Поэзия

[Ginger]

Владислав Ходасевич

Не матерью, но тульскою крестьянкой
Еленой Кузиной я выкормлен. Она
Свивальники мне грела над лежанкой,
Крестила на ночь от дурного сна.

Она не знала сказок и не пела,
Зато всегда хранила для меня
В заветном сундуке, обитом жестью белой,
То пряник вяземский, то мятного коня.

Она меня молитвам не учила,
Но отдала мне безраздельно все:
И материнство горькое свое,
И просто все, что дорого ей было.

Лишь раз, когда упал я из окна,
И встал живой (как помню этот день я!),
Грошовую свечу за чудное спасенье
У Иверской поставила она.

И вот, Россия, "громкая держава",
Ее сосцы губами теребя,
Я высосал мучительное право
Тебя любить и проклинать тебя.

В том честном подвиге, в том счастье песнопений,
Которому служу я каждый миг,
Учитель мой - твой чудотворный гений,
И поприще - волшебный твой язык.

И пред твоими слабыми сынами
Еще порой гордиться я могу,
Что сей язык, завещанный веками,
Любовней и ревнивей берегу...

Года бегут. Грядущего не надо,
Минувшее в душе пережжено,
Но тайная жива еще отрада,
Что есть и мне прибежище одно:

Там, где на сердце, съеденном червями,
Любовь ко мне нетленно затая,
Спит рядом с царскими, ходынскими гостями
Елена Кузина, кормилица моя.

[turist]

Евгений Баратынский

Весна, весна! Как воздух чист!
Как ясен небосклон!
Своей лазурию живой
Слепит мне очи он.
Весна, весна! Как высоко,
На крыльях ветерка,
Ласкаясь к солнечным лучам,
Летают облака!
Шумят ручьи! Блестят ручьи!
Взревев, река несет
На торжествующем хребте
Поднятый ею лед!
Еще древа обнажены,
Но в роще ветхий лист,
Как прежде под моей ногой
И шумен, и душист.
Под солнце самое взвился
И в яркой вышине
Незримый жавронок поет
Заздравный гимн весне.
Что с нею? Что с моей душой?
С ручьем она ручей
И с птичкой птичка!
С ним журчит,
Летает в небе с ней!

[Nastena]

Жизнь длинною в сто слов

Мама, каша, ложка, кошка, книжка, яркая обложка,
Буратино, Kарабас, ранец, школа, первый класс,
грязь в тетрадке, тройка, двойка, папа, крик, головомойка,
лето, труд, овин, солома, осень, сбор металлолома,
Пушкин, Дарвин, Kромвель, Ом, Робеспьер, Hаполеон,
Менделеев, Герострат, бал прощальный, аттестат,
институт, экзамен, нервы, конкурс, лекции, курс первый,
тренировки, семинары, песни, танцы, тары-бары,
Прелесть! Hравится! Влечет... Сессия, весна, зачет,
стройотряд, жара, работа, культпоход, газета, фото,
общежитье, «пас» и «мизер», радиола, телевизор,
карандаш, рейсфедер, дом, пятый курс, проект, диплом,
отпуск, море, пароход, Kрым, Ай-Петри, турпоход,
кульман, шеф, конец квартала, цех, участок, план по валу,
ЖСk, гараж, квартира, теща, сын, жена Эльвира,
детский сад, велосипед, карты, шахматы, сосед,
сердце, печень, лишний вес, внуки, пенсия собес,
юбилей, часы, награда, речи, памятник, ОГРАДА ...

[юный овал]

Тамара Жирмунская

БЕССОННИЦА

У моего отца бессонница,
Он в кресле как ночная птица.
Я понимаю, что бессовестно
Храпеть, когда ему не спится.

Но ночь берет своё. Отколотый
От спящих, он сидит, дежуря.
Над ним луна в масштабах комнаты –
Зеленый круг от абажура.

Как долго сон его сторонится,
Как тянется ночное бденье.
И это я – его бессонница,
Мое прикрытое безделье.

И правда, мало в жизни сделано,
Одни лишь планы, планы, планы.
Самостоятельность?
Но где она?
Не в сторублевке же зарплаты.

Почти ничем отца не радую
И часто нарушаю слово.
Но по утрам с отцовской правдою
До хрипа спорить я готова:

«Не отпевай. Я не покойница.
Все впереди. О человеке
Иначе надо беспокоиться,
Я не хочу твоей опеки.

Да, ваше время скороспелое,
А нам нужна иная зрелость...»
Я называю черным белое,
Ведь мне не то сказать хотелось.

Но спор доказывает равенство
Между отцом и мной, как будто
Не он, а я была изранена,
В опорки грязные обута,

Как будто я несла воззвание:
«Смерть белой банде, красным слава!»
И подо мною конь вызванивал
По улицам Бугуруслана...

Отцы, чьи прошлые ранения
Все чаще колют нас укором,
Меня пугает их смирение
Перед пустым дочерним вздором.

Да осади меня насмешкою,
Я защищаюсь очень глупо.
Но мой отец чего-то мешкает
И говорит немного глухо:

«Ты знаешь, у меня бессонница,
Все ночью вижу в мрачном свете.
Давай не будем больше ссориться.
Отцы неправы, правы дети».

1960

[Ginger]

Продолжение

Вера Полозкова

Обратный отсчет

а ты не знал, как наступает старость -
когда все стопки пахнут корвалолом,
когда совсем нельзя смеяться, чтобы
не спровоцировать тяжелый приступ кашля,
когда очки для близи и для дали,
одни затем, чтобы найти другие

а ты не думал, что вставная челюсть
еду лишает половины вкуса,
что пальцы опухают так, что кольца
в них кажутся вживлёнными навечно,
что засыпаешь посреди страницы,
боевика и даже разговора,
не помнишь слов "ремень" или "косынка",
когда берёшься объяснить, что ищешь

мы молодые гордые придурки.
счастливые лентяи и бретёры.
до первого серьёзного похмелья
нам остается года по четыре,
до первого инсульта двадцать восемь,
до первой смерти пятьдесят три года;

поэтому когда мы видим некий
"сердечный сбор" у матери на полке
мы да, преисполняемся презренья
(ещё скажи - трястись из-за сберкнижки,
скупать сканворды
и молитвословы)

когда мы тоже не подохнем в тридцать -
на ста восьмидесяти вместе с мотоциклом
влетая в фуру, что уходит юзом, -
напомни мне тогда о корвалоле,
об овестине и ноотропиле,
очки для дали - в бардачке машины.
для близи - у тебя на голове.

[1дмитрий]

в продолжении темы АСИ

Когда-то мы были маленькими,
И в школу мы вместе парами шли.
Несли в руках воздушные шарики,
Букеты цветов тогда мы несли.

Годы прошли. Мы состарились,
И уж ноги свои кое-как волочем,
И какие уж там воздушные шарики,
Внуков надо няньчить...

[АСЯ]

Когда нам будет 85..

ОНА:
Когда мне будет восемьдесят пять,
Когда начну я тапочки терять,
В бульоне размягчать кусочки хлеба,
Вязать излишне длинные шарфы,
Ходить, держась за стены и шкафы,
И долго-долго вглядываться в небо,
Когда все женское, что мне сейчас дано,
Истратится, и станет все равно -
Уснуть, проснуться или не проснуться,
Из виданного на своем веку
Я бережно твой образ извлеку,
И чуть заметно губы улыбнутся...
ОН :
Когда мне будет восемьдесят пять,
по дому буду твои тапочки искать.
Ворчать на то, что трудно мне сгибаться,
Носить какие-то нелепые шарфы
Из тех, что для меня связала ты.
А утром просыпаясь до рассвета,
Прислушаюсь к дыханью твоему
Вдруг улыбнусь и тихо обниму.
Когда мне будет восемьдесят пять,
С тебя пылинки буду я сдувать,
Твои седые букли поправлять
И взявшись за руки по скверику гулять.
И нам не страшно будет умирать,
Когда нам будет восемьдесят пять

[Николай П-н]

Людмила Эйза

(Именно сегодня, как никогда - кстати)

День сегодня - не простой,
Есть на то причины.
Отмечают праздник свой
Милые мужчины!
И скажу я вам: - не зря
В красный день календаря
День Защитника Отечества
Отмечает человечество.
День Защитника России -
С нами Бог и ваша сила!
И по этим вот причинам
Дарят женщины мужчинам
Свою верную любовь,
Что сияет вновь и вновь
Путеводною Звездой.
Наш мужчина – наш герой!!

[Ginger]

Борис Рыжий

***
За Обвою — Кама, за Камою — Волга —
по небу и горю дорога сквозная.
Как дурень, стою на краю, да и только:
не знаю, как быть, и что делать — не знаю.
Над речкой с татарским названием Обва
два месяца прожил, а может быть, дольше,
не ради того, чтобы жизнь мою снова
начать, чтоб былое достойно продолжить.
Гроза шуровала в том месте, где с Камой
сливается Обва, а далее — Волга.
Как Пушкин, курил у плетня с мужиками,
и было мне так безотрадно и горько.
А там, на оставленном мной перевале,
как в песне дешёвой, что душу саднила,
жена уходила, друзья предавали,
друзья предавали, жена уходила.
И позднею ночью на тощей кровати
я думал о том, что кончается лето,
что я понимаю, что не виноваты
ни те, ни другие, что песенка спета.
Светало. Гремели «КамАЗы» и «ЗИЛы».
Тянулись гружённые гравием баржи.
Итак, начинался сентябрь, моросило.
И небо пронзая, стояли на страже
берёзы и ели в могильном покое.
И я принимаю, хотя без восторга,
из всех измерений печали — любое.
За Обвою — Кама, за Камою — Волга.

1998

[Ginger]

Евгения Лавут

Юле

я выключаю свой болевой моторчик
спите маршак чуковский барто и корчак
пачки початые памперсов и печенья
письменные заданья устные порученья
стыренные монетки нестиранные колготки –
откуда мне знать, куда уплывают лодки,
как называются звери доисторической эры?
я и сама не умею решать примеры,
я никогда не играла в машинки и куклы –
из детских игр мне нравились только буквы,
из спортивных – сон, из подарочков – побрякушки,
из родственников – подружки


* * *
стоптанные мизинцы
выглядывают из-под ремешков сандалий
голубеют вены вокруг лодыжек

принято: рвать цветы
на жестких как шпагат стеблях
положить в карман пару мелких шишек
чтобы выкинуть на обратной дороге

не успеешь стереть крошки после обеда
уже и ужин
хорошо когда поменяешь клеенку
ничего между ней и столом не застревает
как бы так и с головой сделать
как бы так и с тобой и со мной сделать


* * *
мне бы хотелось познакомиться с собой только теперь
навещать себя узнавать как дела
удивляться что не расходятся швы
после таких операций
когда почти зашиваешь в себе неглинку
как ты там спрашивать её носишь?

замолкать над чашками пока небо
наливается фиолетовым как гематома
и дети кричат по-птичьи; при первых каплях
выбегать за чем-то забытым
ты держи тазик
а я буду бросать туда бельё и прищепки

так было бы лучше
можно было бы даже писать друг другу
гадать: что она в этот раз ответит
почему молчит жива ли


* * *
Eла, говорит она мне, что-нибудь?
ела, говорю, да, что-нибудь точно, говорю, ела,
только вот что, не помню, то ли, говорю, было
видимо, что-то не очень, то ли я была как-то слишком

хочешь ли – нет, говорю, только бы вот, пожалуй,
может быть лечь как можно говорю ниже
без подушки спасибо нет только разве укрыться
собственно, ноги, а так тут тепло вроде

дверь поплотней закрыть, придвинуть кровать к стенке
голову обмотать сжать кулаки сдвинуть веки
а то не вспомню ела или пила,
была или нет, любила или болела

а то не вспомню ни угла ни стола
ни скрипа заржавленных сочленений качели,
ни грубой строчки по краю туфельки красной
ни младенческой паники: все мол было и было,
ела пила любила качалась пела
а всего то мне есть пять лет,
и мама у края площадки
докуривает, щурясь на майскую зелень

[Ира с Герцена]

Александр Иванов "Невский Проспект"
Иду один я Невским , потому что не с кем
Потому что вечер, потому что дождь
А на Невском людно, а на Невском шумно,
И можно затеряться, да так, что пропадешь

Как иголка в стогу сена
Как во дворике кот серый
В отраженье витрин все мы
Так похожи на манекены
Нет на Невском отдельных судеб
Нет подследственных, нет и судей
Получили мы свыше ссуду
И теряем ее повсюду

В подземном переходе играет при народе
Духовой оркестр популярный марш
А уличный художник поставил свой треножник
И выбирая жертву, свой точит карандаш

Не догнал кто-то свой автобус
Кто-то зря составляет опись
Кто-то начал словами повесть
Отошел от перрона поезд
Вот и стал весь мир осязаем
Как рублем погашенный заем
Накрутили такой дизайн
А как жить в нем , увы …

А дождик вроде реже, уж солнце тучи режет
И голуби слетелись к гранитному столбу
Иду один я Невским, не потому, что не с кем,
Не потому что вечер, а потому, что

Я люблю этот шумный город
Я люблю его ритм и скорый
Он цепями мостов скован
Он из белых ночей соткан
Дует свежий с залива ветер
Продувает насквозь свитер
Как угодно город зовите
Все равно для меня он – Питер

Он из белых ночей…
Он из старых мостов…

[Платиновая Рыбка]

Галина Паасанен

За далью склонов золотистых,
Где солнца луч к себе манит,
Игрою бликов серебристых
Река любовь мою хранит.
В тех бликах вижу отраженье
Моей судьбы неспешный бег.
В них есть души преображенье,
Что на земле оставит след.
Игрою музыки и света
Написан жизни моей стих.
А дно реки в гранит одето,
Чтоб натиск бури быстро стих.

[Ginger]

Андрей Вознесенский

ПАРОХОД BЛЮБЛЁННЫХ

Пароход прогулочный вышел на свиданье
с голою водой.
Пароход работает белыми винтами.
Ни души на палубе золотой.

Пароход работает в день три смены.
Пассажиры спрятались от шума дня.
Встретили студенты под аплодисменты
режиссёра модного с дамами двумя.

«С кем сменю каюту?» – барабанят дерзко.
Старый барабанщик, чур, не спать!
У такси бывает два кольца на дверцах,
а у олимпийцев их бывает пять.

Пароход воротится в порт, устав винтами.
Задержись, любимый, на пять минут!
Пароход свиданий не ждут с цветами.
На молу с дубиной родственники ждут.

1977

[turist]

Журавли

Там теперь над проталиной вешнею
Громко кричат грачи,
И лаской полны нездешнею
Робкой весны лучи...

Протянулись сквозистые нити...
Точно вестники тайных событий
С неба на землю сошли.
Какою мерою печаль измерить?
О дай мне, о дай мне верить
В правду моей земли!

Там под ризою льдяной, кроткою
Слышно дыханье рек.
Там теперь под березкой четкою
Слабее талый снег...

Не туда ль, по тверди глубинной,
Не туда ль, вереницею длинной,
Летят, стеня, журавли?
Какою мерою порыв измерить?
О дай мне, о дай мне верить
В счастье моей земли!

И я слышу, как лед разбивается,
Властно поет поток,
На ожившей земле распускается
Солнечно-алый цветок...

Напророчили вещие птицы:
Отмерцали ночные зарницы,—
Солнце встает вдали...
Какою мерою любовь измерить?
О дай мне, о дай мне верить

Зинаида Гиппиус

[Botsman]

Рассказ капитана-пенсионера

Мелкий дождь. Над Волгою прохлада.
Мне тот день, друзья, не позабыть.
Уходил на пенсию тогда я —
Вся команда вышла проводить.

Первый штурман от души поздравил,
Кок украдкой тяжело вздохнул,
Старый боцман лысину погладил,
С глаз слезу тяжелую смахнул.

И сейчас, вот здесь, в тени акаций,
Взглядом провожая в рейс суда,
Вспоминаю: сорок навигаций
Каждый год приваливал сюда.

Вспоминаю Лысково, Соколки,
Бахмутский, Микенский перевал,
Пристани, затоны и поселки,
Где за это время побывал.

Не спалось в ненастную погоду.
Винт умолкнет — я проснусь тотчас.
И хотя на берегу полгода,
Не усну спокойно и сейчас.

Лишь глаза сомкну и вижу: реи, фалы
И огни и пристаней, и ГЭС,
Слушаю и слышу, как сигналит
Где-то и кому-то «Кареллес».

И во сне кричу «Отдать швартовы»
И кричу в машину «Полный ход»,
Но ответа нет знакомого «Готово» —
В рейс ушел любимый теплоход.

И горят огни над Новостроем,
И плотины образуют глубину.
И проходят танкеры веселым строем,
Где траву косили в старину.

Не пришлось вести их новыми морями —
Старость рановато подошла.
Вовремя воспитанная нами,
Смена нам достойная пришла.

1957г.

Николай Григорьевич Смирнов родился в селе Прытково Горьковской области. Учился в Горьковском речном училище, как многие его ровесники, писал стихи. Публикуемое стихотворение было помещено в сборнике курсантских творений 1957 г. "Волжские зори".
С дипломом третьего штурмана пришел Николай Смирнов на дизель-электроход "Литва" Волжского пароходства в 1958 г. А осенью поступил в ГИИВТ. Закончил институт, работал на судоремонтном заводе в Городце. Начинал инженером-технологом. В рабочем коллективе вырос до начальника производственного отдела. С 1973 г. Н.Г.Смирнов работал в Москве. Был секретарем парткома Минречфлота РФ, работал заместителем министра речного флота России. С 1997 г. до ухода на пенсию был заместителем министра транспорта РФ, руководителем Службы речного флота. Ныне президент Ассоциации судоходных компаний России.