завязку,
Под качение сердца вовне,
Невесомой бы ночью на русскую пасху
Я бы в море ушел на челне.

И жестяный стесненный язык колоколен
Провожал бы скольженье мое,
От свободы сердечной я б сделался болен,
Как и всякий настигший ее.

От кого и к кому я не знаю дорога
В тишине, вышине, глубине...
Лишь негромкое пение русского бога,
Отдаляясь, сопутствует мне.

[OlgaVital]

Мы дети уличных кофеен...

Зоя Ященко
Мы дети уличных кофеен
Сидим, нахохлившись, втроем,
Считаем мелочь, как умеем
,И зерна черные жуем.
Наш друг прослыл Хемингуэем,
Он тоже жуткий кофеман.
И, прислонившись к батарее,
Он пишет уличный роман.
Давай-ка, пташечка,
Еще по чашечке,
Мы не в Швейцарии
С тобой живем.
Они стесняются И пьют наперстками,
А мы с тобою души отведем.
За занавеской вечереет
И в ритме блюза снег скрипит.
Народ в тепло валом валит,
Горячий кофе душу греет.
Отдав последние гроши,
Студент, надежды подающий,
Гадает на кофейной гуще
Как до стипендии дожить.
В углу играют на гитаре
Мотивчик бодрый и простой,
Уставший бармен варит, варит
Напиток вялою рукой.
Текут по крышам кофе-реки
И наводняют материк...
Он сонно сплющивает веки,
Он ко всему уже привык.
Давай-ка, пташечка,
Еще по чашечке,
Мы не в Швейцарии
С тобой живем.
Они стесняются
И пьют наперстками,
А мы по-русски души отведем.

[OlgaVital]

Зоя Ященко

По Оке гуляет ветер,
Солнце село за Окою.
Никому на этом свете
Нет ни счастья, ни покоя.

Бъется колокол старинный
На околице Тарусы.
А на шее у Марины
То ли камни, то ли бусы.

Вдоль Оки гуляют кони.
Волны катятся лазурно.
У Марины на ладони
Крест на линии Сатурна.

И любила и любили,
Замирали над строкою.
Только не остановили
У обрыва над рекою.

Опоздали на смотрины,
И ко гробу опоздали.
А под камнем у Марины
Сон исполненный печали.

Только птицы пролетают
У нее над головою.
Только строчки прорастают
Меж цветами и травою.

Никого на целом свете -
А ни пеших и ни пьяных.
И гуляют кони эти.
Под надрывы фортепьяно.

Вьются волосы - колечки,
А на платье пелерина.
Видишь, там, на том крылечке,
Дети - Ася и Марина.

По Оке гуляет ветер
Солнце село за Окою.
Никому на этом свете
Нет ни счастья, ни покоя.



Как трудно мне с тобою говорить с другого берега реки,
Ни слов не разобрать, ни разглядеть, что говорят твои глаза.
И под воду уходят друг за другом пониманья островки,
Все дальше к горизонту отступает отчужденья полоса.

Как трудно мне с тобою говорить в тени опущенных гардин,
Все это ни к чему, и ты устал от всех иллюзий и страстей.
Как хочется случайно раствориться в сонме женщин и мужчин,
Порхающих по комнатам, старательно играющих гостей.

Я буду яркой бабочкой на бархате слепого ночника,
А, может быть, бегонией на белом подоконнике твоем,
Пусти меня, пожалуйста, мне больно сжала кисть твоя рука,
Мне дальше этой комнаты не выпорхнуть со сломанным крылом.

Ты все раздашь до ниточки вздыхающим соседям и друзьям,
И громко хлопнув дверью, ты оставишь этот город навсегда.
Ты будешь дальним парусом, блуждающим по призрачным морям,
Я буду вольной рыбкою, попавшей в золотые невода.

[Ginger]

Алексей Решетов

МАМА

Ты слышишь, мама, я пришел –
Твой милый мальчик, твой Алеша.
Нигде я, мама, не нашел
Таких людей, как ты, хороших.
Руками желтыми всплесни:
Какое солнце над востоком!
Не бойся, мама, мы одни
На этом кладбище жестоком.
Уж сколько зим – не знаю сам
Скребется вьюга по окошку.
А ты все бродишь по лесам,
Сбираешь ягоду морошку...

***
Когда стихи не пишутся, когда
Вино не греет, женщина не дразнит
Своей походкой легкой – не беда,
Еще придет твой звездный час, твой праздник.
Сколь ни плотны бывают облака,
За ними где-то солнышко алеет.
Еще придет желанная строка,
И женщина себя не пожалеет,
Пригубь и пей, и выпей до глотка.
Беда непоправимая не та,
В которую мы встречных посвящаем,
А та, когда гранитная плита
Придавит грудь, – а мы не ощущаем.

ДЕЛЬФИНЫ
В. Михайлюку

Дельфины, милые дельфины,
Мы вас научимся беречь –
Уже почти до половины
Мы понимаем вашу речь.
О разыгравшиеся дети!
Вас не обидят корабли,
И вашей кровью красить сети
Отвыкнут жители земли.
И вы, поэты, как дельфины,
Не избегайте с нами встреч –
Уже почти до половины
Мы понимаем вашу речь.

***
Кофточка застенчивого цвета,
Под косынкой – золотая рожь.
Женщина, тиха, как бабье лето,
Протянула запотевший ковш.
Ничего она мне не сказала,
Просто поспешила напоить...
Петь устала, говорить устала,
Только нежной не устала быть.

[Ginger]

Алексей Решетов

ЗЕМЛЯ

В ней золотые жилы не устали
Ждать, что за ними дерзкие придут.
В ней кости и зеленые медали
Солдат, которых девушки не ждут.
В ней все, в земле: начало радуг, хлеба,
Тонюсенькой черемухи, ручья...
И эту землю на седьмое небо,
Живой и мертвый, не сменяю я.

***
В простонародном страхе
Я на банкете ем
Бульон из черепахи
Салат из хризантем.
О, русская черняшка
С владимирских полей,
Хоть весело, хоть тяжко,
Ты мне всего милей!

***
На берегу дороги дальней,
Седой бродяга, блудный сын,
За голос матушки печальной
Я принимаю шум осин.
Я в черный день не без призора:
И в чистом поле небеса,
И во сыром бору озера –
Ее усталые глаза.
Я глажу реденькие злаки,
Внимаю шороху ветвей,
И хорошо мне, бедолаге,
С бессмертной матушкой моей.

***
Мы в детстве были. много откровенней:
– Что у тебя на завтрак?
– Ничего.
– А у меня хлеб с маслом и вареньем.
Возьми немного хлеба моего...
Года прошли, и мы иными стали,
Теперь никто не спросит никого:
– Что у тебя на сердце? Уж не тьма ли?
Возьми немного света моего...

[Ginger]

Алексей Решетов

СТИХИ О ВОЕННОМ ДЕТСТВЕ

1
Я из черного теста,
из пепла войны,
И стихи мои, как погорельцы, грустны.
Лишь закрою глаза,
и опять я – малец,
В неокрепшее темечко
метит свинец.
И несет почтальон
на потертом ремне
Безотцовщину черную
брату и мне.

2
Никогда не забуду,
как во время войны
Из картошки из мерзлой
мать пекла деруны.
Деруны на олифе
и сластят, и горчат,

Но и этому рады
я и старший мой брат.
Мы сидим в одеялах,
за окошком мороз.
Письмоносец соседке
«смертью храбрых...» – принес.
И она прибежала к нам –
белее стены.
Мать ее утешает...
И горят деруны.

3
Война прошла, прошла война,
Но барабанным перепонкам
Казалась странной тишина,
Обманчивой, чрезмерно полной.
На кровью политых полях
Уже пшеницу убирали,
Но все еще в госпиталях
Солдаты наши умирали.

БЕРЕЗЫ

Как стойко держались березы
В суровые дни, в январе,
А нынче – весенние слезы
Бегут и бегут по коре.
Так женщины наши в груди
Тревоги и горести прячут,
А если и плачут, то плачут,
Когда уже все позади.

***
Я был пацаном голопятым,
Но память навек сберегла,
Какая у нас в сорок пятом
Большая Победа была.
Какие стояли денечки,
Когда, без вина веселя,
Пластинкой о синем платочке
Вращалась родная земля.

[Ginger]

Владимир Гандельсман

* * *
...так осенью проехать мимо школы
своей, так под лопаткою укол, и
так очередь дрожит в медкабинет
эмалевый, так дни перед осмотром
с желтеющей листвой, с карминным кортом,
с тоской дистиллированной тех лет,

так пахнет, проступая из тумана,
сад осени больницей Эрисмана,
так гулко осыпается трамвай,
так розовых солдат плывет колонна,
как в ауре, в парах одеколона,
Патрокл, Агамемнон, Менелай,

так хочется запоем, жизнь приблизив,
все перечислить, смыслом не унизив,
так города избыточен размах
вернувшемуся с дачи, так хватает
он воздух из такси, и так не знает,
зачем он возвращается в слезах...

[loric]

Галактика своей голубизной
Медузу мне напоминает,
И купол бледно-голубой
Таинственно во тьму роняет.
И к берегу ее прибой
Волной подносит чуть небрежно,
И вдруг осев, ее остов,
Белеет щупальцами нежно.

Еще порыв, еще волна,
И, будто нехотя, случайно,
Она безжизненно лежит,
Причудлива необычайно.
Как та галактика в ночи,
Что так сложна, непостижима...
Медуза, правду расскажи,
Ты, как и все- необъяснима?

*****
Пульсирующий свет далеких цефеид
Напоминает нам биение сердец.
Вселенной изучаем алфавит
Заглядывая в звезд ее ларец.
Они подобны крупным бриллиантам
Своею красотой пленяют взор.
Читаем книгу неба – фолиант,
Ее рисунков сказочен узор.
Понять бы знаки звезд ,их письмена
Себя определить под их сияньем
Даем новорожденным имена
Как звездам ,их судьбе названье.

[Ginger]

Михаил Исаковский

Вишня

В ясный полдень, на исходе лета,
Шёл старик дорогой полевой;
Вырыл вишню молодую где-то
И, довольный, нёс её домой.

Он глядел весёлыми глазами
На поля, на дальнюю межу
И подумал: «Дай-ка я на память
У дороги вишню посажу.

Пусть растёт большая-пребольшая,
Пусть идёт и вширь и в высоту
И, дорогу нашу украшая,
Каждый год купается в цвету.

Путники в тени её прилягут,
Отдохнут в прохладе, в тишине,
И, отведав сочных, спелых ягод,
Может статься, вспомнят обо мне.

А не вспомнят — экая досада, —
Я об этом вовсе не тужу:
Не хотят — не вспоминай, не надо, —
Всё равно я вишню посажу!»
1940

Валентин Берестов

***
Любили тебя без особых причин
За то, что ты - внук,
За то, что ты - сын,
За то, что малыш,
За то, что растёшь,
За то, что на папу и маму похож.
И эта любовь до конца твоих дней
Останется тайной опорой твоей.