Александр Щербаков Хроника речного каравана
Трясогузки на фок-мачте
Связной катерок «Илья Муромец», вспенивая носом раздвоенную волну, подлетел к речному вокзалу. Резко сбросив скорость, он уткнулся носом в пирс, и его седые усы тотчас сникли. Катерок был исчерна-сизый, словно паровой утюг, покрытый окалиной, и среди белых горделивых кораблей у причала казался невзрачным и старомодным. Богатырское имя не спасало его. Накатила волна, «Илья Муромец» неуклюже качнулся и замер в терпеливом ожидании.
На верхней ступеньке мраморной лестницы, ведущей в вокзал, возле колонны стояли два капитана в форменных фуражках с «капустой», в чёрных костюмах с золотистыми нашивками на рукавах. Моложавый и круглолицый
Юрий Семёнов был караванным капитаном – командиром целого каравана судов, уходившего на Север, на Подкаменную Тунгуску, к Бору, Байкиту, Ванаваре. А суховатый старичок с крупным носом на узком лице, которого речники звали по-свойски Дед Нехорошко, – капитаном-наставником, известным на Енисее. И хотя нынче Виктор Андреевич шёл в плаванье обыкновенным лоцманом, все понимали его настоящую роль.
Старый речник не однажды водил на Север караваны, был настоящим докой в своём деле. На Енисее и его притоках чувствовал себя, как дома. Теперь вышел на пенсию. Но разве можно бывалого капитана «списать на берег»? Разве усидит он в тесной квартире, когда раздольная река снова сбросила торосистые льды, очистилась до самого Диксона, и у причалов Красноярского порта призывно запели гудки кораблей.
- Дед Нехорошко желает нам попутного ветра, - сказал лоцман Олег Щукин, отнимая от глаз бинокль, и лицо его осветила добрая улыбка.
Сынишка Щукина Андрей молодцевато поправил бескозырку и потянулся к биноклю. Он занимался в кружке «Юный моряк» при городском клубе капитанов, сам мечтал стать капитаном, и Дед Нехорошко – настоящая легенда Енисея – был для него живым примером.
Щукины, старший и младший, вели наблюдение с капитанского мостика буксира «Калинин». Это судно тоже отправлялось на Подкаменную, по курсу на Байкит, как и сорок его разномастных собратьев – толкачей, грузовых теплоходов, танкеров, рефрижераторов – плавучих холодильников. Многие из них уже были в пути. Последние корабли покидали затон. Речники спешили. Навигация на северных притоках Енисея крайне коротка. Надо успеть по большой воде, во время разлива, забросить в далёкие таёжные посёлки грузы с запасом на целый год – муку и овощи, мебель и одежду, машины и строительные материалы. Железных дорог на Север нет. На самолётах много не завезёшь – накладно, да и несподручно. Потому самым надёжным транспортом остаётся речной флот. Но эта надёжность стоит людям немалых трудов и серьёзного риска.
Буксиру «Калинин» жаркая работа предстояла на грозных порогах и перекатах Подкаменной Тунгуски, а пока он получил попутное задание – спустить старую баржу под Казачинский порог. Андрюшка Щукин, только что закончивший седьмой класс, шёл с отцом в дальний поход и был на седьмом небе. Ему крупно повезло в самом начале каникул. Перед выходом каравана мать, работавшую в агрохимической лаборатории, срочно командировали в сельскую глубинку, и отец, пораздумав, взял его с собой в плаванье. Может, побоялся оставить «домовничать» одного, без присмотра. А, может, просто вспомнил, что сам когда-то начинал флотскую жизнь юнгой на Тихом океане. Притом – бежал туда из дому самовольно…
В просветы летучих облаков прорывалось солнце. На волнах плясали яркие блики. За бортом отступали назад многоэтажные дома, портальные краны, заводские трубы. Проплыли лозняки острова Татышева, подёрнутые зелёной дымкой, песчаная коса Милованиха, островок Оторвыш – и корабль «оторвался» от города. Прибрежные селения становились всё реже, и всё чаще – леса.
На тросе буксира висела пузатая баржа. Сзади её подталкивал упорный «ОТ». Когда баржа, почти полная воды, забирала в сторону, толкач, сердито отфыркиваясь, снова заводил её в кильватер буксиру. Деловито попыхивала его толстая труба за высокой башнеподобной рубкой. Баржа шла тяжело и как бы неохотно. В отверстиях, где недоставало деревянных кнехтов, покачивались, точно в ведрах, чёрные зеркала воды.
За штурвалом буксира стоял Виктор Пятковский - молодой белокурый старпом. Рубку заливал солнечный свет. Капитан Угрюмов был на мостике. Он снял фуражку и натянул походный чёрный берет. Для команды это означало: проводы закончились, началась серьёзная работа. Спокойный и уверенный, капитан шагнул к начищенному, как самовар, медноголовому телеграфу, по которому задают ход кораблю – «полный», «средний» или «малый». Пока золотистая стрелка маячила в «среднем» секторе.
- Полный ход! - скомандовал капитан.
Буксир «Калинин» был ветераном на Енисее. Всё в нём отдавало благородной судовой стариной – колокол на баке, в который бьют склянки, мачты, ванты и прочая снасть, медные скобы и окантовка иллюминаторов, надраенные до сияния, коричневатая полировка деревянных переборок. Говорили, что старый буксир скоро отдадут красноярским ребятишкам, в детское речное пароходство, как «живое» наглядное пособие, но пока он был ещё полон сил, флотского блеска и, казалось, не собирался на покой в тихую бухту. Буксир работал на равных с новыми кораблями и не раз подавал им спасительный трос в трудную минуту – на бурных шиверах и порогах.
Речники любили приводить на борт «Калинина» почётных гостей. Чистота и порядок покоряли всех. На старинной посудине служила молодая и боевая команда. Незауряден и колоритен был её капитан – Георгий Мефодьевич Угрюмов. Коренной сибиряк, сызмальства привязанный к великой реке, он исходил её вдоль и поперёк, изучил каждый мыс и «порог с подпорожком». Работать с Угрюмовым молодёжь почитала за честь, хотя он требовал железной дисциплины.
Вот и сейчас капитан зорко следил за курсом, отдавал короткие команды старпому и машинисту. Корабль набирал скорость. Взбивали волну винты.
У горячих машин колдовали мотористы. Наводила порядок в «службах» девушка-матрос Валя Меркушева, практикантка из речного училища. На камбузе кокша Тамара Пятковская – «хозяйка» старпома – готовила обед.
На судне шла обычная размеренная жизнь, которая Андрюшке казалась слишком будничной. Отец его отдыхал в своей каюте. Работа лоцмана была ещё впереди. Присев к столику, Андрюшка стал смотреть в иллюминатор. Картины менялись, как в телевизоре: зелёные полянки на солнцепёках, сквозистые березняки, умытые сосновые боры, крутолобые скалы. На волнах раскачивались белые и красные буи. Мелькали пёстрые трясогузки и сороки. Стайками проносились стремительные утки. Махали руками ребятишки, сбегаясь к причалам прибрежных деревень. Весна, солнце, благодать…
Но достаточно было подняться наверх, в рубку, чтобы уже по цепкому взгляду капитана почувствовать, что есть у реки другая, напряжённая жизнь, которая требует от речника постоянной формы.
- Право руля!
- Есть право руля!
Река, тем более такая быстрая да мощная, сколько ни плавай по ней, остаётся трудной и сложной для судоводителя. Она таит в себе тысячи опасностей. Каждая миля пути требует бдительности, знаний и сноровки. Об этом говорит сама топонимика здешних мест, хранящая меткие народные названия. На лоцманской карте, развёрнутой на столе, с островом Хорошим соседствует островок Непроходимый, недалеко от весёлой речки Веснянки отмечена протока Гнусная, а за приветливым осерёдком Спасовым следует коварный Танькин перекат…
Андрюшка, оторвавшись от иллюминатора, открыл наугад страницу толстенных «Наставлений для судоводителя» и прочитал, втайне наслаждаясь красотою и выразительностью речных слов: «После прохода Захаровского переката идти вдоль острова Безымянного, ограждаемого белыми буями. Пройдя верхний из них, подвалить к левому берегу и, обойдя мыс, обозначенный весенним знаком, отвалиться речнее, ориентируясь буем, ограждающим каменистый опечек. Следуя по участку, нужно помнить также о наличии Барковской каменной гряды, обставленной красным буем, и близко к нему не придерживаться…»
Всего две версты обычного хода по Енисею. А их впереди – тысячи.
Трясогузки на фок-мачте
Связной катерок «Илья Муромец», вспенивая носом раздвоенную волну, подлетел к речному вокзалу. Резко сбросив скорость, он уткнулся носом в пирс, и его седые усы тотчас сникли. Катерок был исчерна-сизый, словно паровой утюг, покрытый окалиной, и среди белых горделивых кораблей у причала казался невзрачным и старомодным. Богатырское имя не спасало его. Накатила волна, «Илья Муромец» неуклюже качнулся и замер в терпеливом ожидании.
На верхней ступеньке мраморной лестницы, ведущей в вокзал, возле колонны стояли два капитана в форменных фуражках с «капустой», в чёрных костюмах с золотистыми нашивками на рукавах. Моложавый и круглолицый
Юрий Семёнов был караванным капитаном – командиром целого каравана судов, уходившего на Север, на Подкаменную Тунгуску, к Бору, Байкиту, Ванаваре. А суховатый старичок с крупным носом на узком лице, которого речники звали по-свойски Дед Нехорошко, – капитаном-наставником, известным на Енисее. И хотя нынче Виктор Андреевич шёл в плаванье обыкновенным лоцманом, все понимали его настоящую роль.
Старый речник не однажды водил на Север караваны, был настоящим докой в своём деле. На Енисее и его притоках чувствовал себя, как дома. Теперь вышел на пенсию. Но разве можно бывалого капитана «списать на берег»? Разве усидит он в тесной квартире, когда раздольная река снова сбросила торосистые льды, очистилась до самого Диксона, и у причалов Красноярского порта призывно запели гудки кораблей.
- Дед Нехорошко желает нам попутного ветра, - сказал лоцман Олег Щукин, отнимая от глаз бинокль, и лицо его осветила добрая улыбка.
Сынишка Щукина Андрей молодцевато поправил бескозырку и потянулся к биноклю. Он занимался в кружке «Юный моряк» при городском клубе капитанов, сам мечтал стать капитаном, и Дед Нехорошко – настоящая легенда Енисея – был для него живым примером.
Щукины, старший и младший, вели наблюдение с капитанского мостика буксира «Калинин». Это судно тоже отправлялось на Подкаменную, по курсу на Байкит, как и сорок его разномастных собратьев – толкачей, грузовых теплоходов, танкеров, рефрижераторов – плавучих холодильников. Многие из них уже были в пути. Последние корабли покидали затон. Речники спешили. Навигация на северных притоках Енисея крайне коротка. Надо успеть по большой воде, во время разлива, забросить в далёкие таёжные посёлки грузы с запасом на целый год – муку и овощи, мебель и одежду, машины и строительные материалы. Железных дорог на Север нет. На самолётах много не завезёшь – накладно, да и несподручно. Потому самым надёжным транспортом остаётся речной флот. Но эта надёжность стоит людям немалых трудов и серьёзного риска.
Буксиру «Калинин» жаркая работа предстояла на грозных порогах и перекатах Подкаменной Тунгуски, а пока он получил попутное задание – спустить старую баржу под Казачинский порог. Андрюшка Щукин, только что закончивший седьмой класс, шёл с отцом в дальний поход и был на седьмом небе. Ему крупно повезло в самом начале каникул. Перед выходом каравана мать, работавшую в агрохимической лаборатории, срочно командировали в сельскую глубинку, и отец, пораздумав, взял его с собой в плаванье. Может, побоялся оставить «домовничать» одного, без присмотра. А, может, просто вспомнил, что сам когда-то начинал флотскую жизнь юнгой на Тихом океане. Притом – бежал туда из дому самовольно…
В просветы летучих облаков прорывалось солнце. На волнах плясали яркие блики. За бортом отступали назад многоэтажные дома, портальные краны, заводские трубы. Проплыли лозняки острова Татышева, подёрнутые зелёной дымкой, песчаная коса Милованиха, островок Оторвыш – и корабль «оторвался» от города. Прибрежные селения становились всё реже, и всё чаще – леса.
На тросе буксира висела пузатая баржа. Сзади её подталкивал упорный «ОТ». Когда баржа, почти полная воды, забирала в сторону, толкач, сердито отфыркиваясь, снова заводил её в кильватер буксиру. Деловито попыхивала его толстая труба за высокой башнеподобной рубкой. Баржа шла тяжело и как бы неохотно. В отверстиях, где недоставало деревянных кнехтов, покачивались, точно в ведрах, чёрные зеркала воды.
За штурвалом буксира стоял Виктор Пятковский - молодой белокурый старпом. Рубку заливал солнечный свет. Капитан Угрюмов был на мостике. Он снял фуражку и натянул походный чёрный берет. Для команды это означало: проводы закончились, началась серьёзная работа. Спокойный и уверенный, капитан шагнул к начищенному, как самовар, медноголовому телеграфу, по которому задают ход кораблю – «полный», «средний» или «малый». Пока золотистая стрелка маячила в «среднем» секторе.
- Полный ход! - скомандовал капитан.
Буксир «Калинин» был ветераном на Енисее. Всё в нём отдавало благородной судовой стариной – колокол на баке, в который бьют склянки, мачты, ванты и прочая снасть, медные скобы и окантовка иллюминаторов, надраенные до сияния, коричневатая полировка деревянных переборок. Говорили, что старый буксир скоро отдадут красноярским ребятишкам, в детское речное пароходство, как «живое» наглядное пособие, но пока он был ещё полон сил, флотского блеска и, казалось, не собирался на покой в тихую бухту. Буксир работал на равных с новыми кораблями и не раз подавал им спасительный трос в трудную минуту – на бурных шиверах и порогах.
Речники любили приводить на борт «Калинина» почётных гостей. Чистота и порядок покоряли всех. На старинной посудине служила молодая и боевая команда. Незауряден и колоритен был её капитан – Георгий Мефодьевич Угрюмов. Коренной сибиряк, сызмальства привязанный к великой реке, он исходил её вдоль и поперёк, изучил каждый мыс и «порог с подпорожком». Работать с Угрюмовым молодёжь почитала за честь, хотя он требовал железной дисциплины.
Вот и сейчас капитан зорко следил за курсом, отдавал короткие команды старпому и машинисту. Корабль набирал скорость. Взбивали волну винты.
У горячих машин колдовали мотористы. Наводила порядок в «службах» девушка-матрос Валя Меркушева, практикантка из речного училища. На камбузе кокша Тамара Пятковская – «хозяйка» старпома – готовила обед.
На судне шла обычная размеренная жизнь, которая Андрюшке казалась слишком будничной. Отец его отдыхал в своей каюте. Работа лоцмана была ещё впереди. Присев к столику, Андрюшка стал смотреть в иллюминатор. Картины менялись, как в телевизоре: зелёные полянки на солнцепёках, сквозистые березняки, умытые сосновые боры, крутолобые скалы. На волнах раскачивались белые и красные буи. Мелькали пёстрые трясогузки и сороки. Стайками проносились стремительные утки. Махали руками ребятишки, сбегаясь к причалам прибрежных деревень. Весна, солнце, благодать…
Но достаточно было подняться наверх, в рубку, чтобы уже по цепкому взгляду капитана почувствовать, что есть у реки другая, напряжённая жизнь, которая требует от речника постоянной формы.
- Право руля!
- Есть право руля!
Река, тем более такая быстрая да мощная, сколько ни плавай по ней, остаётся трудной и сложной для судоводителя. Она таит в себе тысячи опасностей. Каждая миля пути требует бдительности, знаний и сноровки. Об этом говорит сама топонимика здешних мест, хранящая меткие народные названия. На лоцманской карте, развёрнутой на столе, с островом Хорошим соседствует островок Непроходимый, недалеко от весёлой речки Веснянки отмечена протока Гнусная, а за приветливым осерёдком Спасовым следует коварный Танькин перекат…
Андрюшка, оторвавшись от иллюминатора, открыл наугад страницу толстенных «Наставлений для судоводителя» и прочитал, втайне наслаждаясь красотою и выразительностью речных слов: «После прохода Захаровского переката идти вдоль острова Безымянного, ограждаемого белыми буями. Пройдя верхний из них, подвалить к левому берегу и, обойдя мыс, обозначенный весенним знаком, отвалиться речнее, ориентируясь буем, ограждающим каменистый опечек. Следуя по участку, нужно помнить также о наличии Барковской каменной гряды, обставленной красным буем, и близко к нему не придерживаться…»
Всего две версты обычного хода по Енисею. А их впереди – тысячи.
Комментарий