Твитнуть
Станислав Львовский
в детстве обмётанным ртом
горячее молоко
задохнувшееся от соды
пожелтевшее от масла
а все вещи в кухне
говорят с тобой языками.
даже полотенце свисает
с подоконника длинным
большой усталой собаки.
пьёшь и думаешь
вот же не повезло
самим собой
родился на свет.
а всего-то этого света
неяркая лампа
под потолком
её отражение
в тёмном окне
уличный фонарь
за двойным стеклом.
немного снег снаружи.
немного пенка на молоке.
крахмальный излом таблетки
и мамин застиранный
домашний халат.
*
в Эфиопии гид, объясняя значение
очередной росписи, вдруг говорит:
этот человек, – святой, праведник.
в амхарском у нас есть слово – цадик.
этот человек – цадик, святой,
праведник. к нему один раз
прилетела птица, в засуху.
ей очень хотелось пить.
так он дал ей напиться
из своего глаза. так его с тех пор
и рисуют.
африканское солнце – сухое,
высокое, жаркое, трава загорается
чуть не сама по себе, я слушаю гида
и думаю,
что Баал Шем Тов
здесь никогда не бывал.
св. Франциск и т.п.
вообще не знал,
что эта земля существует.
а поди ж ты.
магазин детской одежды в Аддис-Абебе
называется
«Вифлеем».
*
в понедельник она весь день бегает по делам.
на разных станциях видит нищих
с плакатами, написанными одним почерком
на одинаковых неровных картонках:
помогите, умирает трёхлетний сын.
помогите, умирает трёхлетняя дочь.
помогите, дочь умерла, осталось трое детей.
маркетинг, маркетинг, – думает она, – суки, суки,
будьте вы прокляты, – думает,– ненавижу.
почему я работаю, а вы нет? едва успевает
забежать в последний вагон, включает iPod,
хватается за поручень, закрывает глаза.
в пятницу едет тем же маршрутом.
подаёт всем троим, быстро, не глядя.
потому что выходные, восьмое марта,
мальчик с работы, Real McCoy, два мохито,
B-52, Джеймисон безо льда, четыре текилы, –
и вот она уже верит, что Он её различает
по смятым её купюрам, влажным от пота,
по этим её горячим, быстрым бумажкам.
сделает так, что мальчик захочет замуж,
и троих детей с голубыми глазами,
и они будут жить в доме с мансардой
где-нибудь у самого синего моря.
никогда уже ей не придётся бегать
с утра до вечера по делам, в понедельник.
никогда не придётся стоять с картонкой.
*
в царствие
небесное
не попадут
богатые.
не попадут
топ-менеджеры
и многие менеджеры
среднего звена.
точно
не попадут
члены советов
директоров
и акционеры.
баптисты,
пятидесятники,
левые активисты,
левые теоретики.
в царствие небесное
не попадут либералы
(кроме, возможно,
«классических либералов»).
в царствие небесное
не попадут любители
потрахаться
втроем,
геи и лесбиянки,
жадные
и жестокосердные,
католики,
бекташи,
магометане
вообще.
(иудеи, идумеи,
буддисты).
разумеется,
конфуцианцы,
даосы,
язычники,
синтоисты.
атеисты,
сциентисты,
эволюционисты.
одинокие матери,
бросившие своих
одиноких деток.
одинокие,
не желающие
работать
алкоголики.
одинокие
секретарши,
посещающие
ночные
клубы
по пятницам.
одинокие издатели
и сотрудники
глянцевых.
кинокритики,
обозреватели
члены Союза
Писателей,
одинокие старые
холостяки,
их многочисленные
подруги.
одинокие
и семейные
оппозиционные
журналисты,
политики
и общественники.
девочки
шестнадцати лет,
зависающие
на сайтах знакомств,
мечтающие лишиться
девственности,
но не знающие, как
это лучше сделать.
одинокие сорока
и более летние
последователи Мизеса
и фон Хайека.
одинокие
эволюционисты,
сциентисты,
материалисты,
генетики.
никто из них
не будет
восхищен.
не удостоится
непостыдной
и мирной.
все умрут
в собственном
смраде.
обосрутся,
обмочатся,
истекут
гнилой
кровью.
никакой пощады
иноязычным,
инаковерующим,
иносказательным,
иногородним,
икромечущим,
живородящим,
и театральным
актёрам.
разве микробиологи
могут попытаться,
протиснуться.
такое какое-то
впечатление
возникает
у того,
кто читает
только блоги
и новости:
вроде у входа
в Царство
стоит
условный
кураев
и всех судит,
и всех карает.
а там не чаплин
и не кураев.
не со скальпелем
пирогов.
не со скалкою
какой-нибудь
караваев.
там, говорят,
стоят человек
и слово
этого человека:
непонятное,
неразборчивое.
а все понимают.
вроде, он тех, кто
его, - пропускает.
а других –
отпускает.
а чего они так
ненавидят
друг друга,
чего толкутся,
чего торопятся,
и толпятся,
чего кричат,
умирают,
продаются,
сдаются, –
никто не знает.
и он
не знает.
у него одного
есть ключ.
он один
эту дверь
открывает
и закрывает.
в детстве обмётанным ртом
горячее молоко
задохнувшееся от соды
пожелтевшее от масла
а все вещи в кухне
говорят с тобой языками.
даже полотенце свисает
с подоконника длинным
большой усталой собаки.
пьёшь и думаешь
вот же не повезло
самим собой
родился на свет.
а всего-то этого света
неяркая лампа
под потолком
её отражение
в тёмном окне
уличный фонарь
за двойным стеклом.
немного снег снаружи.
немного пенка на молоке.
крахмальный излом таблетки
и мамин застиранный
домашний халат.
*
в Эфиопии гид, объясняя значение
очередной росписи, вдруг говорит:
этот человек, – святой, праведник.
в амхарском у нас есть слово – цадик.
этот человек – цадик, святой,
праведник. к нему один раз
прилетела птица, в засуху.
ей очень хотелось пить.
так он дал ей напиться
из своего глаза. так его с тех пор
и рисуют.
африканское солнце – сухое,
высокое, жаркое, трава загорается
чуть не сама по себе, я слушаю гида
и думаю,
что Баал Шем Тов
здесь никогда не бывал.
св. Франциск и т.п.
вообще не знал,
что эта земля существует.
а поди ж ты.
магазин детской одежды в Аддис-Абебе
называется
«Вифлеем».
*
в понедельник она весь день бегает по делам.
на разных станциях видит нищих
с плакатами, написанными одним почерком
на одинаковых неровных картонках:
помогите, умирает трёхлетний сын.
помогите, умирает трёхлетняя дочь.
помогите, дочь умерла, осталось трое детей.
маркетинг, маркетинг, – думает она, – суки, суки,
будьте вы прокляты, – думает,– ненавижу.
почему я работаю, а вы нет? едва успевает
забежать в последний вагон, включает iPod,
хватается за поручень, закрывает глаза.
в пятницу едет тем же маршрутом.
подаёт всем троим, быстро, не глядя.
потому что выходные, восьмое марта,
мальчик с работы, Real McCoy, два мохито,
B-52, Джеймисон безо льда, четыре текилы, –
и вот она уже верит, что Он её различает
по смятым её купюрам, влажным от пота,
по этим её горячим, быстрым бумажкам.
сделает так, что мальчик захочет замуж,
и троих детей с голубыми глазами,
и они будут жить в доме с мансардой
где-нибудь у самого синего моря.
никогда уже ей не придётся бегать
с утра до вечера по делам, в понедельник.
никогда не придётся стоять с картонкой.
*
в царствие
небесное
не попадут
богатые.
не попадут
топ-менеджеры
и многие менеджеры
среднего звена.
точно
не попадут
члены советов
директоров
и акционеры.
баптисты,
пятидесятники,
левые активисты,
левые теоретики.
в царствие небесное
не попадут либералы
(кроме, возможно,
«классических либералов»).
в царствие небесное
не попадут любители
потрахаться
втроем,
геи и лесбиянки,
жадные
и жестокосердные,
католики,
бекташи,
магометане
вообще.
(иудеи, идумеи,
буддисты).
разумеется,
конфуцианцы,
даосы,
язычники,
синтоисты.
атеисты,
сциентисты,
эволюционисты.
одинокие матери,
бросившие своих
одиноких деток.
одинокие,
не желающие
работать
алкоголики.
одинокие
секретарши,
посещающие
ночные
клубы
по пятницам.
одинокие издатели
и сотрудники
глянцевых.
кинокритики,
обозреватели
члены Союза
Писателей,
одинокие старые
холостяки,
их многочисленные
подруги.
одинокие
и семейные
оппозиционные
журналисты,
политики
и общественники.
девочки
шестнадцати лет,
зависающие
на сайтах знакомств,
мечтающие лишиться
девственности,
но не знающие, как
это лучше сделать.
одинокие сорока
и более летние
последователи Мизеса
и фон Хайека.
одинокие
эволюционисты,
сциентисты,
материалисты,
генетики.
никто из них
не будет
восхищен.
не удостоится
непостыдной
и мирной.
все умрут
в собственном
смраде.
обосрутся,
обмочатся,
истекут
гнилой
кровью.
никакой пощады
иноязычным,
инаковерующим,
иносказательным,
иногородним,
икромечущим,
живородящим,
и театральным
актёрам.
разве микробиологи
могут попытаться,
протиснуться.
такое какое-то
впечатление
возникает
у того,
кто читает
только блоги
и новости:
вроде у входа
в Царство
стоит
условный
кураев
и всех судит,
и всех карает.
а там не чаплин
и не кураев.
не со скальпелем
пирогов.
не со скалкою
какой-нибудь
караваев.
там, говорят,
стоят человек
и слово
этого человека:
непонятное,
неразборчивое.
а все понимают.
вроде, он тех, кто
его, - пропускает.
а других –
отпускает.
а чего они так
ненавидят
друг друга,
чего толкутся,
чего торопятся,
и толпятся,
чего кричат,
умирают,
продаются,
сдаются, –
никто не знает.
и он
не знает.
у него одного
есть ключ.
он один
эту дверь
открывает
и закрывает.
Комментарий