Твитнуть
Здесь упоминается "Морской -9" в период работы на Енисее.
ИЗ ПОРОДЫ РУССКИХ МЕХАНИКОВ
Вот так время рассудило двух механиков, отца и сына: одному досталась императорская яхта, другому - баржи с невольниками, углем, лесом...
Петербургский мальчик Родя Раскольников видел, как били лошадь, и этот детский ужас, через много лет, вернувшись во сне, заставил Родю отомстить за поруганное человечество - убить злую старуху.
Красноярский мальчик Коля_Ефремов видел то же, что и Родя: двое мужиков на затоне нещадно лупили савраску за то, что не могла никак лесину из воды вытащить. Очень сильно били...
Этот случай он запомнил на всю жизнь, но ни тогда, ни потом не стал мстить и убивать старух. За ночь с пацанами он, подобрав нужные детали, починил ворот, стоявший на берегу с незапамятных времен, зацепил бревно веревкой и вытащил на берег. И на утро, когда пришли мужики, бить лошадь уже не было надобности. А к Коле Ефремову приклеилось прозвище "инженер". Но прозвище это он получил лет в двенадцать, все же остальное, что стало его жизнью, "приклеилось" еще раньше - с рождения. Мать его служила на пароходе "Обь" коком, отец - судовым механиком. Николай Николаевич Ефремов родился па этом пароходе в1912" году на пути из Минусинска в Красноярск. Родился он под грохот паровых машин, отлаженных его отцом так, что "адмиралтейское" судно стало ходить в три раза быстрее. Из-за такой "головокружительной" скорости местное начальство проморгало прибытие начальства вышестоящего, за что и выразило свое неудовольствие шибко старательному судовому механику. И так же, как Ефремову-старшему, младшему еще надолго хватит двух вещей - начальственного недовольства и грохота машин в чреве судна, идущего по реке: все это сопровождало отца и сына Ефремовых пожизненно. Это был тот редкий случай, когда судьба встречается с особой человеческой породой.
Отец его, Николай Никитич Ефремов, принадлежал к рабочей аристократии, к породе родовитых российских мастеровых, почти вымершей сейчас. Десять лет он служил на Балтике под началом адмирала Макарова, был в Гельсингфорсе (Хельсинки), где строились корабли для российского флота. Это, как говорят, официальная версия. Лишь через несколько десятков лет, когда нашлись дневники отца, стало известно и другое; он служил механиком на императорской яхте "Штандарт", ходил в Италию, Францию, Англию. Нетрудно догадаться, почему он умалчивал об этом: в глазах народной власти механик с императорской яхты мог бы стать чуть ли не правой рукой "кровавого Николая". Но до свержения августейшего владельца "Штандарта" и прихода новой власти оставалось еще время - несколько спокойных лет в жизни хорошего судового механика и его семьи.
Очаровавшись рассказами ходоков о том, что в Сибири манна сыплется с небес, а на деревьях растут калачи, Николай Никитич начал новую жизнь на Енисее - великая река всегда даст моряку возможность прокормиться. Механик с первых же дней показал себя --доставил на ноги одряхлевший пароход "Лена", за что получил повышение: его перевели на пароход "Обь", который, как уже было сказано, возил высокое начальство и считался "флагманом". А судно, как вспоминают, было роскошное - каюты из дуба, отделанные бархатом... Зарабатывал механик Ефремов 150 рублен в месяц, этого вполне хватало для того, чтобы семья из 11 человек не знала никаких проблем с питанием и жильем.
Гражданская война и новая власть поднесли этой семье ту же чарку, что и веси России, - расстрелы и голод. Одного его дядю - Алексея - расстреляли белые, якобы за инакомыслие, хотя политикой он не занимался. Потом пришли красные и на второй день своей власти расстреляли другого дядю - Андрея; сын крестьянина, он участвовал в Брусиловском прорыве и был произведен и офицеры. А раз офицер (хоть и крестьянское I происхождения)- тут уж к стенке без разговоров... Это был Красноярск 1919 года.
А в двадцатом поджидал голод. Не было ни еды, ни денег, ни транспорта, ни топлива. Корабли стояли, Ефремов-старший остался без работы. Для Николая Николаевича хлеб двадцатого года - одно из самых ясных воспоминаний детства. Привез этот хлеб - целый пуд - крестьянин Иван Николаевич Римский за жатку-"лобогрейку", которую починили отец и сын Ефремовы. Через шестьдесят лет Ефремов-сын стоял на месте, дома этого крестьянина, сгинувшего вместе с семьей и всем, что нажил, - хозяина расстреляли, жена .умерла на пути в Игарку, бабушка и две дочери - уже там.
И когда Николаи Ефремов вырос в настоящего судового механика, он сам в 29-м году водил баржи, до отказа набитые лучшей "крестьянской костью", которой и умереть суждено было за то, что она лучшая. К 36-му году схлынула волна раскулаченных и пошли заключенные. На Злобино - примерно, там, где сейчас "барахолка" - был "невольничий рынок". С поездов зеков перегружали на баржи и везли в лагеря. Вот так время рассудило двух механиков, отца и сына: одному досталась императорская яхта, другому - баржи с невольниками. И не только с ними.
- С 18-19 лет я систематически нарушал инструкции, - говорит Николай Николаевич. - Они казались мне нелепыми. В тридцать первом мне приписывали саботаж, но все-таки сходило с рук...
Сейчас ему восемьдесят один год и живет он, как сам говорит, "дай бог каждому", а это лучшее доказательство того, что с рук ему действительно сходило. Выученный брандмейстером Галкиным, он в одиночку тушил пожар на пароходе. Сошло... Потом у судна на ходу отвалился мотор (автомобильный "Паккард"), и местный начальник, по фамилии Сергиенко, уже строчил на него бумагу. Опять сошло... Кажется, что только благосклонностью фортуны можно объяснит!, то, что такие люди выживали в условиях "семибалльного" абсурда и умудрялись делать свое дело.
Он поступил механиком на теплоход "Красноярский рабочий". Ходили в Дудинку - туда везли груженые баржи, обратно - порожняк... И так раз за разом. Командовал теплоходом капитан Лиханский.И тут будто проклятье нависло над теплоходом. Пришли из очередного рейса, а капитана уже "черный ворон" поджидает. Сгинул капитан. Поставили другого - Меркушева; и его но возвращении из Дудинки дожидался "воронок". И потому, как брали всегда самых лучших и знающих, то капитанствовать на "Красноярском рабочем" стало некому. А НКВД дозарезу надо было, чтобы пароходы ходили, а как - не их забота - там ведь одно правило было: если зайца лупить, он и гвозди забивать научится... Из более-менее сведущих людей остался один - лоцман Ямщиков Ефим Карпыч, старик 60 лет, неграмотный. И хотя не может, да и права не имеет лоцман управлять кораблем, в НКВД пригрозили "воронком", и Ефим Карпыч велел начинать погрузку. Пока грузили, к Ефремову прибежала сестра: "Отца взяли..."
Как и следовало ожидать, теплоход и шедшие за ним двенадцать барж отклонились от фарватера и затонули. В 38-ом году аварий не было - были диверсии, а перекрыть движение на Енисее считалось диверсией особенной, слишком коварной, что ли, со всеми вытекающими последствиями. "Я посмотрел списки команды, - рассказывает Николай Николаевич, - так и есть - у кого отец раскулачен, у кого арестован..." Так . что и "злобная физиономия вражеской организации" уже была готова для будущего суда. А пока сидели на мели, в Красноярске мигом соорудили общественное мнение - митинги собирали; смотрите, мол, что враги народа вытворяют. А "врагов" обложили, как волчье семейство (даже энкавэдэшника прислали - следить, чтоб не сбежал никто), и ни малейшего шанса сняться с мели не давали. От беспрерывной работы насосов воды не убывало - не хватало мощности. Однако знал механик Ефремов, что на одной из барж есть японский насос, по мощности превосходивший все наши, вместе, взятые. Но взять что-то из груза значило, как минимум, лет десять "заработать". На все запросы в пароходство получили отказ; да и не мудрено - пока ходили в Дудинку и обратно, в пароходстве трое начальников сменилось. Последним какой-то студент оказался - где же ему, бедному, в ситуацию вникнуть...
- Ну, что было делать... Составили мы подложную телеграмму, будто нам разрешили взять этот насос, пошли на берег, в деревню, накупили там водки - ее тогда в трехлитровых бутылках продавали, - закуски и со всем этим пошли на баржу. Напоили вусмерть шкипера, взяли насос - и через сутки движение на Енисее восстановилось. За такую смекалку Ефремова тут же "поощрили": стрелок сзади, стрелок спереди - и в Красноярск. А в городе опять будто с рук сошло - посидел он в тюрьме (потом лишь узнал, что в одной из камер находится его отец) и был выпущен на волю под расписку о невыезде. Это капитан-наставник Иосиф Перельман слово замолвил: "Если бы не Ефремов, мы до сих пор там бы и сидели".
- А ночью приехал ко мне дальний родственник, он водителем на "воронке" работал и говорит: ты меня не видел и не слышал, но завтра за тобой придут...
Ефремов собрался и уехал в Томск, и его не искали. Это был один из парадоксов системы: хватала она цепко, без причины, и без причины могла отпустить; она хватала людей горстями - Николаю Ефремову удалось проскочить между пальцев. Но проскочить удавалось не всем...
Капитан Константин Мицайк - привозил в Красноярск Нансена. Написанной им лоцией пользуются до сих пор Был арестован, но - Бог миловал - вышел на волю. Лучший енисейский капитан Перевалов - сидел в лагерях; механики братья Булычевцевы - не вернулись из лагерей; механик Парушев, первый начальник затона и пароходства - погиб в лагерях; механик Вакутин - не вернулся; механик Лыжин (дядя Н. Н. Ефремова) - расстрелян... (Это лишь те имена, которые Николай Николаевич назвал по памяти, застигнутый врасплох моим вопросом (А. Г.)
* * *
Слушая об этом, пытаясь понять то, что было, вычленить из абсурда хоть каплю логики и смысла, трудно не впасть в крайности. В порыве великодержавного мазохизма мы забиваем себя в угол "открытиями", одно ужаснее другого: мы империалисты, поработители Европы, мы сродни диким народам, наш генофонд безнадежно испорчен, мы воры, пьяницы, лентяи, тупицы, приспособленцы, трусы - "совки", одним словом... Начитавшись "умных" статей, остается лишь пить валерьянку и удивляться, как мы, истребив лучших, испоганив землю, еще живы до сих пор? А то, что победили в войне, отстроили (какую-никакую) промышленность, первыми полетели в космос - уже не за достижение сходит, а за недоразумение какое-то Неужели только полудармовому труду "на благо общества", битью и понуканию (то, что сейчас вспоминают как былую "стабильность") мы обязаны тем, что у нас есть? Почему многие из тех, кто открыто тосковал по свободному труду, ринулись к легкому, неживому хлебу - митинговать и торговать мороженым? И кажется, что из всех ответов на вопрос - за счет чего живем? - остается только один: мы держимся на плаву за счет остатков всего лучшего и здорового, что было в народе до тех пор, пока его не заставили подтаскивать камень к лошади, вместо того чтобы подводить лошадь к камню. И еще были люди, которые несли в себе это лучшее, не только в упрямстве ума и воли, но и в крови. Поэтому вполне можно допустить, что сын царского механика Николай Николаевич Ефремов мог бы и не продолжить отцовскую линию, но стать плохим механиком он не мог. С одной стороны, таких людей ценили и даже гордились ими, но с другой... слишком часто смахивали они на белых ворон, которым "больше всех надо"... Сейчас, на пенсии, видимо, ища хоть какого-то применения своим нынешним трудам, он составляет нечто вроде реестров под заголовком "Мероприятия, выполненные инженером-механиком Н. Н. Ефремовым в период с... по...". Многие из пунктов начинаются со слова "доказал".
"В 1963 году доказал начальнику инспекции Морского регистра СССР т. Цыбулину А. М. нецелесообразность изготовления громоздких металлических переборок на 29 строящихся кораблях типа "река-море"... При этом получена экономия около 490 тыс. финских марок ..."
"В 1968 г. на теплоходе "Морской-9" произошла крупная авария... При достаточной видимости корабль с полного хода был посажен на каменную гряду... Доказал финской инспекции, что наш русский гирокомпас работал без отклонений. Государство было избавлено от уплаты неустойки в сумме 500 тыс. финских марок".
Чтобы доказать возможность доставки грузов в пункты восточного сектора Арктики без использования атомоходов-гигантов на кораблях "река-море", построенных на Красноярском судостроительном заводе, прошел на теплоходе "Якутск" нелегально до устья рек Хатанги, Яны, Индигирки и Колымы... В море Лаптевых и Восточно-Сибирском море попадали в шторм 6-8 баллов, и теплоход "Якутск" выдержал испытание на волне, не имея подкрепления в корпусе... За нарушение сроков командировки я получил "строгий выговор".
Работая в Финляндии старшим наблюдателем за постройкой судов, он получил "строгий выговор" за то, что, вопреки приказу торгпреда Мельникова, тушил пожар на советском судне и доказал, что ликвидировать пожар можно в одиночку.
("Строгача" - только в несколько ином виде - получила и жена чересчур инициативного механика, Валентина Аркадьевна, четыре года бесплатно лечившая детей и моряков города Турку. Директор верфи г-н Виллен назначил ее "крестной" при спуске корабля "Морской-7", а в благодарность за работу вручил золотой браслет. Торгпред Мельников браслет изъял).
Тогда же, в 68-м, он нелегально проник из Финляндии в Швецию, чтобы за два часа до отправления парома узнать все, что можно, о дизеле фирмы "Скандия Вабис", работающем 22 навигации без ремонта. (Наших хватало только на четыре-пять). Подшипник, который он сконструировал по типу шведского, так и не внедрили у нас, и дизель по-прежнему ремонтируют (или выбрасывают) после каждых четырех навигаций. Не доказал...
Тогда же Ефремов доказывал, что корпуса ледоколов разрушаются вовсе не из-за плохих качеств нашей стали (как утверждали финны и немцы) а по причине "блуждающих токов". Позднее это явление подтвердила академическая наука, а тогда эти доказательства закончились для инженера-механика плачевно: письмо на имя министра внешней торговли было вскрыто в Хельсинки, и Ефремова из Финляндии отозвали - дескать, не лезь, куда не просят.
"По причине некомпетентности и ограниченных знаний работников торгпредства наше государство понесло убытки в 50 млн. финских марок. В эпоху развитого социализма такое равнодушное отношение к специалистам было повсеместно..." - запишет позднее в своих "Мероприятиях..." инженер-механик Ефремов.
Но и на родине, где от шведских и финских механиков, работавших в белых халатах (а не по уши в масле), остались у него лишь воспоминания, он без обид и с прежним упорством делает свое дело, не боясь на себя брать ответственность - порой огромную. И доказывать, доказывать... Он доказывает руководству завода, что на кораблях нужно ставить токарные станки, чтоб на месте вытачивать нужные детали; что гребные винты при ремонте можно снимать в 400 тысяч (!) раз быстрее -взрывным устройством; что овощи в северные порты можно везти, не перегружая их с судна на судно, пока они не превратятся в кашу...
Еще до Финляндии, в 1953 году, он буквально вырвал полмиллиона рублей для осуществления своего давнего замысла - переоборудования речного судна в корабль класса "река-море", каких еще в стране не было. Вместе с товарищами он ставил новые дизели, переделывая внутренность теплохода "Енисейск". Расклад по тем временам обычный: либо - пан, либо - пропал. Однажды ему позвонили, и чей-то "ласковый" голос зазвучал в трубке; мол, готовь, Ефремов, пятьсот тыщ или суши сухари - "Енисейск" твой по течению несет... Прибежав на теплоход, он понял свою главную ошибку - слишком легким оказались дизели, слишком мала осадка: винты, работавшие почти впустую, не могли справиться с течением. "Енисейск" несло на глазах высокой комиссии, и уже где-то в инстанциях составлялись на инженера бумаги в суд... Но спасла все та же невероятная, полубезумная вещь - российская смекалка. Инженер приказал (опять же под свою ответственность) накачать воды в машинное отделение. И судно пошло против течения - и хорошо пошло. Судьбе угодно было, чтобы в тот момент по набережной прогуливался с женой очень большой начальник: он видел, как резво пошел "Енисейск", выматерился потом и бумаги в суд порвал. Так что правило "подальше от начальства, поближе к кухне" - не всегда правило. И не для всех.
Рассказывая о Николае Николаевиче Ефремове, нет нужды развивать тему "гений и
злодейство". Все это - рассказ о буднях, о тонкой проволоке, по которой вынужден был ходить человек умелый, самостоятельный и неравнодушный. И что-то не верится, что будни эти стали ярче, а проволока превратилась в дорогу, когда без стимулов и материальной заинтересованности нет смысла и с постели вставать... А он работает до сих пор: двигает идеи, которые не торопятся внедрять, пишет статьи, которые не торопятся печатать... Его, более 60 лет жизни отдавшего флоту, исходившего Енисей и северные моря, не то что в школы - даже в речное училище не пригласили ни разу. А говорят, что флот держится традициями...
Конечно,' дилетанту трудно понять его трактаты о дизелях, "блуждающих токах", полезной работе гребного винта ледокола и т.д., но все же видно, как проступает в этом собранном старике печальный образ тульского мастера, уносившего с собой что-то очень простое и важное - "англичане ружья кирпичом не чистят..."
Александр ГРИГОРЕНКО. Вечерний Красноярск 21.04.93
ИЗ ПОРОДЫ РУССКИХ МЕХАНИКОВ
Вот так время рассудило двух механиков, отца и сына: одному досталась императорская яхта, другому - баржи с невольниками, углем, лесом...
Петербургский мальчик Родя Раскольников видел, как били лошадь, и этот детский ужас, через много лет, вернувшись во сне, заставил Родю отомстить за поруганное человечество - убить злую старуху.
Красноярский мальчик Коля_Ефремов видел то же, что и Родя: двое мужиков на затоне нещадно лупили савраску за то, что не могла никак лесину из воды вытащить. Очень сильно били...
Этот случай он запомнил на всю жизнь, но ни тогда, ни потом не стал мстить и убивать старух. За ночь с пацанами он, подобрав нужные детали, починил ворот, стоявший на берегу с незапамятных времен, зацепил бревно веревкой и вытащил на берег. И на утро, когда пришли мужики, бить лошадь уже не было надобности. А к Коле Ефремову приклеилось прозвище "инженер". Но прозвище это он получил лет в двенадцать, все же остальное, что стало его жизнью, "приклеилось" еще раньше - с рождения. Мать его служила на пароходе "Обь" коком, отец - судовым механиком. Николай Николаевич Ефремов родился па этом пароходе в1912" году на пути из Минусинска в Красноярск. Родился он под грохот паровых машин, отлаженных его отцом так, что "адмиралтейское" судно стало ходить в три раза быстрее. Из-за такой "головокружительной" скорости местное начальство проморгало прибытие начальства вышестоящего, за что и выразило свое неудовольствие шибко старательному судовому механику. И так же, как Ефремову-старшему, младшему еще надолго хватит двух вещей - начальственного недовольства и грохота машин в чреве судна, идущего по реке: все это сопровождало отца и сына Ефремовых пожизненно. Это был тот редкий случай, когда судьба встречается с особой человеческой породой.
Отец его, Николай Никитич Ефремов, принадлежал к рабочей аристократии, к породе родовитых российских мастеровых, почти вымершей сейчас. Десять лет он служил на Балтике под началом адмирала Макарова, был в Гельсингфорсе (Хельсинки), где строились корабли для российского флота. Это, как говорят, официальная версия. Лишь через несколько десятков лет, когда нашлись дневники отца, стало известно и другое; он служил механиком на императорской яхте "Штандарт", ходил в Италию, Францию, Англию. Нетрудно догадаться, почему он умалчивал об этом: в глазах народной власти механик с императорской яхты мог бы стать чуть ли не правой рукой "кровавого Николая". Но до свержения августейшего владельца "Штандарта" и прихода новой власти оставалось еще время - несколько спокойных лет в жизни хорошего судового механика и его семьи.
Очаровавшись рассказами ходоков о том, что в Сибири манна сыплется с небес, а на деревьях растут калачи, Николай Никитич начал новую жизнь на Енисее - великая река всегда даст моряку возможность прокормиться. Механик с первых же дней показал себя --доставил на ноги одряхлевший пароход "Лена", за что получил повышение: его перевели на пароход "Обь", который, как уже было сказано, возил высокое начальство и считался "флагманом". А судно, как вспоминают, было роскошное - каюты из дуба, отделанные бархатом... Зарабатывал механик Ефремов 150 рублен в месяц, этого вполне хватало для того, чтобы семья из 11 человек не знала никаких проблем с питанием и жильем.
Гражданская война и новая власть поднесли этой семье ту же чарку, что и веси России, - расстрелы и голод. Одного его дядю - Алексея - расстреляли белые, якобы за инакомыслие, хотя политикой он не занимался. Потом пришли красные и на второй день своей власти расстреляли другого дядю - Андрея; сын крестьянина, он участвовал в Брусиловском прорыве и был произведен и офицеры. А раз офицер (хоть и крестьянское I происхождения)- тут уж к стенке без разговоров... Это был Красноярск 1919 года.
А в двадцатом поджидал голод. Не было ни еды, ни денег, ни транспорта, ни топлива. Корабли стояли, Ефремов-старший остался без работы. Для Николая Николаевича хлеб двадцатого года - одно из самых ясных воспоминаний детства. Привез этот хлеб - целый пуд - крестьянин Иван Николаевич Римский за жатку-"лобогрейку", которую починили отец и сын Ефремовы. Через шестьдесят лет Ефремов-сын стоял на месте, дома этого крестьянина, сгинувшего вместе с семьей и всем, что нажил, - хозяина расстреляли, жена .умерла на пути в Игарку, бабушка и две дочери - уже там.
И когда Николаи Ефремов вырос в настоящего судового механика, он сам в 29-м году водил баржи, до отказа набитые лучшей "крестьянской костью", которой и умереть суждено было за то, что она лучшая. К 36-му году схлынула волна раскулаченных и пошли заключенные. На Злобино - примерно, там, где сейчас "барахолка" - был "невольничий рынок". С поездов зеков перегружали на баржи и везли в лагеря. Вот так время рассудило двух механиков, отца и сына: одному досталась императорская яхта, другому - баржи с невольниками. И не только с ними.
- С 18-19 лет я систематически нарушал инструкции, - говорит Николай Николаевич. - Они казались мне нелепыми. В тридцать первом мне приписывали саботаж, но все-таки сходило с рук...
Сейчас ему восемьдесят один год и живет он, как сам говорит, "дай бог каждому", а это лучшее доказательство того, что с рук ему действительно сходило. Выученный брандмейстером Галкиным, он в одиночку тушил пожар на пароходе. Сошло... Потом у судна на ходу отвалился мотор (автомобильный "Паккард"), и местный начальник, по фамилии Сергиенко, уже строчил на него бумагу. Опять сошло... Кажется, что только благосклонностью фортуны можно объяснит!, то, что такие люди выживали в условиях "семибалльного" абсурда и умудрялись делать свое дело.
Он поступил механиком на теплоход "Красноярский рабочий". Ходили в Дудинку - туда везли груженые баржи, обратно - порожняк... И так раз за разом. Командовал теплоходом капитан Лиханский.И тут будто проклятье нависло над теплоходом. Пришли из очередного рейса, а капитана уже "черный ворон" поджидает. Сгинул капитан. Поставили другого - Меркушева; и его но возвращении из Дудинки дожидался "воронок". И потому, как брали всегда самых лучших и знающих, то капитанствовать на "Красноярском рабочем" стало некому. А НКВД дозарезу надо было, чтобы пароходы ходили, а как - не их забота - там ведь одно правило было: если зайца лупить, он и гвозди забивать научится... Из более-менее сведущих людей остался один - лоцман Ямщиков Ефим Карпыч, старик 60 лет, неграмотный. И хотя не может, да и права не имеет лоцман управлять кораблем, в НКВД пригрозили "воронком", и Ефим Карпыч велел начинать погрузку. Пока грузили, к Ефремову прибежала сестра: "Отца взяли..."
Как и следовало ожидать, теплоход и шедшие за ним двенадцать барж отклонились от фарватера и затонули. В 38-ом году аварий не было - были диверсии, а перекрыть движение на Енисее считалось диверсией особенной, слишком коварной, что ли, со всеми вытекающими последствиями. "Я посмотрел списки команды, - рассказывает Николай Николаевич, - так и есть - у кого отец раскулачен, у кого арестован..." Так . что и "злобная физиономия вражеской организации" уже была готова для будущего суда. А пока сидели на мели, в Красноярске мигом соорудили общественное мнение - митинги собирали; смотрите, мол, что враги народа вытворяют. А "врагов" обложили, как волчье семейство (даже энкавэдэшника прислали - следить, чтоб не сбежал никто), и ни малейшего шанса сняться с мели не давали. От беспрерывной работы насосов воды не убывало - не хватало мощности. Однако знал механик Ефремов, что на одной из барж есть японский насос, по мощности превосходивший все наши, вместе, взятые. Но взять что-то из груза значило, как минимум, лет десять "заработать". На все запросы в пароходство получили отказ; да и не мудрено - пока ходили в Дудинку и обратно, в пароходстве трое начальников сменилось. Последним какой-то студент оказался - где же ему, бедному, в ситуацию вникнуть...
- Ну, что было делать... Составили мы подложную телеграмму, будто нам разрешили взять этот насос, пошли на берег, в деревню, накупили там водки - ее тогда в трехлитровых бутылках продавали, - закуски и со всем этим пошли на баржу. Напоили вусмерть шкипера, взяли насос - и через сутки движение на Енисее восстановилось. За такую смекалку Ефремова тут же "поощрили": стрелок сзади, стрелок спереди - и в Красноярск. А в городе опять будто с рук сошло - посидел он в тюрьме (потом лишь узнал, что в одной из камер находится его отец) и был выпущен на волю под расписку о невыезде. Это капитан-наставник Иосиф Перельман слово замолвил: "Если бы не Ефремов, мы до сих пор там бы и сидели".
- А ночью приехал ко мне дальний родственник, он водителем на "воронке" работал и говорит: ты меня не видел и не слышал, но завтра за тобой придут...
Ефремов собрался и уехал в Томск, и его не искали. Это был один из парадоксов системы: хватала она цепко, без причины, и без причины могла отпустить; она хватала людей горстями - Николаю Ефремову удалось проскочить между пальцев. Но проскочить удавалось не всем...
Капитан Константин Мицайк - привозил в Красноярск Нансена. Написанной им лоцией пользуются до сих пор Был арестован, но - Бог миловал - вышел на волю. Лучший енисейский капитан Перевалов - сидел в лагерях; механики братья Булычевцевы - не вернулись из лагерей; механик Парушев, первый начальник затона и пароходства - погиб в лагерях; механик Вакутин - не вернулся; механик Лыжин (дядя Н. Н. Ефремова) - расстрелян... (Это лишь те имена, которые Николай Николаевич назвал по памяти, застигнутый врасплох моим вопросом (А. Г.)
* * *
Слушая об этом, пытаясь понять то, что было, вычленить из абсурда хоть каплю логики и смысла, трудно не впасть в крайности. В порыве великодержавного мазохизма мы забиваем себя в угол "открытиями", одно ужаснее другого: мы империалисты, поработители Европы, мы сродни диким народам, наш генофонд безнадежно испорчен, мы воры, пьяницы, лентяи, тупицы, приспособленцы, трусы - "совки", одним словом... Начитавшись "умных" статей, остается лишь пить валерьянку и удивляться, как мы, истребив лучших, испоганив землю, еще живы до сих пор? А то, что победили в войне, отстроили (какую-никакую) промышленность, первыми полетели в космос - уже не за достижение сходит, а за недоразумение какое-то Неужели только полудармовому труду "на благо общества", битью и понуканию (то, что сейчас вспоминают как былую "стабильность") мы обязаны тем, что у нас есть? Почему многие из тех, кто открыто тосковал по свободному труду, ринулись к легкому, неживому хлебу - митинговать и торговать мороженым? И кажется, что из всех ответов на вопрос - за счет чего живем? - остается только один: мы держимся на плаву за счет остатков всего лучшего и здорового, что было в народе до тех пор, пока его не заставили подтаскивать камень к лошади, вместо того чтобы подводить лошадь к камню. И еще были люди, которые несли в себе это лучшее, не только в упрямстве ума и воли, но и в крови. Поэтому вполне можно допустить, что сын царского механика Николай Николаевич Ефремов мог бы и не продолжить отцовскую линию, но стать плохим механиком он не мог. С одной стороны, таких людей ценили и даже гордились ими, но с другой... слишком часто смахивали они на белых ворон, которым "больше всех надо"... Сейчас, на пенсии, видимо, ища хоть какого-то применения своим нынешним трудам, он составляет нечто вроде реестров под заголовком "Мероприятия, выполненные инженером-механиком Н. Н. Ефремовым в период с... по...". Многие из пунктов начинаются со слова "доказал".
"В 1963 году доказал начальнику инспекции Морского регистра СССР т. Цыбулину А. М. нецелесообразность изготовления громоздких металлических переборок на 29 строящихся кораблях типа "река-море"... При этом получена экономия около 490 тыс. финских марок ..."
"В 1968 г. на теплоходе "Морской-9" произошла крупная авария... При достаточной видимости корабль с полного хода был посажен на каменную гряду... Доказал финской инспекции, что наш русский гирокомпас работал без отклонений. Государство было избавлено от уплаты неустойки в сумме 500 тыс. финских марок".
Чтобы доказать возможность доставки грузов в пункты восточного сектора Арктики без использования атомоходов-гигантов на кораблях "река-море", построенных на Красноярском судостроительном заводе, прошел на теплоходе "Якутск" нелегально до устья рек Хатанги, Яны, Индигирки и Колымы... В море Лаптевых и Восточно-Сибирском море попадали в шторм 6-8 баллов, и теплоход "Якутск" выдержал испытание на волне, не имея подкрепления в корпусе... За нарушение сроков командировки я получил "строгий выговор".
Работая в Финляндии старшим наблюдателем за постройкой судов, он получил "строгий выговор" за то, что, вопреки приказу торгпреда Мельникова, тушил пожар на советском судне и доказал, что ликвидировать пожар можно в одиночку.
("Строгача" - только в несколько ином виде - получила и жена чересчур инициативного механика, Валентина Аркадьевна, четыре года бесплатно лечившая детей и моряков города Турку. Директор верфи г-н Виллен назначил ее "крестной" при спуске корабля "Морской-7", а в благодарность за работу вручил золотой браслет. Торгпред Мельников браслет изъял).
Тогда же, в 68-м, он нелегально проник из Финляндии в Швецию, чтобы за два часа до отправления парома узнать все, что можно, о дизеле фирмы "Скандия Вабис", работающем 22 навигации без ремонта. (Наших хватало только на четыре-пять). Подшипник, который он сконструировал по типу шведского, так и не внедрили у нас, и дизель по-прежнему ремонтируют (или выбрасывают) после каждых четырех навигаций. Не доказал...
Тогда же Ефремов доказывал, что корпуса ледоколов разрушаются вовсе не из-за плохих качеств нашей стали (как утверждали финны и немцы) а по причине "блуждающих токов". Позднее это явление подтвердила академическая наука, а тогда эти доказательства закончились для инженера-механика плачевно: письмо на имя министра внешней торговли было вскрыто в Хельсинки, и Ефремова из Финляндии отозвали - дескать, не лезь, куда не просят.
"По причине некомпетентности и ограниченных знаний работников торгпредства наше государство понесло убытки в 50 млн. финских марок. В эпоху развитого социализма такое равнодушное отношение к специалистам было повсеместно..." - запишет позднее в своих "Мероприятиях..." инженер-механик Ефремов.
Но и на родине, где от шведских и финских механиков, работавших в белых халатах (а не по уши в масле), остались у него лишь воспоминания, он без обид и с прежним упорством делает свое дело, не боясь на себя брать ответственность - порой огромную. И доказывать, доказывать... Он доказывает руководству завода, что на кораблях нужно ставить токарные станки, чтоб на месте вытачивать нужные детали; что гребные винты при ремонте можно снимать в 400 тысяч (!) раз быстрее -взрывным устройством; что овощи в северные порты можно везти, не перегружая их с судна на судно, пока они не превратятся в кашу...
Еще до Финляндии, в 1953 году, он буквально вырвал полмиллиона рублей для осуществления своего давнего замысла - переоборудования речного судна в корабль класса "река-море", каких еще в стране не было. Вместе с товарищами он ставил новые дизели, переделывая внутренность теплохода "Енисейск". Расклад по тем временам обычный: либо - пан, либо - пропал. Однажды ему позвонили, и чей-то "ласковый" голос зазвучал в трубке; мол, готовь, Ефремов, пятьсот тыщ или суши сухари - "Енисейск" твой по течению несет... Прибежав на теплоход, он понял свою главную ошибку - слишком легким оказались дизели, слишком мала осадка: винты, работавшие почти впустую, не могли справиться с течением. "Енисейск" несло на глазах высокой комиссии, и уже где-то в инстанциях составлялись на инженера бумаги в суд... Но спасла все та же невероятная, полубезумная вещь - российская смекалка. Инженер приказал (опять же под свою ответственность) накачать воды в машинное отделение. И судно пошло против течения - и хорошо пошло. Судьбе угодно было, чтобы в тот момент по набережной прогуливался с женой очень большой начальник: он видел, как резво пошел "Енисейск", выматерился потом и бумаги в суд порвал. Так что правило "подальше от начальства, поближе к кухне" - не всегда правило. И не для всех.
Рассказывая о Николае Николаевиче Ефремове, нет нужды развивать тему "гений и
злодейство". Все это - рассказ о буднях, о тонкой проволоке, по которой вынужден был ходить человек умелый, самостоятельный и неравнодушный. И что-то не верится, что будни эти стали ярче, а проволока превратилась в дорогу, когда без стимулов и материальной заинтересованности нет смысла и с постели вставать... А он работает до сих пор: двигает идеи, которые не торопятся внедрять, пишет статьи, которые не торопятся печатать... Его, более 60 лет жизни отдавшего флоту, исходившего Енисей и северные моря, не то что в школы - даже в речное училище не пригласили ни разу. А говорят, что флот держится традициями...
Конечно,' дилетанту трудно понять его трактаты о дизелях, "блуждающих токах", полезной работе гребного винта ледокола и т.д., но все же видно, как проступает в этом собранном старике печальный образ тульского мастера, уносившего с собой что-то очень простое и важное - "англичане ружья кирпичом не чистят..."
Александр ГРИГОРЕНКО. Вечерний Красноярск 21.04.93
Комментарий