Объявление

Свернуть
Пока нет объявлений.

Военная ветка

Свернуть
X
Свернуть
Активные пользователи, которые сейчас просматривают эту тему: 0 (0 участника и 0 гостей)
 
  • Фильтр
  • Время
  • Показать
Очистить всё
новые сообщения

  • МОРСКИЕ РАЗВЕДЧИКИ




    Прежде чем стать ударным боевым средством на суше, вертолет прочно обосновался на флоте — военным морякам был очень нужен летательный аппарат, способный базироваться на ограниченных взлетно-посадочных площадках. Было ясно, что палубная авиация не просто усилит мощь корабля, а сделает его самодостаточной боевой единицей. Современный крейсер, несущий на борту вертолеты, способен самостоятельно нападать на всех и вся, защищаться от любых противников, где бы те ни находились: под водой, на воде или в воздухе.
    В Первую мировую войну палубные самолеты продемонстрировали свою эффективность как средства нанесения бомбовых, а затем и торпедных ударов, разведки, наблюдения и корректировки артиллерийского огня. Особенно результативны аэропланы были при поиске и уничтожении подводных лодок — самого страшного оружия морской войны. Однако самолетам на кораблях поначалу было нелегко прижиться: со взлетом, посадкой и их хранением было очень много проблем.

    О морском применении своих детищ подумывали многие пионеры вертолетостроения, но установить «сырые» геликоптеры на палубу никто не отважился. Первым на вооружение флота попал предтеча вертолета — автожир. В 1931 году в Военно-морскую авиацию США поступило три крылатых Pitcairn PCA-2. На одном из них моряки установили поплавки и опробовали гидробазирование, а на другом лейтенант Альфред Прайд (Alfred Pride) 23 сентября 1931 года впервые осуществил взлет и посадку на полосу авианосца Langley. Очень эффектными оказались полеты Хуана де ла Сьервы (Juan de la Cierva) и коммандера Реджинальда Бри (Reginald Brie), поднявшихся в воздух с палуб военных кораблей сравнительно небольшого водоизмещения. Бескрылый автожир С-30 пробегал при посадке всего 8 м. Для разбега ему требовалось 22 м.



    Подобные опыты провели на С-30 и германские военные моряки, но погодные условия на Балтике существенно отличаются от средиземноморских: при сильном ветре на малых скоростях полета «предтеча» оказался неуправляем. Kriegsmarine в годы Второй мировой войны использовал только буксируемые подводными лодками автожиры-змеи Focke-Achgelis Fa-330. Применение автожиров в войне флотами других государств также носило ограниченный характер. Французы, например, использовали С-30 для патрулирования Ла-Манша. Японцы построили по типу С-30 около трехсот машин, но отсутствие двигателей и подготовленных экипажей, а также бомбежки завода американцами помешали ввести большинство из них в строй. Англичане попытались использовать автожиры на борту транспортов и эсминцев для защиты конвоев от подлодок — правда, как только появились надежные вертолеты, автожирам сразу дали отставку.

    Германское морское ведомство профинансировало разработку первого в мире вертолета-синхроптера (вертолета с перекрещивающимися осями несущих винтов) Flettner Fl-265 конструктора Антона Флеттнера (Anton Flettner). В мае 1939 года Fl-265 один раз поднялся в воздух и уже через несколько месяцев тестировался в качестве палубного на германских крейсерах Koln и Konigsberg. На орудийных башнях крейсеров оборудовали площадки размером 5х5 м. Испытания были столь успешны, что последовал заказ на тысячу двухместных Fl-282 Kolibri. Под бомбами союзников гитлеровцы сумели построить лишь два с половиной десятка «Колибри», но и малое число машин позволило приобрести важный опыт.

    На Средиземном море немцы в конце 1942 года превратили трофейный югославский гидроавиатранспорт Zmaj водоизмещением 1 870 т в первый в мире вертолетоносец Drache. Базировавшийся на нем Fl-282 использовался при противолодочной обороне морских конвоев. Для обеспечения посадки вертолета германские разработчики предложили тросовую систему притягивания к посадочной площадке. Тросик сбрасывался с вертолета на палубу и крепился командой к лебедке. Отряд Fl-282 на Балтике тоже применялся при противолодочных операциях (но располагался на берегу). Установив визуальный контакт с подлодкой, летчик «Колибри» помечал место обнаружения буйками-фальшфейерами и наводил по радио противолодочные корабли и самолеты. Другого «оружия» первый в мире палубный вертолет поднять не мог. Бомбежки помешали наладить серийное производство грузоподъемных противолодочных Focke-Achgelis Fa-223.

    Первой организовать серийное производство палубных противолодочных и многоцелевых вертолетов сумела фирма United Technologies, а точнее — конструктор Игорь Иванович Сикорский, чья компания Sikorski Air Engineering к тому времени вошла в состав UT. В мае—июне 1943 года новый R-4 продемонстрировал пригодность к работе на борту транспортов атлантических конвоев. Эту машину можно было использовать даже при относительно плохой погоде, свежем ветре и волнении. Для нанесения ударов по подлодкам R-4 вооружались тремя бомбами по 45,5 кг либо «маркерными» по 12 кг бомбочками. Взлетно-посадочная вертолетная площадка имела размер всего 17х19м.

    Испытания R-4 в целом всех удовлетворили, но его грузоподъемность была признана недостаточной. Моряки заявили о заинтересованности в создании более тяжелого и лучше приспособленного для боевого применения вертолета, и летом 1943 года Сикорский создает R-5. Все в конструкции этой машины было подчинено выполнению ударных операций. По бортам на держателях могли подвешиваться две 120-килограммовые глубинные бомбы. Вооруженные силы США и Великобритании заказали 450 R-5, но до завершения боевых действий собрать успели только 65. От дальнейших закупок узкоспециализированных машин военные отказались, и Сикорскому пришлось переделать R-5 в многоцелевой вертолет. Кабина из двухместной стала четырехместной. Аппарат стал называться S-51 и использоваться преимущественно для поисково-спасательных операций.

    Грузоподъемность 350 кг не позволяла установить тяжелое противолодочное поисковое оборудование и вооружение. Тем не менее именно на S-51 в 1949 году были проведены испытания первого в мире вертолетного погружаемого («макаемого») гидролокатора-сонара AQS-1. Сонар опускался на тросе с зависшего над морем S-51. Поступающие акустические сигналы обрабатывались вошедшим в состав экипажа вертолета оператором и передавались на противолодочный корабль.

    Дальность действия бортовых гидролокаторов того времени была ограничена несколькими километрами. С целью расширения зоны поиска моряки устанавливали сонары на самолетах-амфибиях, но для контакта со средой им требовалось приводниться, что не во всякую погоду было возможно. Поэтому было решено воспользоваться способностью вертолета неподвижно зависать над морской поверхностью и осуществлять аккуратный спуск — «макание» приемо-передающей части сонара.

    В те же годы на вооружении Военно-морской авиации появились сбрасываемые радиогидроакустические буи — небольшие плавающие капсулы с гидрофоном, радиопередатчиком и источником энергии, обеспечивавшие работу систем и посылку сигналов на корабельные и береговые средства ПЛО в течение нескольких часов. Легкие буи (их масса постепенно снизилась благодаря прогрессу в микроэлектронике до нескольких килограммов) в большом количестве принимаются на борт летательного аппарата и сбрасываются на пути предполагаемых маршрутов субмарин.

    Противолодочная пара «корабль—вертолет» продемонстрировала на маневрах исключительную эффективность. Взаимодействие поисковых систем корабля и вертолета позволяло надежно взять вражескую подлодку в «клещи», а затем навести на нее средство уничтожения. Адмиралы признали вертолет самым эффективным средством ПЛО на борту боевого корабля. Однако возможности его как охотника за подводными лодками зависели от грузоподъемности и, следовательно, массы и размеров. В объявленном в 1947 году конкурсе на палубный многоцелевой вертолет из всевозможных проектов победил PV-18 Retriever конструкции Фрэнка Пясецкого. По массе он соответствовал S-51, но имел двухвинтовую продольную схему. Несущие винты располагались с максимальным перекрытием, их лопасти для удобства хранения могли складываться вдоль фюзеляжа. Получился очень компактный «летающий вагончик». В его грузовой кабине размещались пять десантников и спасательное снаряжение или аппаратура и операторы погружаемого гидролокатора. «Рэтривер» стал первым в мире серийным противолодочным вертолетом, но выпускался он недолго. Характерные для продольной схемы проблемы осложняли его эксплуатацию, заказов было немного.





    Талантливый американский конструктор Чарлз Каман (Kaman) после Второй мировой войны занялся совершенствованием схемы Флеттнера. Созданные им синхроптеры К-240 и К-600 в 1950-х годах поступили на вооружение ВМФ США в качестве палубных вертолетов. Однотонный К-240 по габаритам соответствовал Fl-282, а трехтонный К-600 принадлежал к классу S-51 и PV-18. Компактные синхроптеры неплохо служили на палубах кораблей как наблюдательные, связные, спасательные, санитарно-эвакуационные и арткорректирующие аппараты, но в противолодочные не годились из-за малой полезной нагрузки.

    С 1950 года американский флот вновь стал закупать одновинтовые противолодочные вертолеты Сикорского. Новый S-55 Horse поднимал до тонны груза, то есть мог взять на борт уже не только глубинные бомбы, но и более эффективные торпеды. Торпеда позволяла вертолету поражать цель, находящуюся за многие километры от места пуска. А летательный аппарат мог теперь не опасаться средств ПВО подлодки.

    Однако из-за большой массы противолодочного оборудования того времени S-55 не имел возможности одновременно нести сонар и ударное вооружение. Поэтому винтокрылые «охотники» использовались в двух вариантах: либо с погружаемым гидролокатором-сонаром AN/AQS-4a, либо с противолодочной торпедой Mk-43, подвешиваемой сбоку на кронштейне. Первый именовался «хантером» — охотником, второй — «киллером» (убийцей). Соответственно действовать они должны были в паре. В октябре 1951 года «сикорские» заступили на боевое дежурство, из них был сформирован первый противолодочный эскадрон.

    Несмотря на успех вертолетов Сикорского, командование Военно-морской авиации США сохраняло некоторый пиетет перед продольной схемой и заключило в 1950 году с фирмой Bell Aircraft контракт на разработку противолодочного вертолета такой конфигурации. Тяжелый (по классификации того времени) «Белл-61» поднялся в воздух в марте 1953 года. Гигант весил свыше 12 т, нес более двух тонн боевой нагрузки и, таким образом, впервые мог брать на борт и поисковую систему, и ударное вооружение. Потребность в вертолете ПЛО была столь велика, что его поспешили запустить в серийное производство, не дожидаясь завершения испытаний, и просчитались. Освоение гиганта в эскадронах выявило многочисленные недостатки.

    Раздосадованные американские моряки вновь обратились к Сикорскому. Построенный в 1954 году компактный одновинтовой шеститонный вертолет S-58 уступал «Белл61» по грузоподъемности, но зато был удобен и надежен в эксплуатации и мог базироваться на кораблях разного класса. При хранении в ангаре концевая балка складывалась, и длина вертолета уменьшалась на 4 метра. В поисковом противолодочном варианте S-58 Sea Bat нес только гидролокатор-сонар AN/AQS-4, в ударном — только противолодочное оружие: две акустические торпеды Mk-43, или две мины Mk-24, или глубинные бомбы различного типа, в том числе и с ядерной боеголовкой. Экипаж в поисковом варианте состоял из четырех человек (двух пилотов и двух операторов), в ударном — только из двух пилотов. ВМФ США впервые опробовал S-58 и для выполнения нового типа военно-морских задач — буксировки минных тралов.

    Идея использования вертолетов в качестве палубной авиации занимала умы не только американских адмиралов. «Нашим ответом Сикорскому» в середине 50-х годов стали Ка-15 и Ми-4. Пионер советского вертолетостроения Николай Ильич Камов (кстати, это он придумал слово «вертолет») после почти десяти лет упорного конструкторского труда, испытаний и доводки создал машины двухвинтовой соосной схемы, пригодные для широкой практической эксплуатации. Такая схема, не имеющая равных по компактности габаритов, считается наиболее целесообразной при палубном базировании. Полуторатонный Ка-15 поступил в 1956 году в серийное производство и на вооружение советского ВМФ, но его грузоподъемность позволяла брать на борт только легкий сонар и небольшое количество акустических буев. Куда большую боевую нагрузку нес противолодочный вариант (7,5 т) Ми-4 классической одновинтовой схемы. В отличие от S-58 он имел на борту не только опускаемый гидролокатор, но и поисковую РЛС! Вооружение ударного варианта также было очень мощным: торпеда АТ-1, или ракета «Кондор», либо 4—8 глубинных бомб массой от 50 до 250 кг.



    Противолодочный S-58 исправно нес свою службу в ВМФ США и их союзников. Единственным его недостатком была малая грузоподъемность, не позволяющая использовать машину одновременно в ударном и поисковом варианте. Сикорский устранил этот недостаток, создав в 1959 году принципиально новую модель вертолета второго поколения — S-61 Sea King. Амфибия Sea King обладала высокой весовой отдачей, грузоподъемностью, скоростью, дальностью и продолжительностью полета. Боевой радиус действия этой машины превысил 250 км. Для своего времени «Си Кинг» считался самой совершенной винтокрылой боевой машиной. Почти на полвека он действительно стал «королем моря».

    Вооружение S-61 состояло из четырех акустических самонаводящихся торпед Мк-43 (Мк-46 или Мк-48). Вместо них на борт можно было брать глубинные бомбы. S-61 стал первым в мире полноценным противолодочным вертолетом, способным одновременно выполнять задачи как по поиску, так и по уничтожению подводных лодок в любой части земного шара и при любых погодных условиях. Помимо сонара AQS-10 на его борт можно было принимать до 12 обычных авиационных сбрасываемых радиогидроакустических буев. Затем появились модификации, оснащенные детектором магнитных аномалий ASQ-81(V) (магнитометром), поисковым радиолокатором LN56HP и оборудованием для ведения электронной разведки.

    Размещение S-61 не только на авианосцах, но и на кораблях меньшего водоизмещения потребовало разработки оригинальной системы принудительного притяга, фиксации и транспортировки в ангар. При посадке на палубу вертолет подтягивался корабельной лебедкой и автоматически фиксировался на стопорах швартовочной тележки, которая затем передвигалась по рельсам в ангар.

    «Си Кинги» с 1961 года стали поступать в состав палубных и береговых эскадр ВМФ США, а затем и флотов союзников. Всего было построено около полутора тысяч «королей моря». Британская фирма Westland разработала и внедрила в серийное производство ряд собственных удачных модификаций.



    S-61 «Си Кинг» был в 60-е годы ХХ века стандартным противолодочным вертолетом, базирующимся на авианосцах и других крупнотоннажных кораблях. В то же время основную часть ударного корабельного состава американского флота составляли эсминцы и фрегаты. Пентагон решил оснастить их легкими дистанционно-управляемыми беспилотными Gyrodyne QH-50 двухвинтовой соосной схемы. Вооружение этого летательного аппарата составляли две торпеды Mk-44. Концепция его применения предусматривала обнаружение подлодки противника при помощи корабельных средств поиска, запуск и наведение QH-50 на цель, нанесение удара и возвращение вертолета на корабль. При этом корабль-носитель оставался вне зоны действия оружия подлодки. Увы, привлекательная концепция на практике оказалась недееспособной. Из 800 поставленных геликоптеров к началу 70-х годов более половины было потеряно, и 200 переделанных кораблей остались с взлетно-посадочными площадками, но без вертолетов. Непосредственный ущерб составил более 276 миллионов долларов.



    Провал программы сверхлегкого дистанционно-пилотируемого вертолета заставил американцев заняться срочным поиском пилотируемой замены. Пентагон выбрал созданный еще в 1959 году палубный поисково-спасательный Kaman-20 Sea Sprite. На нем, ради достижения большой скорости полета, Ч. Каман отказался от своей любимой схемы синхроптера и использовал классическую одновинтовую. Пентагон признал «Каман» самым удачным компромиссом между минимальными габаритами и возможностью нести поисковую аппаратуру и вооружение.



    Масса противолодочного К-20 составляла 5,5 т, а в экипаж вошел оператор поисковой аппаратуры. Бортовое оборудование пополнили навигационная ЭВМ, РЛС, детектор магнитных аномалий и 15 радиогидроакустических буев. На внешних узлах подвески вертолет нес одну торпеду Mk-46. В отличие от «Си Кинга» К-20 не мог действовать в одиночку, поскольку его поисковое оборудование было проще. Субмарину обнаруживал корабль-носитель, а «Си Спрайт» с помощью своей аппаратуры устанавливал точные координаты и атаковал ее торпедой. Радиус действия К-20 составил 65 км. Фирма «Каман» сначала переделала в противолодочные все ранее построенные К-20, а затем начала выпуск новых машин. К началу 80-х годов в составе ВМФ США находилось более 80 кораблей-носителей, для каждого из них требовалось по два К-20. Еще 70 кораблям необходимо было по одному геликоптеру «Си Спрайт». К-20 стали самыми массовыми американскими противолодочными винтокрылыми машинами. В 1987 году на их долю приходилось 50% от численности всего парка корабельных вертолетов ПЛО. К-20 неоднократно подвергался модернизации. Сегодня радиус действия этой машины превышает 100 км, боевая нагрузка составляет 726 кг. Вооружают «Си Спрайт» и тяжелой торпедой ALWT Mk-50 с дальностью действия свыше 10 км.

    Конец 70-х — начало 80-х годов прошедшего столетия ознаменовались в истории авиации появлением нового типа морских ударных вертолетов — противокорабельных. Все они были созданы на базе противолодочных: вместо торпед на кронштейнах подвески разместили ракеты класса «воздух—корабль». Палубные «Си Спрайт» получили на вооружение Sea Skua («Си Скьюа»), Penguin («Пингвин»), Hellfire («Хелфайр») и Maverick («Мэйверик»). Дальность действия этих ракет составляла от 20 до 100 км. Атака надводных кораблей стала второй основной задачей ударных морских боевых вертолетов. К счастью, межгосударственные конфликты ХХ века не привели к полномасштабной войне, и противолодочным вертолетам не пришлось проверять на практике свое смертоносное оружие. Противокорабельные ракеты, напротив, немало «поработали» в локальных конфликтах на Фолклендах и в Ираке. Вооруженные ракетами «воздух—земля» ударные морские вертолеты продемонстрировали здесь свою исключительную эффективность. Тогда же, в 80-е годы, с целью усиления самообороны боевых вертолетов начались разработки по их вооружению ракетами класса «воздух-воздух». К-20 получили ракеты Sparrow («Спарроу») или Sidewinder («Сайдуиндер»).

    Одновременно с поступлением на вооружение американского ВМФ и других флотов вертолетов «Си Кинг» и «Си Спрайт» вертолетостроительные фирмы создали в 60-е годы еще несколько типов машин.

    В 1956 году Н.И. Камов получил задание на Ка-25. Впервые поднявшийся в воздух в 1961 году вертолет изначально проектировался как специализированный, а не многоцелевой. Все было сделано для обеспечения компактности и целевой эффективности. Газотурбинная силовая установка, новейшее оборудование и более современные технологии позволили при той же взлетной массе, что и у Ми-4, разместить на Ка-25 весь комплекс вооружения и поискового оборудования, которое использовалось на паре: Ми-4 «поисковый» плюс Ми-4 «ударный».

    Ка-25 ПЛО базировались на кораблях советского ВМФ одиночно, в паре с мощным целеуказателем Ка-25Ц или группой (по 14 штук) на больших авианесущих крейсерах. Ка-25 стал первым советским противолодочным вертолетом, выполнявшим функции и «хантера», и «киллера», однако возможности его поискового комплекса были ограниченны. Не обладал Ка-25 и амфибийными свойствами. Поэтому ОКБ под руководством Михаила Леонтьевича Миля получило задание создать на базе многоцелевого Ми-8 противолодочную амфибию Ми-14. Представленный в 1967 году четырнадцатитонный вертолет был настоящей «летающей крепостью». На его борту стояли: РЛС «Инициатива», гидролокатор «Ока-2», теплопеленгатор «Сура», магнитометр «Орша» и другое оборудование. Вооружение составляли: торпеда АТ-2 или «Стриж», «Орлан», «Колибри», либо ракета-торпеда «Ястреб», либо восемь 250-килограммовых бомб. В начале 80-х годов на вооружение Ми-14 поступили мощные ракеты класса «воздух-корабль».



    Зарубежным аналогом Ми-14 была французская винтокрылая амфибия Sud Aviation SA-321 Super Frelon. Ее ударное вооружение имело несколько вариантов: 4 противолодочные торпеды, 8 глубинных бомб, 2 противокорабельные ракеты Exocet AM-39 или 4 ракеты AS12. Тринадцатитонный вертолет базировался только на авианосцах. Поэтому в 80-е годы французский флот получил противолодочную модификацию многоцелевого девятитонного Aerospacial AS-332 Super Puma. Вооружен этот «зверь» был 2 самонаводящимися противолодочными торпедами или 2 противокорабельными ракетами. В настоящее время консорциум Eurocopter выпускает его новую усовершенствованную модернизацию AS-532 Cougar.

    Королевский флот Великобритании принял на вооружение «Си Кинг», выпускавшийся по лицензии компанией Westland, а в качестве легкого противолодочного — вертолет национальной разработки Westland Wasp. Маленький вертолет, максимальной взлетной массой всего 2,5 т, не имел никакого поискового оборудования и мог только нести две торпеды или две ракеты. Несмотря на слабое вооружение, «уоспы» отличились во время боев на Фолклендских островах. Их ракетами AS-12 была поражена аргентинская подлодка «Санта Фе».

    Британское адмиралтейство, недовольное ограниченной полезной нагрузкой «уоспов», в начале 70-х годов заказало фирме Westland разработку нового ударного палубного вертолета WG-13 Lynx. Главными требованиями были: компактность, живучесть и мощное вооружение. Специализированный геликоптер получился «максимально ужатым» с кабиной ограниченной вместимости. Противолодочный «Линкс» стал своего рода европейским аналогом «Си Спрайта». Сегодня это основной противолодочный вертолет стран НАТО и многих других государств. При взлетной массе менее 5 т он имеет множество вариантов вооружения: 2 торпеды Mk-46 или Stingray, 4 ракеты Sea Skua или AS-12 (или АМ-39 Exocet), 2 глубинные бомбы Mk-11. Радиус боевого действия превышает 100 км. «Линксы» продемонстрировали исключительно высокую эффективность во время боев на Фолклендах и в войне с Ираком. Там они использовались в противокорабельном варианте и уничтожили до полусотни целей. В настоящее время фирма Westland поставляет заказчикам комплексно модернизированный Super Lynx. Боевая нагрузка вертолета теперь составляет 726 кг и может включать в зависимости от решаемой задачи: 4 торпеды Mk-46, Mk-44, Stingray, A244/S, 4 ракеты Sea Skua, АМ-39 Exocet, Penguin, Maverick или четыре глубинные бомбы Mk-11.



    Европейские аналоги «Линкса» — пятитонные вертолеты Augusta-Bell AB-212 и Eurocopter AS.565 Panther. Они представляют собой противолодочные модификации транспортных и многоцелевых вертолетов «Белл Хьюи» и Aerospatial SA.365 Dauphin II.



    Интересной разработкой итальянских вертолетостроителей стал созданный в 1965 году одноместный аппарат Agusta А-106, своего рода пилотируемый аналог американского QH-50. Однако выпускался этот аппарат недолго. Когда в 80е годы на вооружение флотов поступили более эффективные средства доставки ударного противолодочного оружия, необходимость в малых вертолетах с ограниченным радиусом боевого действия отпала.



    Командование флота США, приступая к программе модернизации Kaman-20 Sea Sprite, не считало, что задача оснащения кораблей боевыми ударными вертолетами индивидуального базирования тем самым окончательно решена. Поэтому уже в 1970 году руководство ВМФ США сформулировало требования к новому перспективному ударному морскому вертолету. Основной его задачей определили: обнаружение надводных и подводных целей в радиусе 185 км с последующим уничтожением противолодочными торпедами или глубинными бомбами. Вторая задача — загоризонтное обнаружение цели и наведение на нее запускаемых с корабля ракет. Заказчики планировали размещать новые вертолеты попарно на крейсерах, эсминцах и фрегатах.

    Правда, совсем новая машина на свет не появилась. Из соображений экономии Пентагон выбрал в 1977 году из поступивших предложений проект фирмы Sikorski. Он предусматривал создание ударного вертолета на базе армейского Sikorski SH-60A Black Hawk. Контракт на создание бортового радиоэлектронного комплекса получила фирма IBM. Морской вариант стал называться SH-60B Sea Hawk. Его взлетная масса превышает 9,5 т.

    Для противолодочной обороны вертолет Sea Hawk оснащен РЛС AN/ARS-124, 25 радиогидроакустическими буями и буксируемым магнитометром AN/ASQ-81. Вооружение включает: две противолодочные торпеды Мк-46 или противокорабельные управляемые ракеты «Гарпун». Экипаж SH-60B состоит из двух пилотов и оператора электронного оборудования. Посадка на палубу производится при помощи системы принудительного притягивания, которая позволяет посадить машину на ограниченную по размерам площадку в условиях килевой качки 5°, бортовой 28° и вертикальных перемещений палубы, вызванных волной высотой 4,6м (волнение около 5 баллов). С 1983 по 1999 год ВМФ США получили свыше двухсот таких вертолетов. Еще полторы сотни аналогичных машин поступило в ВМФ других государств.

    Кроме базового SH-60B, для военных моряков на Sikorski Aircraft строятся: SH-60F Ocean Hawk («Оушен Хоук») — противолодочный вертолет для проведения операций по прикрытию авианосцев в радиусе 50 км в пределах внутренней зоны ПЛО, а также HH-60H — поисково-спасательный для ВМС США и HH-60J «Джей Хоук» для Береговой охраны США. Ударный «Оушен Хоук» вооружен опускаемым гидролокатором AN/AQS-13F, более мощными торпедами Mk-50, не имеет поисковой РЛС и системы принудительной посадки на палубу. Авианосцы США получили 175 вертолетов SH-60F. В настоящее время фирма Сикорского приступила к комплексной переделке всего парка ударных «Си Хоуков» в новую перспективную модель S-70R, обладающую повышенными тактико-техническими характеристиками.

    К началу 70-х годов основной советский ударный морской вертолет Ка-25 перестал отвечать запросам моряков. Командование ВМФ СССР поручило ОКБ Н.И. Камова создать машину, соответствующую возросшим требованиям. Конструкторы справились с задачей, и в 1973 году двенадцатитонный Ка-27 поднялся в воздух, а через шесть лет поступил на вооружение.

    По признанию специалистов всего мира, двухвинтовой соосный Ка-27 ни в чем не уступает своему американскому аналогу «Си Хоуку». Вертолет может выполнять полеты как с авианосцев, так и с ограниченных площадок военных кораблей среднего водоизмещения при бортовой качке 8° и килевой — 2°. Он предназначен для поиска, обнаружения, отслеживания и уничтожения всех типов современных субмарин, плывущих на глубине до 500 м и со скоростью до 75 км/ч. Патрулирование возможно на удалении от места взлета до 200 км при волнении моря до 5 баллов днем и ночью в любых метеоусловиях. Для борьбы с субмаринами и надводными боевыми средствами на Ка-27 установлены: РЛС «Инициатива-2КМ», опускаемая гидролокационная станция ВГС-3, сбрасываемые гидроакустические буи РГБ-Н и буксируемый магнитометр АПМ-73В. Вооружение Ка-27 имеет три варианта: противолодочные торпеды АТ-1МВ, ВТТ-1 или УМГТ-1 («Орлан»), управляемые противолодочные ракеты АПР-2Э («Ястреб-М») или восемь глубинных бомб ПЛАБ-250. Для борьбы с кораблями противника используются мощные ракеты Х-35, дальность действия которых превосходит полторы сотни километров. Ка-27 послужил базой для создания комплекса палубных корабельных вертолетов разного назначения: поисково-спасательного Ка-27ПС, транспортно-боевого Ка-29 и вертолета радиолокационного дозора Ка-31. Кроме того, на экспорт производится противолодочная модификация Ка-28.



    Во второй половине 70-х годов командование флота Великобритании решило заменить «Си Кинги». К аналогичным выводам пришли и итальянские адмиралы. Фирмы Westland и Augusta решили объединить усилия и образовали в 1980 году консорциум European Helicopter Industries (EHI) для совместной разработки вертолета EH-101. Осенью 1987 года их новый летательный аппарат первый раз поднялся в воздух. В Великобритании он именуется Merlin, в Италии — Griffon. К настоящему времени концерн Augusta-Westland поставил заказчикам свыше ста ЕН-101 в противолодочном, транспортно-десантном и гражданском вариантах.



    Вертолет EH-101 относится к тяжелым машинам (его взлетная масса превышает 14,5 т) и используется для противолодочных и противокорабельных операций при волнении до 6 баллов, а также для поисково-спасательных операций, разведки и радиоэлектронного противодействия. Максимальное время патрулирования — 5 часов. На ЕН-101 установлены радиолокатор Blue Kestrel, погружаемый гидролокатор Plessi, два автомата сбрасывания радиогидроакустических буев и система радиоэлектронной разведки. Боевая нагрузка составляет 907 кг. Вертолет может быть вооружен по трем схемам: 4 самонаводящиеся торпеды Mk-46 или Stingray (или A 244/S), 2—4 глубинные бомбы Mk-11, 2—4 ракеты AM-39 Exocet или AGM-84 Harpoon (или Sea Eagle, или Sea Skua). В настоящее время на вооружение стран НАТО поступает и более легкий противолодочный вертолет NH-90, взлетной массой менее 10 тонн. Он представляет собой модификацию многоцелевой машины, разработанной в 1995 году международным консорциумом NH Industries. Боевая нагрузка — 700 кг, имеет несколько вариантов: 2 противолодочные торпеды Murena, Мк-46, А244, 2 ракеты АМ-39, глубинные бомбы. Вертолетом NH-90 планируется заменить машины ПЛО: Puma, Super Frelon, Lynx, AugustaBell 212 и Westland Sea King. Разработка новых ударных противолодочных вертолетов ведется и на других фирмах, в том числе и в развивающихся странах.


    Автор: Вадим Михеев
    - NO PAIN NO GAIN
    - RESPONSIBLE CARE IS OUR WAY
    - SHOW MUST GO ON...

    Комментарий


    • ВРАГ СПЕШИТ НА ПОМОЩЬ


      Это были последние дни войны.

      Место действия — Передняя Померания.

      Вторая Ударная армия под командованием генерала И.И. Федюнинского — героя Ленинградской блокады — стремительно продвигалась по балтийскому побережью, сметая на своем пути остатки фашистского вермахта. 1 мая 1945 года с боем был взят Штральзунд. С овладением 3 мая островом Рюген боевые действия для войск 2-й Ударной армии, по существу, закончились. У людей было приподнятое настроение от сознания скорой победы, ожидания возвращения домой, встречи с родными и близкими. Но было и другое…

      Солдатская правда на этом завершающем этапе страшной бойни приобрела отточенность и завершенность в своей логике. И в этой логике, казалось, не оставалось места для милосердия.

      Позади в руинах лежала Родина, стертые войной в порошок города и надежды, изуродованные судьбы и братские могилы. Очень много братских могил — солдатских и несолдатских. По большей части несолдатских…

      Те зверства, которые творились немцами на оккупированных территориях, до сих пор потрясают.

      Из материалов Нюрнбергского процесса:
      «В деревне Белый Раст Краснополянского района группа пьяных немецких солдат поставила на крыльцо одного дома в качестве мишени 12-летнего Володю Ткачева и открыла по нему огонь из автоматов. Мальчик был весь изрешечен пулями…

      В г. Львове 32 работницы львовской швейной фабрики были изнасилованы и затем убиты германскими штурмовиками. Пьяные немецкие солдаты затаскивали львовских девушек и молодых женщин в парк Костюшко и зверски насиловали их. Старика священника В.Л. Помазнева, который с крестом в руках пытался предотвратить насилия над девушками, фашисты избили, сорвали с него рясу, спалили бороду и закололи штыком.

      Германский офицер Шварц в ответ на просьбу сотрудников яснополянского музея перестать отапливать дом личной мебелью и книгами великого писателя, а взять для этого имеющиеся дрова, ответил словами: «Дрова нам не нужны. Мы сожжем все, что связано с именем вашего Толстого…».
      (Документ СССР —51)

      «Комендант Яновского лагеря, оберштурмфюрер Вильгауз, чтобы доставить удовольствие своей 9-летней дочери, заставлял подбрасывать в воздух 2—4-летних детей и стрелял в них. Дочь аплодировала и кричала: «Папа, еще, папа, еще!»
      (Документ СССР — 6)

      И вот теперь для солдат пришла пора расплаты. Впереди — вот она, Германия,— агрессор. Неметчина…Волчье логово… Их ведь никто не приглашал ни под Москву, ни на Волгу, ни на Украину и в Белоруссию, где они оставили о себе страшную память.

      Продвижение наших войск по Германии сопровождалось безжалостной местью. Были и грабежи, и изнасилования, и поджоги, и убийства. Командованием Красной Армии предпринимались самые жестокие меры для пресечения таких случаев. Еще 3 апреля 1945 года командующий 2-м Белорусским фронтом маршал К. Рокоссовский издал приказ — расстрел на месте за совершение этих преступлений. Приказ исполнялся неукоснительно, но немедленного эффекта эта мера не давала.

      Одно из стихотворений А. Твардовского начинается так:
      «По дороге на Берлин
      Вьется серый пух перин…»

      Да, попотрошили наши солдаты немецкие перины.

      Захваченные немецкие города на несколько дней становились ареной человеческих трагедий. И Штральзунд — курортный немецкий город с богатым пиратским прошлым, да и вся Померания не стали исключением из всегдашнего печального военного правила. Известно, что война не подчиняется нравственным законам. Но человек… Человек всегда имеет возможность нравственного выбора.

      Соединения 2-й Ударной разместились в Штральзунде, в его окрестностях и на острове Рюген. Федюнинский, как мог, старался наладить нормальную жизнь в городах и населенных пунктах, где находились наши войска. Надо было позаботиться о восстановлении электростанций, об обеспечении гражданского населения продуктами питания и медикаментами. Положение немцев было очень тяжелым. Дошло, например, до того, что в штральзундской городской больнице больные оказались без пищи. Пришлось взять больницу на довольствие Красной Армии.

      Много забот потребовало и улучшение бытовых условий солдат и офицеров. Проведя не один день в непрерывных боях, люди устали. И вот появилась возможность дать им заслуженный отдых. К.Рокоссовский отдал распоряжение создать дома отдыха для военнослужащих.

      С этого распоряжения все и началось.

      На морском побережье было много особняков, покинутых хозяевами при приближении русских. Федюнинский решил осмотреть их и выбрать что-нибудь подходящее для отдыха офицеров.

      Вместе с членами Военного совета армии и командирами корпусов и дивизий Федюнинский поехал по курортным местам острова. И поездка эта была похожа, скорее, на экскурсию. А ведь была весна… Ты представляешь, читатель, как по-особому цвели сады в те майские дни?

      Из воспоминаний И.И. Федюнинского
      "Поднятые по тревоге". 1961 год
      «К обеду несколько подходящих домов было уже отобрано — задача выполнена. И вдруг внимание привлек красивый коттедж, расположенный в глубине большого сада.

      — Заглянем сюда, — предложил кто-то из спутников.

      У входа стоял пожилой человек с аккуратно подстриженными седыми усиками. При виде нас он снял шляпу, с достоинством поклонился.

      — Шпрехен зи руссиш? — спросил я.

      — Я, ваше превосходительство, хорошо знаю русский язык.

      — Кто вы такой?

      — Из прибалтийских немцев. До революции в Петрограде у меня была табачная фабрика. Эмигрировал сюда в тысяча девятьсот восемнадцатом году.

      — Вы один живете в особняке?

      — О нет, со мной тридцать дам. Все невольно переглянулись.

      — Господа, здесь живут престарелые русские эмигрантки. Если желаете убедиться, прошу! — поспешил разъяснить фабрикант.

      В просторном вестибюле особняка в креслах сидели несколько женщин, из которых самой молодой было никак не меньше шестидесяти лет. Они поднялись навстречу и по одной начали представляться:
      — Графиня такая-то…

      — Баронесса такая-то…

      Странно было слышать эти пышные, известные только по книгам титулы».

      Их было шестеро. И на вопрос: где же остальные дамы?— одна из них, баронесса Эссен, вдова известного русского адмирала, распахнула шторы и пригласила всех жестом к окну. Выражение любопытства на лицах офицеров медленно сменилось изумлением. На зеленой лужайке в разных направлениях двигались, держась за натянутые бечевки, худенькие фигурки в одинаковых платьях и белых фартучках. А прямо под окном в такой же одежде сидела на скамейке белокурая девочка лет четырех с перетянутыми черной лентой глазами.

      — Господа офицеры могут видеть — мы на собственные средства содержим пансионат для ослепших девочек — жертв британских бомбардировок. Им от 5 до 19 лет. Все они сироты.

      Рюгену в годы войны досталось, что называется, «по полной программе». Гитлеровцы разместили на острове несколько десятков секретных биологических и химических лабораторий, на нескольких полигонах производили испытания новых образцов оружия — все виды ракет «Фау», новые модели танков и самолетов родились именно на Рюгене. Поэтому за долгие военные годы авиация союзников последовательно превращала курортный остров в подобие лунного ландшафта… Но лаборатории и полигоны, защищенные многометровыми бетонными перекрытиями, продолжали функционировать до самого конца войны, а от бомбежек больше всего пострадали мирные жители.

      Изувеченные войной дети — кого это могло оставить равнодушным? Федюнинский вспомнил ослепших от голода, бомбардировок и артобстрелов детей Ленинграда, где пробыл все три блокадных года. Немецкие дети ничем не отличались от них. Генерал принял решение защитить их от возможных инцидентов.

      Выдержка из политдонесения Начальника политотдела 2Уд.А. от 8.5.45 г. № 00176

      «…05.05.45 г. командованием 2Уд.А при производстве рекогносцировки местности в северной части о. Рюген, на отрезке шоссе между населенными пунктами Варнкевиц и Путгартен был обнаружен частный женский пансионат для слепых. В приюте содержалось до 30 слепых больных и раненых женского пола в возрасте от 4 до 20 лет. Обслуживание и содержание приюта производилось 7 эмигрантами из бывших дворян русского происхождения. В связи с тем, что прилегающее к пансионату побережье является десантоопасным, было принято решение расквартировать на территории приюта отдельную разведроту 108 ск (командир роты к-н Калмыков С.А.) с целью наблюдения и охраны прилегающего 15-километрового участка побережья. Также перед Калмыковым была поставлена задача — исходя из гуманных соображений, оказать возможную первую помощь продовольствием слепо-больным и взять их под охрану…»

      Их было 32 человека — войсковых разведчиков, спаянных боями и армейской дружбой в единую семью. Пестрый национальный состав, не менее пестрый список профессий от инженера до «медвежатника» (сам капитан Калмыков до войны был агрономом совхоза лекарственных растений в Башкирии).

      Война, выпавшая на их долю, была по-особенному беспощадной и жестокой с каждым из них. На их счету — и многодневные рейды по немецким тылам, и угнанные немецкие танки, и множество вражеских «языков». За всем этим стояла постоянная групповая игра в прятки со смертью за гранью сколько-нибудь допустимого риска. Жизнь в разведке выработала у них не только ловкость, отвагу и умение виртуозно и профессионально убивать или похищать врагов. Главное, что отличало и отличает разведчика, — необычайно высокая нравственность и надежность. Что и говорить, не случайно появилась расхожая, но точная фраза: «Я бы с ним в разведку не пошел…» Досыта нахлебавшиеся войной и бесконечно уставшие от своего военного ремесла, герои нашего рассказа знали лучше, чем кто бы то ни был: война не списывает ни предательства, ни малодушия, ни подлости.

      Итак, 32 войсковых разведчика разместились в женском пансионате. Война для них закончилась. Они прожили там 5 дней. Была упоительная весна 1945 года.

      Никто не знает, о чем могли говорить в эти дни старушки-эмигрантки с бывалыми русскими солдатами. Наверняка они говорили о Питере — городе их юности и городе, который эти солдаты отстояли.

      Никто не знает и о том, как складывались отношения разведчиков со слепыми девочками. Но в документах 2Уд.А. сохранилось требование от 6 мая 1945 года, подписанное капитаном Калмыковым, на выдачу со складов 43 наименований товаров и продуктов, среди которых называются простыни, наволочки, котел для приготовления пищи, крупы, консервы, мука, женская обувь малых размеров — 60 пар и 10 кг шоколада. Через всю накладную — виза: «Изыскать и выдать! Командир 108-го стрелкового корпуса генерал-лейтенант В. Поленов». Перед советскими солдатами были беззащитные старухи и никому не нужные слепые девочки — ровесницы их сестер и дочерей. И чего другого можно было ожидать от смертельно утомленных войной, горем, кровью и разрухой русских солдат тогда, весной после войны?

      Да, фактически война уже закончилась. Правда, разрозненные группы немецких солдат и бесконечные колонны беженцев стремились на запад. Ни русский плен, ни проживание на оккупированной Красной Армией территории не казались немцам безопасными после того, что фашисты устроили на русской земле.

      В нескольких десятках морских миль от Рюгена на датском острове Борнхольм находилось около 20 000 немецких солдат. Их командованием было принято решение сдаться в плен англичанам, которые к этому времени заняли Данию. Оставалось дело за немногим — преодолеть 80 морских миль, разделявших их от спасительного английского плена. Для этой цели были мобилизованы все мало-мальски пригодные плавсредства. Тральщики, катера, яхты и рыболовецкие траулеры небольшими караванами по 2—3 судна перевозили солдат в ночное и вечернее время к пункту приема военнопленных на острове Зеландия — главной твердыне датского архипелага. Курс этих караванов пролегал всего в нескольких километрах от северной оконечности Рюгена, где стоял пансионат для слепых сирот.

      Выдержка из политдонесения Начальника политотдела 2Уд.А. от 8.5.45 г. № 00176.

      «Для обороны побережья и ведения беспокоящего огня по многочисленным разнородным плавсредствам противника, осуществлявшим переброску н-ф войск с Хельской косы и о. Борнхольм в Данию, был также выделен и расквартирован в 6 километрах от расположения отдельной разведроты 108 ск в районе маяка на мысе Арконс 137 танковый батальон 90 сд (командир батальона майор Гаврилец Вас.Юр.)….»

      Этот танковый батальон был переброшен на Рюген из Штральзунда. А в Штральзунде у солдат сложились совсем другие отношения с местными жителями, чем у разведчиков с их подопечными.

      Ближе к вечеру 8 мая старшина роты старший сержант Петр Гуляев, кавалер орденов Славы трех степеней, вышел встречать неожиданно появившийся у ворот дома «виллис». Навстречу ему из машины вылез пьяный майор-танкист…

      * * *

      Выдержка из политдонесения Начальника политотдела 2Уд.А. от 8.5.45 г. № 00176.

      «Как установлено, 08.05.45 г. около 17 часов майор Гаврилец, находясь в нетрезвом состоянии, прибыл в расположение отдельной разведроты 108 ск с целью установления взаимодействия между подразделениями. Однако в результате действий с его стороны, позорящих звание советского офицера, выразившихся в домогательствах к слепо-больным и нанесении побоев старшине разведроты ст. сержанту Гуляеву (кав. орденов Славы трех ст.), он был задержан капитаном Калмыковым. После отрезвления майор Гаврилец был отпущен».

      Думаю, что этот майор родился не просто «в рубашке», а в шелковой рубашке с кружевами и художественной вышивкой. Не должно было это сойти Гаврильцу с рук. Ударить разведчика, ударить героя, к тому же старшину роты — отца родного и мамку в одном лице… Нет, невозможно понять, почему они не убили этого «офицера». А такое на фронте случалось нередко. Так или иначе, разведчики отпустили его восвояси, и это было их роковой ошибкой.

      Выдержка из политдонесения Начальника политотдела 2Уд.А. от 8.5.45 г. № 00176.

      «…Прибыв в расположение своей части и руководствуясь преступными соображениями, майор Гаврилец собрал л/с танковой роты и поставил боевую задачу — уничтожить якобы обнаруженное им подразделение «власовцев» с членами их семей, переодетое в форму бойцов КА. В 23.15 танковый батальон майора Гаврильца, выдвинувшись в район расположения орр108 ск, открыл беспорядочный пулеметно-артиллерийский огонь по зданию пансионата с дистанции 1 200—1 500 м.

      Командир орр к-н Калмыков, пользуясь низкой эффективностью огня, темным временем суток и рельефом местности, эвакуировал слепо-больных и обслуживающий персонал пансионата и разместил их в естественных прибрежных укрытиях в 500—600 метрах от места боестолкновения».

      Разведчики, видимо, не сразу поняли, в чем дело, когда на территории пансионата разорвались первые снаряды. Понять что-либо в складывавшейся обстановке было невозможно. Было ясно одно — они подверглись нападению значительных сил (напасть на них могли только немцы). Но откуда взялись немецкие войска на острове и какими силами располагали, было непонятно. Что бы там ни было — их атаковал противник, и командир разведчиков немедленно организовал оборону. Но первое, что они сделали, определив направление атаки — вывели своих подопечных из здания пансионата и укрыли их в естественных складках местности на берегу моря.

      Спустя несколько минут они различили на броне атакующих танков красные звезды и с облегчением вздохнули — слава Богу, наши. Это, конечно же, недоразумение… Они пытались вступить в переговоры с напавшими танкистами. Но расчет майора был безошибочным — никто с «власовцами» переговариваться не хотел. Танкисты били по ним из орудий и пулеметов прямой наводкой. Ответный огонь был открыт после того, как погиб с зажатым в руке белым полотенцем расстрелянный в упор капитан Калмыков.

      Огонь-то они открыли, но все, что они могли противопоставить танкам — автомат, винтовку, нож или противопехотную гранату, — против танков не годилось. Силы разведчиков таяли с каждой секундой. И все же два танка им удалось поджечь бутылками с бензином…

      Они еще могли уйти. Уж чего-чего, а умения незаметно ускользнуть из-под носа противника им было не занимать… В самом деле, старшина роты мог вывести солдат из-под обстрела, отвести их в безопасное место, связаться с командованием и дождаться скорого и правого суда над заигравшимся самолюбивым майором. Нет, ситуация не была безвыходной для разведчиков.

      Ситуация была безвыходной для слепых девчушек и старух. Они не смогли бы улизнуть от охотившихся на них танкистов. Они были обречены.

      Выдержка из политдонесения Начальника политотдела 2Уд.А. от 8.5.45 г. № 00176.

      «При многократных попытках остановить боестолкновение личный состав развед. роты понес потери в живой силе до 50% л/с. В 23.45 разведрота открыла ответный огонь…» Разведчики сделали свой выбор. К этому времени их оставалось не более 15 человек. Ох, как непросто было им принять такое решение 8 мая 1945 года… Оставить на верную гибель беззащитных людей эти русские солдаты не могли. Ну не смогли они предать ни старух, ни девчонок, к которым успели привязаться, потому что знали — никакая война такого предательства им не спишет… Они решили защищать их до последней возможности.

      15 бойцов приняли бой с десятью танками — лучшими танками Второй мировой войны — легендарными тридцатьчетверками.

      * * *

      А тем временем мимо Рюгена на двух кораблях проходил очередной караван судов, перевозивший с Борнхольма немецких солдат в британский плен. Не нужно обладать большим воображением, чтобы представить себе психологическое и нравственное состояние этих людей. Их отечество было разгромлено, судьба родных — неизвестна, а их самих, здоровых и до зубов вооруженных мужиков, через несколько часов ожидал позор плена. Горечь, стыд, чувство невыполненного долга… И вдруг, сквозь кромешную мглу ночного Балтийского моря они видят и слышат, что в нескольких километрах от них, на Рюгене, идет бой. Что они должны были подумать? Видимо, там, прижатые к морю, гибнут в бою с «иванами» их товарищи. Чего бы то ни стоило, нужно помочь им, попытаться спасти их или самим с честью погибнуть…

      Суда подошли ближе к берегу, и немцы увидели горящий русский танк. Сомнений не оставалось — они не напрасно свернули к острову. Солдаты в полной боевой выкладке стали высаживаться на берег Рюгена, готовясь к своему последнему бою.

      Выдержка из политдонесения Начальника политотдела 2Уд.А. от 8.5.45 г. № 00176.

      «…Около 00.20 09.05.45 г., привлеченный картиной боестолкновения, видного со стороны моря, и желая оказать помощь предположительно своим подразделениям, участвовавшим в нем, противник приблизился на двух плавсредствах к берегу, произвел высадку десанта численностью до 50 человек и включился в бой…»

      Богу было угодно, чтобы они высадились в нескольких десятках метров от сбившихся в кучу и охваченных ужасом слепых детей. Их попечительницы-старушки ввели немецких солдат в курс происходящего. Те, конечно же, были воодушевлены — они снова стояли на родной земле, им было, кого защищать, в их руках было оружие, и они бросились на помощь девятерым остававшимся в живых советским разведчикам.

      Вот так и получилось, что на одной стороне оказались советские и немецкие солдаты… Со вступлением в бой немцев дело пошло веселее, и через несколько минут все закончилось — фаустпатроны в опытных руках не оставляют никаких шансов даже лучшим в мире танкам.

      Выдержка из политдонесения Начальника политотдела 2Уд.А. от 8.5.45 г. № 00176.
      «…В 00.50 боестолкновение закончилось.

      Итоги боестолкновения: Личный состав 137-го танкового батальона 90 сд…»

      Далее в документе идет перечисление потерь разведчиков, немцев и танкистов. Но главный итог «боестолкновения», о котором не сказано в политдонесении, заключался в следующем: любовь и милосердие смогли победить страх смерти, ненависть и войну. Любовь и милосердие, долг и воинская честь оказались для наших разведчиков значимее их собственных жизней и радости победы и перспектив мирной жизни. Это был их осознанный нравственный выбор и нравственный подвиг. Не об этом ли «неподвижном стоянии» в правде говорил в 1612 смутном году патриарх Гермоген.

      Эпилог
      И вот после боя они сошлись вместе. Еще не до конца сознавая значение случившегося, потрясенные, смотрели немецкие солдаты на советских разведчиков. Какой-нибудь час назад им казалось, что война вытеснила весь запас общих ценностных представлений, что единственный сохранившийся общий знаменатель для немцев и русских — это ненависть.

      Русские солдаты, заслонившие собой беззащитных немецких детей, снова открывали перед ними общий для всех людей горизонт человечности и великодушия. Но сами герои оказались в отчаянно-безвыходном положении. Ни у кого не было никаких сомнений в том, какая участь ожидала наших разведчиков в ближайшие несколько часов. Ведь, по существу, действуя совместно с подразделением вермахта, они уничтожили танковый батальон Красной Армии, который на весах Фемиды военного образца перевешивал любые нравственные аргументы.

      Ясно было и другое: разведчики не заслуживали той пронзительно несправедливой участи, которая неизбежно ожидала их. И в этот момент вмешалось, похоже, само Провидение.

      Гражданский капитан одного из датских судов, перевозивших немцев с Борнхольма, по фамилии Торвальдсон, потрясенный всем тем, чему он стал свидетелем, вспомнил, что в течение всей войны по субботам из шведского порта Мальме в Лиссабон ходит пароход под нейтральным шведским флагом. По дороге пароход делает двухчасовой заход в испанский порт Ла-Корунья. Никакому досмотру или сопровождению в пути следования он не подвергается. И если поторопиться и если советские солдаты не возражают, то он берется посадить их на этот пароход. Только идти надо под советским флагом и чтобы на верхней палубе находились советские солдаты, иначе их могут остановить английские патрульные катера, да и шведский пароход наверняка будет легче остановить именно русскому катеру.

      Разведчики согласились. Ничего другого им не оставалось. Казалось, весь этот треклятый мир, залитый кровью, лишивший их в одночасье права на победу, на Родину, на любовь и жизнь, сам отторгал их.

      И все получилось именно так, как было спланировано. Только одно обстоятельство дополнило план Торвальдсона — на пароход вместе с разведчиками пересели и женщины, и немецкие солдаты. Вскоре пароход скрылся за горизонтом…Таково последнее достоверное сведение, известное об этой удивительной были. Высадились ли эти люди в испанской Галисии или доплыли до Лиссабона, как и где обосновались потом, Бог знает.

      Источник: Вокруг света
      - NO PAIN NO GAIN
      - RESPONSIBLE CARE IS OUR WAY
      - SHOW MUST GO ON...

      Комментарий


      • ПОМНИ ПОРТ-АРТУР






        После подрыва эскадренного броненосца «Петропавловск» и гибели адмирала Макарова начался новый этап в ходе Русско-японской войны. Целью военного плана японцев было запереть или уничтожить русский флот, базировавшийся в Порт-Артуре, занять Корею и вытеснить русские войска из Маньчжурии.
        Гибель адмирала Макарова стала прологом поражения российского флота в Русско-японской войне. Многие и сегодня убеждены: останься адмирал Макаров жив, война приобрела бы совсем другой характер. Как бы то ни было, с «активной обороной», поборником которой выступал адмирал, отныне было покончено. На смену ему был назначен вице-адмирал Н.И. Скрыдлов, но он встретился только с малой частью своего флота, находившейся во Владивостоке. «Главную роль в войне с Японией должен был играть наш флот, — писал генерал А.Н. Куропаткин. — Если бы наш флот одержал успех над японским, то и военные действия на материке стали излишни». Но этого не случилось, и инициатива в Квантунских водах перешла к японцам. После чего японское командование решило приняться за осуществление своего сухопутного плана войны, его взгляды обратились на гаоляновые поля Ляодунского полуострова и сопки Маньчжурии. Куропаткин отмечал, что, почувствовав себя хозяйкой на морях, Япония получила возможность быстро подвозить по морю к армиям все необходимые запасы. Перевозки даже огромных тяжестей, осуществляющиеся в царской армии по слабой железной дороге в течение месяцев, выполнялись японцами в несколько дней. Но что не менее важно, Япония при господстве на море и, в общем-то, бездеятельности русского флота беспрепятственно получала в свои порты арсеналы, заказанные в Европе и Америке: оружие, боевые, продовольственные запасы, лошадей и скот. Что же касается крейсерской войны, развязанной было контр-адмиралом великим князем Александром Михайловичем в феврале 1904 года в Красном море, то закончилась она, едва начавшись, международным скандалом. Четыре парохода, срочно приобретенные в Гамбурге, и присоединившиеся к ним суда Добровольного флота захватили в этом море 12 кораблей с военными грузами для Японии. Однако британское министерство иностранных дел выразило решительный протест, а кайзер Вильгельм пошел еще дальше и отозвался о действиях русских кораблей как «о небывалом акте пиратства, способном вызвать международные осложнения». По представлению дипломатов и вице-адмирала З.П. Рожественского, которому предстояло вести в Порт-Артур эскадру балтийских кораблей, операции на морских и океанских коммуникациях Японии были свернуты, чтобы не обострять отношений с нейтральными державами во время перехода этой эскадры. Пополнить Тихоокеанскую эскадру должен был отдельный отряд кораблей под командованием контр-адмирала А.А. Вирениуса. Он состоял из броненосца «Ослябя», крейсеров «Дмитрий Донской», «Аврора» и «Алмаз», 11 миноносцев и транспортных судов. Для выполнения этой задачи он еще в августе 1903 года покинул Кронштадт и на третий день войны из-за многочисленных поломок дошел только до Джибути во Французском Сомали. А 15 февраля и вовсе получил приказ вернуться в Россию. Во всех этих событиях, писал русский мемуарист, «хорошо было лишь то, что в исходе войны пока никто не сомневался, что она происходила где-то там, далеко, с какими-то смешными «япошками». Японцев по-прежнему печатно называли макаками и лениво ждали побед. Когда в присутствии великого князя Николая Николаевича — будущего Главнокомандующего русскими армиями в Мировой войне — кем-то было высказано пожелание, чтобы он возглавил войска, князь пренебрежительно ответил, что не имеет никакой охоты сражаться «с этими япошками». И только проницательный генерал М.И. Драгомиров, которого тоже прочили на этот пост, заметил: «Японцы-макаки, да мы-то кое-каки».



        Командующий манчжурской армией генерал Куропаткин

        Каламбур героя Балкан сбывался буквально в первые же дни войны. Основной порок русской стратегии в войне с Японией крылся в какой-то патологической пассивности и нерешительности действий. Да и как можно было объяснить тот факт, что, имея регулярную армию численностью в миллион человек, главную роль в этой войне Россия возложила на людей, призванных из запаса? Высшее военное ведомство приняло печальное решение пополнять действующие части и формировать новые — запасными старших возрастов. «Участникам войны, — пишет один из них, — конечно, памятны толпы пожилых бородатых мужиков, одетых в военную форму, уныло бредущих по маньчжурским дорогам. В их руках оружие казалось таким жалким и ненужным».

        Через некоторое время после начала войны командующим Маньчжурской армией был назначен А.Н. Куропаткин, а Главнокомандующим вооруженными силами на театре войны — наместник императора на Дальнем Востоке адмирал Е.И. Алексеев. Таким образом, возникла двойственность власти, не говоря уже о том, что наместник Алексеев не имел никакого понятия о сухопутной войне. Неплохой администратор и храбрый офицер, Куропаткин отнюдь не был полководцем и сознавал это. Отправляясь в Маньчжурию, он заявил императору Николаю II: «Только бедность в людях заставила Ваше Величество остановить на мне свой выбор». По замечанию же генерала Н.А. Епанчина, Куропаткин готовился к походу основательно, его путешествие походило на триумфальное шествие с проводами в Петербурге, с торжественными встречами в Москве и на всем долгом пути. Генерала благословили множеством икон, с одной из них он переезжал Байкал, положив ее рядом с собой в санях. Образов было столько, что остряки сочинили каламбур: «Куропаткин получил столько образов, что не знает, каким образом победить японцев».

        Из-за низкой пропускной способности Великого Сибирского пути корпуса, назначенные на подкрепление из европейской России, достигли Дальнего Востока лишь через 3 месяца с начала военных действий. За это время японцы успели многое: они высадили три армии на Ляодунском полуострове и на Квантуне, передислоцировали первую армию Куроки в Южную Маньчжурию. По меткому выражению английского военного наблюдателя, русская армия «как бы висела на конце одноколейной железной дороги в тысячу миль длиной подобно мыльному пузырю». 18 апреля в деле на реке Ялу пузырь лопнул, и японские армии устремились в Маньчжурию, шаг за шагом отодвигая русские войска на север. Первые же столкновения показали русским генералам, что предстоит не «карательный поход» в азиатскую страну, а война с перворазрядной державой. Куропаткин же, как считали многие военные теоретики, придал стратегическим операциям тактический характер туркестанских походов, которые и составляли его главный боевой опыт.

        30 апреля было прервано железнодорожное сообщение между Мукденом и Порт-Артуром. А 2 недели спустя японцы окончательно отрезали крепость. Русские войска в течение 2 месяцев удерживали противника на промежуточных рубежах Цзиньчжоуского перешейка, где всей 2-й армии Оку противостоял 5-й Восточно-Сибирский стрелковый полк, почти полностью павший на позиции: 28 офицеров и 1 215 нижних чинов. Во время штурма 13 мая японцы потеряли здесь 133 офицера и 4 071 солдата. Перешеек называли воротами к Порт-Артуру. Отлично понимая его значение, Куропаткин принял решение отступить и приказал начальнику Квантунского укрепленного района А.М. Стесселю присоединить отступившие войска к гарнизону крепости, объяснив это впоследствии недостатком наличных войск. «Если бы генерал Фок в решительную минуту прислал подкрепление 5-му Восточно-Сибирскому полку, — писал капитан М.И. Лилье, — то Цзиньчжоуская позиция, этот «ключ» к Артуру, осталась бы, конечно, в наших руках, а тогда сильно изменился бы весь ход дальнейших событий и в Порт-Артуре, и в северной армии». Здесь повторилось то, что уже стало для командования русской армии каким-то зловещим правилом: «Эта потеря прекрасной позиции была тем более тяжела, — сетовал Лилье (и не он один), — что сами японцы, как я слыхал, уверяли впоследствии, будто бы к концу боя у них уже не хватало снарядов, и, продержись мы до вечера, они не могли бы продолжать штурма, и позиция осталась бы за нами». Вследствие отступления отряда генерала Фока к Порт-Артуру, город Дальний пришлось отдать японцам без боя. «Все жители, — писал участник обороны крепости, — пораженные неожиданным падением Цзиньчжоуской позиции, бросив почти все свое имущество, поспешно бежали в Артур». Прошел слух, что еще до прибытия японцев на Дальний напали хунхузы и подвергли его грабежу. Японцам достались электростанция, погрузочный порт, около сотни портовых складов, сухой док, железнодорожные мастерские, 400 вагонов и большие запасы угля. Хотя все большие корабли и перешли в Порт-Артур, в Дальнем осталось около 50 небольших судов различного назначения. Командование Квантунского укрепрайона сделало противнику столь дорогой «подарок», потому что приказ об уничтожении порта последовал только после оставления Цзиньчжоуской позиции. В результате Дальний, переименованный в Дайрен, почти сразу же стал японским погрузочным портом и базой для японских миноносцев. Поражение русских под Цзиньчжоу совпало по времени с объявлением японцами полной морской блокады Квантуна: кораблям нейтральных государств в случае захода в крепость Того грозил самыми «суровыми последствиями». Попытка деблокировать крепость окончилась неудачей: после сражения при Вафангоу (1—2 июня) 1-й Сибирский корпус Штакельберга отступил на север для соединения с Куропаткиным. Началась осада Порт-Артура, которая на полгода приковала к себе внимание всего мира.

        27 мая к Порт-Артуру проскочил французский пароход, капитан которого привез генералу Стесселю письмо из русской военной миссии в Пекине. Стесселю сообщали, что против крепости действует 3-я японская армия и еще 2 дивизии, из которых одна брала Артур приступом еще во время Китайско-японской войны 1894—1895 годов. Тогда в рядах этой пехотной дивизии находился майор Ноги Маресукэ. Теперь он был уже генералом, и именно ему были подчинены силы, направленные против Порт-Артура.


        Крейсер Новик в Порт-Артуре

        Блокада со стороны суши, которая надвигалась на Порт-Артур, ставила корабли Тихоокеанской эскадры между двух огней. Сразу же после того, как стало известно об отступлении от Вафангоу частей Штакельберга, наместник Алексеев приказал контр-адмиралу В.К. Витгефту вывести Тихоокеанскую эскадру из крепости и направить ее во Владивосток. 9 июня на суда вернули орудия, снятые на берег, и на следующий день, впервые после гибели адмирала Макарова, эскадра вышла в море, но, встретив японские корабли, повернула обратно к Порт-Артуру без боя. «Когда эскадра стала уже на якорь у подошвы Золотой горы, — писал очевидец, — японцы повели снова лихую, отчаянную минную атаку. Я лично видел, как два атакующих миноносца развивали такую скорость хода, что уголь не успевал сгорать в топках и выкидывался светящимся снопом из их труб. Можно было наблюдать, как эти две светящиеся точки, далеко видные в море, быстро приближались к нашей эскадре, которая буквально ревела от своей ускоренной стрельбы из больших и малых орудий. К этому реву на море присоединялось громыхание береговых батарей. Канонада была невероятная, и тихая летняя южная ночь как бы усиливала ее своей тишиной». При постановке на якорь по левому борту броненосца «Севастополь» взорвалась мина заграждения, и броненосец, накренившись левым бортом, был введен в гавань при помощи портовых судов. Причину своего возвращения моряки объясняли тем, что вблизи Квантуна они неожиданно встретили японскую эскадру, которая своей численностью значительно превосходила Тихоокеанскую. Витгефт объяснял нерешительность моряков «недостаточной практикой коллективных выходов в море и слабой боевой подготовкой команд».

        Надо сказать, что упреки, неоднократно делавшиеся флоту, были не всегда справедливы. Всего за время борьбы под Порт-Артуром (и при Макарове, и без него) в результате действий соединений 1-й Тихоокеанской эскадры было уничтожено 19 боевых японских кораблей, в том числе 2 броненосца, 2 крейсера, 7 канонерок, 2 эскадренных миноносца, 4 миноносца, брандеры и вспомогательные суда, а повреждения получили по меньшей мере 25 кораблей противника. «Хотя неприятельские суда, начиная с «Петропавловска», часто подвергались опасности от взрыва мин, но и потери наших судов от вражеских снарядов и прочих причин были немалые», —признавался адмирал Того.

        К 13 (26) июля генерал Ноги дождался подкреплений и приказал начать наступление по всей линии. Завязались бои сначала за Зеленые горы, а потом за Волчьи, находящиеся в 7—8 км от Порт-Артура. В результате этих боев русские войска отступили на линии крепостных укреплений под музыку и при пении «Боже, Царя храни», что немало удивило японцев.

        25 июля состоялся первый обстрел внутреннего бассейна крепости со стороны суши. «По случаю начала осады из нашей церкви с 10 утра начался крестный ход. Громадная толпа народа шла за церковной процессией. В 11 часов 15 минут с неприятельской стороны раздался выстрел и «первая» граната со свистом прошипела и пронеслась как раз над головами молящихся», — вспоминал участник событий. Все последующие снаряды японцев упали в порт, один из них попал в боевую рубку флагманского «Цесаревича», погиб один матрос-радиотелеграфист, несколько человек получили ранения, среди них и сам контр-адмирал Витгефт. В тот же день Витгефту была доставлена депеша от наместника с категорическим требованием покинуть Порт-Артур под угрозой не только уголовной ответственности, но и «пятна позора, которое ляжет на Андреевский флаг, если эскадра будет затоплена в порту». Японцы же понимали, что русские суда в Порт-Артуре по окончании ремонта будут снова способны к бою. Доказательством того служил выход русской эскадры 10 (23) июня. Догадывались они и о том, что русские будут стараться уйти из ПортАртура на соединение с Владивостокским отрядом, чтобы там ждать прибытия Балтийской эскадры, или же для спасения судов уйдут в нейтральные порты. Чтобы не допустить сосредоточения на Дальнем Востоке русских сил, превосходящих японский флот, адмирал Того приказал адмиралу Камимуре усилить надзор в Корейском проливе за владивостокскими крейсерами и дал новые инструкции судам, блокирующим выход из артурской гавани. Но выход эскадры, назначенный на 6.00 утра 28 июля, все-таки состоялся. Адмирал Витгефт поднял сигнал: «Флот извещается, что Государь Император повелел идти во Владивосток». Первые выстрелы сражения прозвучали тогда, когда эскадра находилась в 40 км от Порт-Артура, вне радиуса действия своих береговых батарей. Адмирал Витгефт был убит на мостике своего флагманского броненосца «Цесаревич». Японский же флагман «Миказа» получил 20 попаданий русских снарядов только в главные части, но судьба хранила адмирала Того. Командование над русскими кораблями принял следующий по старшинству, контр-адмирал П.П. Ухтомский, но он отказался от намерения прорываться на юг и решил вернуться в Порт-Артур. В сумятице боя, который длился и после наступления темноты, «Цесаревич» отбился от основных сил эскадры и был интернирован в китайском порту Циндао (Киао-Чао), находившемся в аренде у Германии. Еще 9 русских кораблей прорвались через японские порядки, но по разным причинам до Владивостока не дошли. Интернирование части сил эскадры в нейтральных портах ослабило ее настолько, что русское командование, и до этого не проявлявшее инициативы, полностью отказалось от борьбы за установление господства на море. Отряд владивостокских крейсеров вышел навстречу Витгефту с опозданием и в Корейском проливе был также встречен японцами. Завязался бой, в результате которого был уничтожен «Рюрик». После этого крейсерский отряд вернулся во Владивосток.

        29 июля утром портартурцы увидели печальную картину: русская эскадра в полном беспорядке, не соблюдая строя, тихо приближалась к Артуру. Все вернувшиеся суда около 12 часов вошли в гавань. По словам очевидца, из судов особенно сильно пострадал броненосец «Пересвет».

        В середине лета 1904 года внимание русского общества было перенесено с театров военных действий на чрезвычайное событие в царской семье. 30 июля родился царевич Алексей, появления которого так долго ждали не только родители. Многим казалось, что обретение наследника положит конец неудачам и ознаменует череду военных побед. В день его рождения Николай завтракал с артиллерийским офицером, раненным при Вафангоу. Известие о появлении наследника дошло до портартурцев только 17 августа. В день рождения сына Николай отправил в действующую армию телеграмму генералу Куропаткину: «Сегодня Господь даровал Ее Величеству и мне сына Алексея. Спешу сообщить об этой милости Божией России и Нам... Да сохранится у него на всю жизнь особая духовная связь со всеми теми дорогими для Нас и для всей России от высших начальников до солдата и матроса, которые свою горячую любовь к Родине и Государю выражают самоотверженным подвигом, полным лишений, страданий и смертельной опасности». Все военнослужащие на Дальнем Востоке были объявлены крестными отцами мальчика. Манифестом, возвещавшим государству о его рождении, были дарованы некоторые свободы, и в числе прочего взяты на государственное обеспечение сироты, чьи родители погибли в войне с Японией. На следующий день появился специальный приказ по войскам в Маньчжурии: с 1 мая 1904 года каждый месяц пребывания в осажденной крепости Порт-Артур засчитывался за год военной службы. А контр-адмирал З.П. Рожественский, который мало-помалу выдвигался на роль главного соперника Того, был единственным посторонним, кому показали младенца.

        …Как-то во время завтрака у императора великий князь Александр Михайлович в очередной раз высказал сомнение в целесообразности похода кораблей с Балтики к Порт-Артуру. «Общественное мнение должно быть удовлетворено, — ответил Рожественский. — Я готов на самую большую жертву». «И этот человек с психологией самоубийцы собирался командовать нашим флотом, — заметил великий князь. — Я напомнил ему, что Россия вправе ожидать от своих морских начальников чего-нибудь более существенного, чем готовности пойти ко дну»…

        Очень скоро возникло подозрение, что цесаревич болен неизлечимой болезнью — гемофилией. Таким образом, знамение оборачивалось другой стороной, и этому неожиданному несчастью вторили по-прежнему неутешительные вести с Ляодунского полуострова. Пресловутое куропаткинское «терпенье, терпенье и терпенье» оказалось не просто фразой. Армия, которая должна была спешить на помощь осажденной крепости, удалялась от нее все дальше.

        Ляоянские бои начались 11 августа и продолжались 10 дней. 21 августа неожиданно для всех Куропаткин отдал приказ об отступлении. «Впоследствии, — писал генерал Б.А. Геруа, — когда открылись японские карты, стало известно, что не менее велико в тот августовский день было изумление нашего противника, начавшего считать себя побежденным». После Ляояна русскому командованию стало ясно, что отныне Порт-Артур может рассчитывать только на собственные силы. 16 августа в крепость прибыл японский парламентер, а 17-го генерал Стессель отдал такой приказ по гарнизону: «Славные защитники Артура! Сегодня дерзкий враг через парламентера, майора Мооки, прислал письмо с предложением сдать крепость. Вы, разумеется, знаете, как могли ответить русские адмиралы и генералы, коим вверена часть России; предложение отвергнуто».


        Крейсер Аскольд в Порт-Артуре

        15 сентября в крепость из Чифу прибыли на шлюпке корреспонденты американской и французской газет и принесли известие о поражении русской армии под Ляояном. Эта победа заставила Главную квартиру в Токио торопить генерала Ноги со взятием Порт-Артура. Его захват был ценен для японцев не только сам по себе, но и лишал оперативной базы Балтийскую эскадру, которую ждали на помощь Порт-Артуру.

        Кроме того, захват крепости, которую они однажды уже «брали на щит», японцы считали вопросом своей национальной чести. Во время одного из штурмов (11 сентября) защитники крепости обратили внимание, что многие японцы были одеты в средневековые доспехи. От пленного японского доктора узнали, что то были представители лучших самурайских фамилий, которые слишком громко и открыто высказывали свое недовольство медлительностью действий японской армии, осаждающей Порт-Артур. И тогда адмирал Микадо предложил им самим принять активное участие в осаде.

        Адмирал Того писал в Главную квартиру: «Неприятель, будучи долгое время отрезанным, мало-помалу начинает ощущать недостаток в провианте и боевых припасах. Давая какое угодно вознаграждение, он приглашает провозить контрабанду, поэтому немало нейтральных судов и джонок, пренебрегая опасностью, достигают цели провоза. Поэтому, с одной стороны, флот готовится на случай выхода неприятельских судов, с другой — принужден употреблять все силы на захват контрабанды». Того не знал, что командование эскадрой уже полностью отказалось от мысли прорваться во Владивосток: в море выходили только миноносцы для постановки мин заграждения, а большие корабли выходили на внешний рейд только для того, чтобы укрыться от бомбардировок. Наместник Алексеев побуждал контр-адмирала П.П.Ухтомского приступить наконец к активным действиям на море, чтобы облегчить оперативную ситуацию для Балтийской эскадры. Однако на совещании флагманов и капитанов под председательством Ухтомского было решено, что эскадра впредь оставляет намерение выхода из порта. Она всецело посвящает себя содействию армии и, постепенно разоружаясь, усиливает оборону Артура по примеру Севастополя в Крымскую войну.

        24 августа в Порт-Артур из Чифу прорвалась джонка, которая доставила приказ Алексеева о смещении Ухтомского и назначении на его место командира крейсера «Баян» капитана 1-го ранга Р.Я. Вирена с производством его в следующий чин. Однако Вирен тоже не оправдал ожиданий наместника. В представленном донесении он сообщал, что если его корабли будут защищать крепость, то она выстоит. Кроме того, присутствие его отряда в Порт-Артуре вынуждает Того держать здесь значительные силы, что «облегчает проведение операций владивостокскому отряду крейсеров». По словам очевидцев событий, картина точечного расстреливания японцами наших судов, неподвижно стоящих в Западном и Восточном бассейнах, производила ужасающее впечатление: суда просто ожидали своей смерти. «Всякая надежда на выход в море и проявление нашей эскадрой какой-либо деятельности давно утрачена. Никто не верит в возможность этого, никто теперь об этом даже и не говорит. Все сознают, что роль флота закончена... Ввиду обстреливания флота офицеры его и команда отпущены на берег. Полуголодные, не имеющие приюта и пристанища, они бродят по всей крепости и принуждены с берега наблюдать ужасную картину расстреливания своих судов. Несчастные наши корабли, не принесшие никакой пользы крепости, постепенно наполняются мутной водой приливов и постепенно опускаются на илистое дно Западного бассейна». Среди матросов, которые исподволь направлялись на пополнение тающего гарнизона, родился каламбур: «У японцев — Того, а у нас никого».

        24 сентября по войскам сухопутной обороны крепости был издан приказ за подписью генерал-майора Кондратенко, где, в частности, говорилось, что упорная оборона до последней капли крови, «без всякой даже мысли о возможности сдачи в плен, вызывается тем, что японцы, предпочитая сами смерть сдаче в плен, вне всякого сомнения, произведут в случае успеха общее истребление, не обращая ни малейшего внимания ни на Красный Крест, ни на раны, ни на пол и возраст, как это было ими сделано в 1895 году при взятии Артура. Подтверждением вышеизложенного может служить постоянная стрельба по нашим санитарам и добивание наших раненых, случаи которого имели место даже 22 сего сентября при временном занятии Сигнальной горы». Приказ, вспоминали осажденные, произвел на гарнизон крайне тяжелое и удручающее впечатление, поэтому он вместе с 190-м номером газеты «Новый край» по приказу Стесселя был уничтожен, но «как все запрещенное, конечно, был всем гарнизоном прочитан».

        Уже к началу октября в крепости чувствовался сильный недостаток продовольствия. Мясной обед солдатам давали только 3 раза в неделю. Каждый тогда получал борщ с зеленью и треть банки мясных консервов. В другие дни давали так называемый «постный борщ», состоящий из воды, небольшого количества сухих овощей и масла. «Весь гарнизон до сих пор только и живет надеждой на выручку, хотя у некоторых начинает уже зарождаться сомнение в ее осуществлении... На душе была тоска и вместе с тем тупое озлобление на Петербургских карьеристов, на корейских лесопромышленников, на всех тех, которым так сладко жилось вдали от этих мест, где из-за них теперь лилась ручьями народная русская кровь», — писал участник осады.

        В то время как Ноги готовился к третьему штурму Порт-Артура, в Маньчжурии с 22 сентября по 4 октября шли бои у реки Шахэ, которые, как считают некоторые, и решили судьбу крепости. Политическая и стратегическая обстановка требовала от русских перехода в решительное наступление. Куропаткин понимал, что отход из Мукдена — это окончательный отказ от какой-либо помощи осажденным, но целью наступления указал не разгром противника, а его «оттеснение за р. Тайцзыхэ». Наступление закончилось безрезультатно, войска понесли жестокие потери и отступили в долину реки Шахэ. Всего в сражении армия потеряла 1 021 офицера и 43 000 нижних чинов убитыми и ранеными, 500 человек попали в плен. Такую же нерешительность проявили и японцы. «Гениальный полководец — не одно заглавие его эпохи: он сам создает историю. Однако его не было на маньчжурских полях сражений, — констатировал британский военный агент при 1-й японской армии генерала Куроки генерал Ян Гамильтон. — Неспециалисты еще могут быть приведены в восхищение подвигами Куроки, но мы, военные, не должны забывать критики. Сколько раз японцы с подавляющими численно войсками стояли против врага, и соотношение сил было им хорошо известно. Однако они не решились на энергичный шаг…»

        Активные действия в Маньчжурии прекратились до января 1905 года («сидение у Шахэ»), а в октябре был отозван в Петербург единственный, пожалуй, сторонник оказания помощи Порт-Артуру — вице-адмирал Е.И. Алексеев. Обязанности наместника и главнокомандующего российскими войсками на Дальнем Востоке он передал генералу Куропаткину. В ночь с 24 на 25 октября недалеко от русских окопов японцы оставили палку с запиской, в которой осажденным сообщалось об очередной неудаче русских в Маньчжурии.

        4 (17) ноября начальник штаба Соединенного флота адмирал Симамура получил из Морского отдела Главной квартиры сведения о движении на восток Балтийской эскадры. В донесении говорилось, что корабли Рожественского, без сомнения, направляются в Тихий океан и могут подойти к Формозскому проливу уже в начале января 1905 года. Поэтому адмирал Того направил в штаб генерала Ноги своего флагманского офицера, которому поручил указать на необходимость скорейшего уничтожения русской эскадры в Порт-Артуре. Кроме того, Того просил, чтобы армия в первую очередь старалась овладеть горой Нирейсан, или, как называли ее русские, Высокой горой.

        Гора Высокая, возвышавшаяся на 203 метра над уровнем моря, отстояла от Порт-Артура на 3 000 метров к северозападу. Хотя с ее двух вершин открывался лучший обзор Нового города и Западного бассейна порта, временные укрепления были возведены на ней только в мае, уже после начала войны. Поначалу эта возвышенность не занимала какого-то особого места в планах японцев, но отныне все их усилия были направлены на захват этого ключевого пункта.

        Генерал-майор Костенко о ноябрьских боях писал следующее: «Положение крепости становилось опасным, люди постоянными боями были измучены до крайности, так как перемены не было и одним и тем же частям приходилось драться беспрерывно; резервы все иссякли и люди с одного пункта позиции перебегали на другой оказать помощь товарищам, а полевые орудия передвигались крупной рысью».

        В ночь на 23 ноября после 15-дневных почти непрерывных штурмов «Артурская Голгофа», как называли гору защитники, была занята японцами. «Последний штурм был так стремителен, — признавал Костенко, — что противостоять ему — значило подвергать бесполезной резне своих солдат. Этим боем и занятием Высокой японцы сузили линию обороны, заперев нас в тесное кольцо». Высокая обошлась японцам в 6 000 человек убитых и раненых. Среди погибших оказался и сын генерала Ноги, уже второй в этой войне. Говорят, что, получив это известие, Ноги хотел совершить самоубийство, но его остановило вмешательство японского императора. Во время штурма на правом фланге был убит один из японских принцев крови, принимавший личное участие в осаде. Японцы просили разрешения отыскать его тело, однако тело найти не удалось: нашли только меч с древним самурайским клинком, который и был возвращен японцам. В благодарность за это японцы доставили в крепость две двуколки, нагруженные тюками русской почты.

        Город и эскадра, стоявшая в порту, с Высокой горы представляли теперь отличную мишень для японской артиллерии. Японские офицеры констатировали, что с овладением Высокой горой можно было ожидать, считая по пальцам, решения судьбы неприятельской эскадры. «Какие бы средства ни предпринимал неприятель — спастись он уже не мог». Контр-адмирал Вирен так и не решился принять последний бой с японским Соединенным флотом. Японцы систематически обстреливали с Высокой портовые бассейны, и эскадра несла уже невосполнимые потери. Затонул флагманский броненосец Вирена «Ретвизан», за ним «Пересвет», «Победа», крейсеры «Паллада» и «Баян». Крейсеры и прочие большие суда одно за другим тонули и гибли, и только единственный способный еще к плаванию броненосец «Севастополь», как выразился адмирал Того, «не пошел по стопам своих товарищей». Его командир капитан 2-го ранга Н.О. Эссен дважды обращался к Вирену с просьбой разрешить выйти на рейд и в конце концов получил такой ответ: «Делайте, что хотите» (впоследствии, в годы Первой мировой войны, Эссен командовал Балтийским флотом). На рассвете 26 ноября «Севастополь» неожиданно для японцев вышел в море и стал на якорь у горы Белый Волк. Шесть ночей «Севастополь» вместе с канонеркой «Отважный» отбивался от более чем 30 японских миноносцев, потопил 2 из них, нанес тяжелые повреждения пяти. Судьбу «Севастополя» решили две торпеды, попавшие в корму броненосца. Корабль сел на дно на прибрежном мелководье и, по сути, превратился в плавучую батарею. Это был последний бой 1-й эскадры Тихого океана. Остатки ее были затоплены в квантунских бухтах. Несколько мелких судов, главным образом миноносцев, прорвали японскую блокаду и ушли в нейтральные воды. «Еще чего доброго, японцы поднимут наши корабли, потопленные в гавани Артура, починят их, оставят прежние имена и выставят против нас, — писал жене с Мадагаскара флагманский корабельный инженер 2-й Тихоокеанской эскадры Е.И. Политовский. — Представь себе картину: какая-нибудь «Полтава» или «Ретвизан» будут стрелять в «Суворова». Говорить даже о том становится противно... И кто его уничтожил? Япошки, макаки, как называли их наши доблестные моряки». То, чего опасался Политовский, произошло в действительности. С июня 1905-го по апрель 1906 года японцы подняли 9 русских боевых, 10 вспомогательных судов и госпитальное судно. После ремонта все они, в том числе и легендарные «Ретвизан», «Варяг» и «Новик», вошли в состав японского флота. «Таким образом, — с мрачной иронией замечает историк, — 1-я Тихоокеанская эскадра частично возродилась под флагом Страны восходящего солнца».

        28 ноября в крепость каким-то чудом прорвался через японскую блокаду английский пароход с символическим названием «Кing Аrthur» с большим грузом муки, но это уже не могло исправить бедственного положения защитников. Между тем гарнизон уже ел конину. Вся водка из магазинов города была забрана в интендантство и выдавалась оттуда по особому разрешению. Ввиду крайнего недостатка офицеров генерал-майор Кондратенко просил контр-адмирала Вирена предложить морским офицерам вступать в сухопутные части. Теперь даже команды затопленных коммерческих судов принимали участие в отражении штурмов. В крепости началась цинга, от которой у многих раненых открылись старые, заживающие раны. Госпитали уже не вмещали всех нуждающихся в помощи. В добавление ко всем напастям японцы начали обстреливать медицинские учреждения. «Мы привыкли уже, — говорил Костенко, — что после неудач японцы изливали свою злобу и ярость бомбардировками по городу». 28 ноября под обстрел попала Дальнинская больница. 30 ноября японская артиллерия расстреляла запасной госпиталь на Тигровом полуострове и пароход Красного Креста «Монголия».

        На неоднократные просьбы русского командования не стрелять по учреждениям Красного Креста японцы ответили изысканным письмом на английском языке, в котором сообщали, что установки их орудий расшатались, а сами орудия сильно расстреляны, вследствие чего некоторые снаряды и попадают в здания Красного Креста. Несмотря на столь явную ложь, японцам все-таки, по их просьбе, был отправлен план с обозначением всех госпиталей.


        Генерал-лейтенант А.М. Стессель

        «Ура! 1 декабря! — восклицал один из русских офицеров. — Мог ли кто-нибудь из оставшихся в живых защитников Порт-Артура 10 месяцев тому назад подумать, что осада нашей крепости затянется так надолго!» А другой свидетельствовал, что «многие офицеры вполне сознают всю отчаянность и безотрадность положения как самой крепости, так и ее защитников. И вот среди них, уже столько раз рисковавших своей жизнью, является теперь какое-то глухое озлобление и на наше правительство, и на генерала Куропаткина, который за 10 месяцев войны не мог сколько-нибудь облегчить нашей участи и хотя отчасти оправдать его обещания на выручку. Между тем крепость выполнила свою задачу: она привлекла на себя 100-тысячную армию японцев, задержала ее под своими стенами и до сих пор, в течение 10 месяцев, геройски защищается от такого сильнейшего противника».

        На одном из заседаний совета обороны начальником штаба укрепленного района полковником В.А. Рейсом был поднят вопрос «о пределе сопротивления крепости». «Тонкий вопрос» полковника Рейса был всеми отлично истолкован, хотя сам он уверял впоследствии, что его-де «неправильно поняли». Против обсуждения восстали все участники, и особенно ее комендант генерал-лейтенант К.К. Смирнов и начальник сухопутной обороны генерал-майор Р.И. Кондратенко. Но утром 3 декабря всю крепость облетела страшная весть: в каземате 3-го форта случайно попавшей туда лиддитовой бомбой убиты «храбрейшие защитники крепости»: генерал-майор Кондратенко и находившиеся с ним офицеры, в их числе и военный инженер подполковник Рашевский. С назначением генерала Фока на должность начальника сухопутной обороны во всех распоряжениях стали заметны какое-то колебание и неуверенность, которые отметили подчиненные. По его приказу русские войска в ночь с 19 на 20 декабря без боя оставили первую линию обороны. Пал целый ряд укреплений, а именно: батареи Заредутная, Волчья и Курганная, 3-е временное укрепление, Малое Орлиное Гнездо и вся Китайская стена. Переход всех этих пунктов в руки японцев должен был самым роковым образом отразиться на дальнейшей обороне крепости. Настроение в гарнизоне было крайне подавленное. Теперь уже открыто раздавались голоса о полной невозможности дальнейшей обороны. Поздно вечером 19 декабря на батареях была получена телефонограмма: «Не открывать самим огня и тем не раздражать японцев». «Всех томило какое-то неясное предчувствие, что в эту тихую темную ночь должно случиться что-то ужасное, что-то роковое», — вспоминал один из осажденных. Предчувствие их не обмануло. Еще в 4 часа дня 19 декабря генерал Стессель выслал к передовой линии японцев своего парламентера с предложением к японскому командованию вступить в переговоры о сдаче крепости. «Судя по общему положению в районе военных операций, — писал Стессель, — я полагаю, что дальнейшее сопротивление бесполезно», и призвал «избежать дальнейшей бесполезной потери жизней». Генерал Ноги, в руках которого письмо Стесселя оказалось около 9 часов вечера, немедленно передал его содержание в Главную квартиру. Получив согласие Токио, рано утром следующего дня он выслал к Стесселю своего парламентера, который указал местом встречи обеих сторон деревню Сюйшуни и назначил время — после полудня 20 декабря (2 января 1905 года). В последней телеграмме царю Стессель писал: «Ваше Величество, простите нас. Мы сделали все, что в человеческих силах. Судите нас, но судите милостиво, так как почти одиннадцать месяцев непрерывных боев исчерпали наши силы».

        Уполномоченные встретились в час дня в указанном месте в помещении японского санитарного отряда. Японцев представляли генерал-майор Идзичи и офицер штаба 1-й эскадры Соединенного флота капитан 2-го ранга Ивамура. С русской стороны присутствовали полковник Рейс и командир затонувшего «Ретвизана» капитан 1-го ранга Щенснович. И все-таки капитуляция крепости для подавляющего большинства даже высших офицеров стала полной неожиданностью: «Сегодня я окончательно узнал, — писал один из них 19 декабря, — что наша крепость еще вчера вступила с японцами в переговоры о … сдаче. Долго не хотелось верить этой ужасной новости. Неужели же в самом деле сдача? Неужели не осталось ни малейшей надежды ни на дальнейшее сопротивление, ни на выручку?.. Не могу выразить словами того чувства, которое овладело мной при этом известии: тут была и какая-то неловкость, и вместе с тем тупая боль, и досада, что вся наша геройская 11-месячная оборона, стоившая таких жертв, так неожиданно и глупо закончилась».

        Слезы душили и японцев. Порт-Артур не был взят штурмом, а капитулировал сам, и генерал Ноги особенно болезненно переживал это. В своем донесении министру обороны он писал: «Единственное чувство, которое я в данный момент испытываю, — это стыд и сожаление, что именно я загубил так много человеческих жизней, затратил так много военных припасов и времени на недоконченное предприятие». Однако японский император утешил своих военачальников, пожаловав на их имя рескрипт, в котором говорилось: «Мы глубоко радуемся тому, что наши воины исполнили свои обязанности и достигли большого успеха». Отвечая императору, адмирал Того, согласно этикету, отнес успех предприятия на счет «блистательной добродетели верховного вождя».

        Удивительные факты на момент капитуляции защитников крепости приводит М.И. Лилье. Оказывается, японцы были буквально поражены полным отсутствием какого-либо порядка в гарнизоне. «К стыду нашему, никто из нашего начальства не знал точно численности гарнизона крепости. Все мы поэтому с нетерпением ждали, когда японцы нас пересчитают и сообщат нам, наконец, точную его цифру». Выяснилось, что на момент сдачи гарнизон составляли 22 381 русский солдат и матрос, не считая офицеров. Никаких воинских почестей японцы русским не отдавали. «Мы предполагали, что вы будете обороняться до самой центральной ограды», — заметил некий японский офицер русскому, принимая от русских японских пленных, которых насчитали 76. Единственная льгота, которую удалось выговорить у японцев, была возможность отъезда в Россию всем офицерам, которые бы подписали обязательство «о неучастии в дальнейшем в этой войне». Император Николай II своей телеграммой разрешил желающим офицерам вернуться в Россию, а остальным предложил «разделить тяжелую участь своих солдат в японском плену». Домой отправились генерал Стессель, полковник Рейс, контр-адмирал Ухтомский и еще 441 офицер армии и флота, которые подписали обязательство. Генерал Смирнов вместе с контр-адмиралом Виреном и оставшейся частью капитулировавшего гарнизона были перевезены по железной дороге в Дайрен, а оттуда на кораблях — в Японию.

        Шок от падения Порт-Артура был столь велик, что поначалу общественное мнение обрушилось не только на Стесселя, но, как писал один петербуржец, «стыдно сказать, на всех защитников крепости, которые проявили чудеса храбрости». Реакция в Западной Европе была другой. Восхищенные стойкостью защитников Порт-Артура, французы по подписке, объявленной парижской газетой «L’Echo de Paris», собрали 100 тысяч франков и изготовили на них медали для вручения ее защитникам крепости. В Россию в адрес Морского министерства было послано 38 тысяч наград. Чиновники министерства не знали, как с ними поступить: к этому времени крепость была сдана, а ее комендант генерал Стессель, чье имя было выбито на медали, находился под военным судом. Только в 1910 году была разрешена раздача медали участникам обороны Порт-Артура, но «без права ее ношения».

        13марта 1905 года по Высочайшему повелению военный министр генерал Сахаров образовал для рассмотрения дела о сдаче крепости следственную комиссию, в которую вошли 12 генералов и адмиралов. Она заседала больше года и в своем заключении от 14 июля 1906 года пришла к выводу, что сдача Порт-Артура не могла быть оправдана ни тогдашним положением «атакованных фронтов», ни недостаточной численностью гарнизона и состоянием здоровья и духа людей, ни недостатком боевых и продовольственных запасов. Условия сдачи крепости японцам комиссия назвала «крайне тягостными и оскорбительными для чести армии и достоинства России». Дело было передано главному военному прокурору, который привлек в качестве обвиняемых начальника Квантунского укрепленного района генерал-адъютанта Стесселя, коменданта крепости генерал-лейтенанта Смирнова, начальника сухопутной обороны крепости генераллейтенанта Фока, начальника штаба Квантунского укрепленного района генерал-майора Рейса, вице-адмирала Старка и контр-адмиралов Лощинского, Григоровича, Вирена и Щенсновича. Следственная комиссия работала до января следующего года и направила свое заключение в частное присутствие Военного совета, которое согласилось с выводами комиссии и дополнительно отметило, что «сдача крепости стала неожиданностью почти для всего гарнизона Артура». Морские чины, а также генерал-лейтенант Смирнов были признаны подлежащими ответственности лишь за «бездействие власти», а вицеадмирала Старка, как не имевшего отношения к капитуляции, оставили вне ответственности. Военному суду, который провел первое заседание в Петербурге в помещении Собрания армии и флота 27 ноября 1907 года, были преданы Стессель, Смирнов, Фок и Рейс. Генерала Стесселя суд назвал виновным в том, что он сдал крепость, не употребив всех средств к дальнейшей ее обороне, и приговорил его к смертной казни через расстреляние. Император Николай II принял во внимание очевидные заслуги Стесселя, указанные судом, а именно, «долгую и упорную оборону, отражение нескольких штурмов с огромными для противника потерями и безупречную прежнюю службу», и заменил расстрел заточением в крепости на 10 лет, с лишением чинов и исключением из службы. Генерал Фок отделался выговором, а Смирнова и Рейса суд оправдал. Одновременно был опубликован Высочайший приказ по армии и флоту, в котором говорилось, что «Верховный суд, карая виновника сдачи, вместе с тем в полном величии правды восстановил незабвенные подвиги храброго гарнизона...» В марте Стесселя заключили в Петропавловскую крепость, из которой он был освобожден через год по Монаршей милости. Генералы Смирнов, Фок и Рейс были уволены со службы «по домашним обстоятельствам» без мундира, но с пенсией. В 1908 году журналом «Русская старина» была открыта подписка на стенографический отчет Порт-Артурского процесса.

        Но все это происходило уже после войны. А пока русские армии под командованием А.Н. Куропаткина сосредоточивались в Маньчжурии у города Мукдена; балтийские корабли, названные 2-й Тихоокеанской эскадрой и спешившие на помощь Порт-Артуру, уже обогнули мыс Доброй Надежды и приближались к Мадагаскару. Разворачивались самые мрачные страницы Русско-японской войны.

        Опыт обороны Порт-Артура наглядно продемонстрировал слабость его укреплений и лишь подтвердил былые оценки специалистов, многие из которых называли эти укрепления даже не долговременными, а «полудолговременными». «Экономия средств» заставила запроектировать линию фортов на удалении всего 4 км от города. К тому же в 1904 году на крепость выделили не более трети необходимой суммы и произвели чуть более половины работ и в основном — на приморской позиции. На сухопутном фронте окончили только форт № 4, укрепления № 4 и № 5, литерные батареи А, Б и В и 2 погреба для боеприпасов. Толщину бетонных сводов сделали не более 0,9 м вместо принятых уже к концу XIX века 1,5—2,4 м. 28-сантиметровый фугасный снаряд (а японцы доставили к крепости 28-см гаубицы) пробивал эти своды с первого попадания.
        Руководивший сухопутной обороной генерал-майор Р.И. Кондратенко пытался компенсировать близость фортов к крепости оборудованием временных позиций на Зеленых и Волчьих горах, но дивизия Фока удерживала их недолго. Это позволило японцам почти сразу обстреливать с суши и сам город, и корабли в порту. Тем не менее в короткий срок для усиления крепости Кондратенко сделал многое — как нередко бывало, не сделанное вовремя приходилось доделывать срочно и героическими усилиями.
        В подземно-минной войне пришлось импровизировать — в Квантунской саперной роте не хватало специалистов, подрывных средств и шанцевого инструмента. Если за полвека до того в Севастополе русские проложили 6 783 м подземных галерей, то в Порт-Артуре — всего 153 м, хотя взрыв нескольких подземных контрмин (камуфлетов) был весьма удачен. Японцы же работали под землей довольно активно — пришлось выставлять специально обученных собак, предупреждавших лаем о подкопе противника. Русские же были весьма сильны в действиях «на поверхности», применяя на подступах к укреплениям фугасы и мины. К тому времени самодельные противопехотные мины уже описывались в наставлениях, появились и заводские образцы вроде осколочного «полевого фугаса Сущинского». Саперы и моряки в Порт-Артуре проявили немало изобретательности. Штабс-капитан Карасев разработал «шрапнельный фугас», выпрыгивавший из земли и взрывавшийся в воздухе (только в годы Второй мировой войны эту идею оценят по достоинству). Казалось бы, древний прием — скатывание на противника камней и бревен, только теперь их место заняли морские мины с сильными зарядами взрывчатки и железным ломом для пущего осколочного эффекта. 4 сентября 1904 года с Кумирненского редута лейтенант Подгурский и минер Буторин скатили шаровую мину, произведшую большие разрушения в японских позициях. Морские мины в 6, 8, 12 и 16 пудов стали хоть и не очень метким, но действенным средством борьбы. Русско-японская война активизировала крепостное строительство. Но лишь немногие специалисты (и первыми, пожалуй, были немцы) разглядели тогда, что артиллерия и транспорт эволюционируют быстрее, чем долговременная фортификация, — уже через 10 лет крепости окажутся почти бесполезными.
        Интенсивный огонь заставил заняться бронещитами не только для орудий и пулеметов, но и для стрелков. Японцы под Порт-Артуром применили носимые на руке 20-килограммовые стальные щиты английского производства. Русский опыт был беднее. Заказанные было генералом Линевичем 2 000 «панцырей системы инженера Чемерзина» войска признали непригодными. Более удачные модели щитов задерживались изготовлением — на заводах уже начались стачки. Заключенный в феврале 1905 года контракт с французской фирмой «Симоне, Геслюен и К°» на 100 тысяч панцирей закончился судебным разбирательством и необходимостью принять негодный товар. А в результате заказа в Дании не удалось ни получить «непроницаемых для пуль кирас», ни вернуть аванс. Много новинок дала электротехника. Проволочные заграждения не были новостью — гладкую и колючую проволоку для защиты фортов применяли с 1880-х годов. Но русские саперы в Порт-Артуре усилили заграждения новым способом — от батареи литер «А» до форта № 4 они устроили проволочный забор под напряжением 3 000 вольт. Когда японцы перешли к ночным атакам, русские развернули на сухопутном фронте систему прожекторов, снятых с кораблей в порту.
        Здесь же впервые проявилось значение средств связи. За время войны русским войскам направили 489 телеграфных узлов, 188 телеграфных аппаратов для кавалерийских частей, 331 центральный телеграфный аппарат, 6 459 телефонов, использовали 3 721 сажень воздушного и 1 540 саженей подземного телеграфного и 9 798 саженей телефонного кабеля. И все же японцы применяли полевой телефон шире, чем русское командование. Радиосвязь («беспроволочный», или «искровой», телеграф — радиостанции были пока искровыми) использовал в основном флот, имевший и мощные радиостанции, и достаточное количество специалистов. В армию направили 90 больших станций и 29 полевых станций «искрового телеграфа», но для командования на сухопутном театре радиосвязь оказалась настолько в новинку, что возможности даже немногочисленных станций далеко не были использованы. 3 мощные радиостанции, закупленные во Франции для связи с Порт-Артуром, прибыли на Дальний Восток, когда крепость была уже обложена, и пролежали неразгруженными до конца войны. В этот же период наметились и направления «радиоэлектронной борьбы». Японцы, например, в начале войны практиковали перехват телеграфных сообщений из Порт-Артура, причем первыми реализовали на практике схему дистанционного съема акустической информации «микрофон — кабель — приемник». Русское же командование, несмотря на возражения специалистов, считало проволочный телеграф абсолютно надежным для передачи даже незашифрованных телеграмм, пока телеграфная связь с Порт-Артуром не прервалась вообще. Еще до этого из Порт-Артура вывезли 45 почтовых голубей для связи с крепостью этим старым способом, но голубей… забыли эвакуировать, отступая из города Ляоянь — так относились к вопросам связи. Русские моряки впервые применили радиопомехи — 15 апреля 1904 года во время обстрела японской эскадрой внутреннего рейда и самого ПортАртура радиостанция русского броненосца «Победа» и береговая станция «Золотая Гора» серьезно затруднили «большой искрой» (то есть мощной ненаправленной помехой) передачу телеграмм вражеских кораблей-корректировщиков. И это — лишь часть «инженерных» новинок той войны.

        Автор: Семён Федосеев
        - NO PAIN NO GAIN
        - RESPONSIBLE CARE IS OUR WAY
        - SHOW MUST GO ON...

        Комментарий





        • Тяжелый авианисущий крейсер "Адмирал Кузнецов". Единственный в нашем флоте.
          Q-065 навсегда...

          Моё видео на речную тематику.

          Комментарий






          • Сторожевой корабль ВМФ РФ «Неустрашимый» ‑ многоцелевой корабль типа фрегат.
            Проект 11540, "Неустрашимый" первый из 70 кораблей данного проекта.
            Q-065 навсегда...

            Моё видео на речную тематику.

            Комментарий




            • Авианосец ВМФ США "Авраам Линкольн", пущен на воду 13 февраля 1988 года, постройка обошлась бюджету в 4,5$ млрд.
              Тоннаж 97000 тонн
              Длина 332,8 м
              Ширина 76,8 м
              Осадка 11,3 м
              Силовая установка 2 реактора, 4 турбины.
              Мощность 260000 л.с.
              Скорость 30 узлов (56 км/ч)
              Экипаж 3200 человек + авиакрыло 2480 человек.
              Q-065 навсегда...

              Моё видео на речную тематику.

              Комментарий


              • ОСОБЫЙ ВОЯЖ




                Вечер, пришедший с востока, укутал в серую пижаму сумерек отлогие берега Коста-Рики. Убаюканный штилем Великий океан дремал, грудь его вздымалась мерно и спокойно — колосс готовился ко сну. Забывшись в полудреме, он лениво гладил песчаный бок Америки. Внезапно морская гладь исказилась, что-то заклокотало в глубине и на потревоженной поверхности воды из пены и волн появилась подводная лодка с покатыми зализанными бортами. На ее рубке белой масляной краской было выведено С-56. Вскоре на палубе, выстланной дорогим тиковым деревом, показались люди, послышалась русская речь, лодка прибавила ход, направляясь на юго-восток, к Панаме. Шел ноябрь 1942 года...
                Один из погожих сентябрьских дней, коими славится приморская осень, командир подводной лодки С-56 капитан-лейтенант Григорий Щедрин был вызван в штаб бригады. Капитан-лейтенанту еще не исполнилось и тридцати, он был молод, полон сил и желания воевать. Ему казалось невыносимым на втором году войны находиться во Владивостоке, за тридевять земель от линии фронта. Щедрин написал уже не один рапорт с просьбой отправить его на передовую, но все они были отклонены. А после того, как экипаж С-56 в полном составе выразил желание поехать на фронт, Щедрина вызвал командир дивизиона подводных лодок Александр Трипольский и в весьма энергичных выражениях изложил своему подчиненному, что он обо всем этом думает.

                Приказ срочно прибыть в штаб касался не одного Щедрина — аналогичное распоряжение получили все командиры и комиссары дивизиона субмарин, которым командовал Трипольский. Командиры этих подлодок, носившие звание капитан-лейтенант, — Григорий Щедрин, Дмитрий Братишко, Лев Сушкин, Иван Кучеренко — были закадычными друзьями, все — примерно одного возраста и все служили на «эсках», так на флоте называли подводные лодки типа «С».

                Едва приглашенные вошли в кабинет комбрига Родионова, дверь заперли на ключ. Комбриг коротко поинтересовался состоянием дел на подлодках и без дальнейших предисловий, взяв со стола пакет за многими печатями, как-то очень буднично зачитал выписку из приказа наркома ВМФ Н. Кузнецова:

                «1. Подводным лодкам: С-51, С-54, С-55, С-56 произвести скрытый переход из своих баз в Полярное через Панамский канал с готовностью выхода к 5 октября 1942 года.
                2. Пополнение запасов и необходимый ремонт производить в портах: Петропавловске-Камчатском, Датч-Харборе, Сан-Франциско, Панаме, Галифаксе, Рейкьявике.
                3. До Петропавловска-Камчатского подводные лодки подчиняются Военному совету ТОФ, с момента выхода из Петропавловска и на переходе до Англии и Исландии переходят в непосредственное подчинение народному комиссару ВМФ. На переходе из Англии и Исландии в Полярное подчиняются Военному совету Северного флота».
                Родионов добавил, что подводные лодки перебрасываются с целью усиления Северного флота и должны прибыть в Полярное с готовностью немедленно вступить в бой. Переход должен был осуществляться при помощи и поддержке союзников, которые будут обеспечивать лодки не только кораблями охранения, но также производить необходимый ремонт, пополнение запасов пищи и топлива.

                Подводники слушали, затаив дыхание, боясь пропустить слово, и лишь изредка обменивались красноречивыми взглядами. Отправиться на фронт на своих лодках, со своими экипажами — об этом они не могли и мечтать. Им предстояло удивительное, почти кругосветное путешествие — такого перехода в отечественном подводном флоте еще не совершал никто.

                ...В ту ночь Щедрин долго не мог уснуть — перед глазами стояла карта необычайно длинного и опасного пути, который предстояло преодолеть его С-56. Два океана, несколько морей, десятки островов и проливов должны остаться за кормой подводной лодки, прежде чем она доберется от Владивостока до Кольского полуострова, где расположена база Северного флота — Полярное. Сомневаться в надежности корабля не было оснований: по тем временам это было первоклассное, снабженное мощными двигателями судно, способное пройти без дозаправки почти 10 000 миль. Быстроходная субмарина, вооруженная шестью торпедными аппаратами, артиллерийскими орудиями и пулеметами, представляла собой грозную силу для любого врага. Не было причин и для сомнений в боеготовности экипажа — на всех флотских учениях лодка С-56 неизменно становилась одной из лучших, а команда ее считалась едва ли не самой подготовленной на Тихоокеанском флоте. И тем не менее Щедрин понимал, что обольщаться не стоит — опыт походов С-56 пока ограничивался лишь акваторией Охотского и Японского морей.

                Совсем другое дело — плавание в океане, да еще через все климатические пояса — от Заполярья до тропиков. Не имелось у подводников и боевого опыта. А в том, что в походе он понадобится, сомневаться не приходилось. Хотя войны с Японией не было, не было и мира. Кровопролитные стычки на границе и в прилегающих морях не прекращались. Дальневосточные моря были буквально нашпигованы минами. Японские войска засели на Курильских островах, отбили у США часть Алеутской гряды, контролировали многие проливы, их надводные корабли и субмарины вели активные боевые действия вдоль всего Тихоокеанского побережья Северной Америки. Еще опаснее была Атлантика — там вовсю хозяйничали немецкие подлодки. До выхода в море оставалось всего три недели, а сделать предстояло очень много. Лодки стояли в доках на плановом ремонте. Требовалось срочно завершить все работы, проверить исправность механизмов, погрузить запасы топлива, продовольствия, воды, боеприпасов. Штурманы и капитаны сутками просиживали над картами, намечая курс перехода, изучали обстановку по маршруту движения, составляли план боевой подготовки. Из соображений секретности командование категорически запретило информировать кого бы то ни было — даже экипажи подлодок — о планировавшейся операции. Это создавало массу сложностей.


                Командир С-56 Г.И. Щедрин

                Решено было выступить двумя группами. Сначала должны были выйти С-55 и С-54, спустя сутки вслед за ними — С-51 и С-56. Командовать переходом должен был капитан первого ранга Трипольский, идущий на С-51. Двигаться по классической для подлодок схеме (днем — под водой, ночью — в надводном положении) субмарины не могли — на трех «эсках» до предела износились аккумуляторные батареи: они позволяли пробыть под водой лишь часов шесть, а заменить их было нечем. Поэтому почти весь путь лодкам предстояло пройти в крейсерском положении, что, конечно, увеличивало риск быть обнаруженными.

                Наконец, подготовка к походу была завершена. Накануне выхода в море капитаны съездили в финотдел, где получили по 7 тысяч долларов на расходы в иностранных портах.

                5 октября первые две «эски» покинули Владивосток. А утром 6 октября снялись со стоянки С-51 и С-56. Легкая фата белой дымки окутала город, оставшийся за кормой, и вот уже качкой заявило о себе открытое море — волна стала круче и злее.

                Японское море встретило тайфуном, и лодки два дня штормовали среди огромных серых волн. С-56 отделалась небольшими повреждениями — пострадали верхняя палуба и надстройки, были смыты сходни, шесты, порвало антенны. Спустя три дня после выхода из Владивостока лодки зашли в Де-Кастри, чтобы взять лоцманов для прохода Татарским проливом — Лаперуз тогда контролировался японцами. Короткое, но трудное плавание на север, Амурский лиман, где малейшая ошибка грозила посадкой на мель, позади отвесные скалы Сахалина, штиль в Охотском море.

                Уже на подходе к Первому Курильскому проливу ждало новое испытание — штормом. Вода попала в снарядный погреб, залила некоторые электроприборы. Здесь, в Первом Курильском, колоссальные массы океанской воды сталкиваются с волнами Охотского моря, вышибая друг из друга пенные гребни, натыкаются на мели, закручиваясь водоворотами, зажатые узким проливом, бурлят, словно кипяток. Несмотря на шторм, Щедрин решил не сбавлять ход — хотелось поскорее миновать остров Шумшу, с которого вели наблюдение японцы. Лодка испытывала огромные нагрузки. Ее трясло, било, кренило громадными волнами. Палубу заливали тонны соленой воды, надсадно выли дизеля, но лодка проскочила коварный пролив. Едва вышли в Тихий океан, встал левый двигатель — вахтенный матрос Назаров, не уследив за уровнем масла, сжег упорный подшипник. Пришлось идти на одном правом. Не прошло и нескольких минут, как лопнула труба маслопровода правого дизеля и корабль остался без хода. Штормовая волна и ветер начали гнать неподвижное судно к береговым рифам.

                Приближавшийся берег сулил смерть или японский плен. Положение спасли мичман Юрий Елин и старшина Константин Рыбаков, которым удалось запустить левый двигатель вхолостую, чтобы его насос снабжал маслом правый дизель. К полудню 14 октября С-56 с трудом добралась до Петропавловска и ошвартовалась у плавбазы «Север».

                На отдых и ремонт на Камчатке отводилось трое суток. Здесь подводники узнали неожиданную новость: 25 сентября из Петропавловска на Северный флот тем же маршрутом, исполняя тот же приказ, отправились еще две подлодки — Л-15 и Л-16, командовали которыми их близкие друзья Василий Комаров и Дмитрий Гусаров.

                Тем временем стоянка подходила к концу. Из Петропавловска путь лежал через Берингово море к восточной оконечности Алеутских островов на американскую морскук базу Датч-Харбор. Весь Алеутский архипелаг, мимо которого предстояло идти советским субмаринам, являлся зоной активного противоборства Японии и США. Поход обещал быть нелегким — у подводников не было даже хороших карт. Все, чем их смогли снабдить, — очень мелкая генеральная карта Берингова моря да лоция этой же акватории 1910 года издания.

                17 октября С-56 покинула Авачинскую губу. По выходе в море Щедрин построил экипаж подлодки на верхней палубе и объявил цель и маршрут перехода.

                Тактико-технические характеристики С-56
                Водоизмещение (надводное/подводное положение) 780/1 050 т.
                Длина 78 м
                Ширина 6,4 м
                Глубина погружения 100 м
                Тип двигателя.дизель /электрический
                Мощность 4 000 л.с.
                Скорость 21/10 узлов
                Вооружение 6 торпедных аппаратов 533-мм;
                1 100-мм орудие; 1 45-мм орудие.
                Экипаж 45 человек


                1) сетерез, (2) якорь, (3) кнехты, (4) брашпиль, (5) спасательный буй, (6) 100-мм орудие, (7) рубка, (8) мачта, (9) перископ, (10) радиопеленгатор, (11) 45-мм орудие, (12) торпедные аппараты, (13) вертикальный руль, (14) гребные винты, (15) кормовой горизонтальный руль, (16) носовой горизонтальный руль, (17) дифферентная цистерна, (18) уравнительная цистерна, (19) дизели, (20) главные гребные электродвигатели, (21) аккумуляторные батареи.


                Чем дальше лодка продвигалась на север, тем сумрачнее и холоднее становилось море. В полночь блеснул маяк на мысе Африка, моряки простились с родными берегами и подводный корабль взял курс на восток. Жизнь на подлодке шла своим чередом: менялись вахты, мотористы следили за работой дизелей, электрики трудились над аккумуляторными батареями. Но больше всех доставалось сигнальщикам, которым приходилось в любую погоду нести вахту на верхней палубе, часами напряженно вглядываясь в горизонт. Японский десант недавно занял Алеутские острова Кыска и Атту, и на подходах к ним частенько вспыхивали ожесточенные бои между кораблями и авиацией военно-морских сил США и Японии. Здесь пришлось усилить наблюдение — на мостике неизменно дежурили три сигнальщика вместо одного, вахтенный у кормовой пушки находился в постоянной боевой готовности.

                Сутки чередой сменяли друг друга, а на горизонте по-прежнему не было ни дымка, ни паруса. Погода не баловала подводников — лодку преследовали штормы. Угрюмое, словно растревоженное чем-то море не находило себе покоя.

                Из дневника Григория Щедрина: «22.10 42 г. Берингово море. Радисты приняли радиограмму с известием о гибели «Л-16» на переходе Датч-Харбор—Сан-Франциско. Потоплена неизвестной подводной лодкой. Подробностей нет. Погибли наши друзья-товарищи — Митя Гусаров, его комиссар Ваня Смышляков и пять десятков отличных ребят... Вечная память!» Оглушенные этим страшным известием, моряки еще долго не могли поверить в случившееся. Утром 23 октября С-56 и С-51 оказались в виду острова Амакнак. Из бухты навстречу им выходил крейсер «Индианаполис». Советские субмарины в сопровождении американского сторожевика прошли боновые ворота гавани и пришвартовались к причалу военно-морской базы Датч-Харбор.

                Кто виноват? Обстоятельства гибели Л-16 стали известны из рассказов экипажа Л-15, шедшей в паре с потопленной субмариной. О событиях 11 октября дает представление по-военному лаконичная докладная записка командира Л-15 капитан-лейтенанта Комарова: « ...Погода стояла хорошая, видимость полная, море — один балл. ПЛ шли строем кильватера Д 3 кбл., ход 8 узлов. ПЛ «Л-16» шла головной... В 11 час. 15 мин. (22 час. 15 мин. московское время ) в точке ш=45°41 N, д=138°56' W ПЛ «Л-16» была торпедирована с подводной лодки и утоплена со всем личным составом... По ней выпущено две торпеды, предполагаю, торпеды попали в кормовые отсеки, ибо ПЛ погрузилась с дифферентом на корму 45°, затонула через 25—30 секунд. Принял решение уклониться — оторваться от ПЛ «Л-16» ходом 15 узлов. Отходя противолодочным зигзагом…в 11 час. 15 мин — 11 час. 17 мин. на расстоянии 7-8 кбл. от точки гибели ПЛ «Л-16» за масляным пятном обнаружили два перископа, по которым открыл огонь из 45-мм орудия. Выпустил 5 снарядов, ПЛ погрузилась, прекратил огонь... Через одну минуту после того, как погрузилась ПЛ «Л-16», слышал два глухих подводных взрыва — считаю, взорвались батареи». Виновника гибели Л-16 долгое время не удавалось установить. Сейчас можно с достаточно большой степенью уверенности говорить, что это была японская субмарина I-25. Однако сомнения остаются. Во всяком случае, наших подводников, участвовавших в переходе, не покидало ощущение, что к трагедии Л-16 причастна американская подлодка.

                У места швартовки собралась целая толпа американцев — всем было любопытно взглянуть на русских и их корабли. Подавляющее большинство наших моряков впервые очутилось за границей, так что интерес оказался обоюдным. Едва подводники поднялись на палубу, как толпа на пирсе загудела, послышались крики приветствия. Через несколько минут русские и американские матросы уже вовсю общались друг с другом, американцы угощали гостей «Кэмэлом» и «Честерфилдом», моряки обменивались сувенирами. Советские звездочки от бескозырок шли нарасхват. Американцы засыпали наших подводников вопросами — им казалось невероятным, что в России могут строить такие подводные лодки и на их борту нет иностранных инструкторов.

                Датч-Харбор оказался маневренной базой легких сил флота. Американцы начали ее оборудование накануне войны, и сейчас строительство было в самом разгаре. Обширную бухту обступили невысокие каменистые сопки, разрезанные оврагами и распадками. Видневшаяся на юге алеутская деревня своими очертаниями живо напомнила нашим подводникам о былом русском присутствии. Восточный берег занимали однообразные ряды казарм из оцинкованного гофрированного железа. Все это русские моряки успели разглядеть по дороге к душевым военного городка, куда их пригласили предупредительные хозяева.

                Капитаны советских субмарин нанесли визиты командирам военно-морской базы и флотилии подводных лодок.

                Здесь нашим подводникам сообщили, что в связи с гибелью Л-16 американское командование приняло решение отправить все четыре советские подлодки в Сан-Франциско одновременно и в охранении двух миноносцев. Это расходилось с планами наших моряков, но спорить не приходилось — здесь командовали американцы.

                Взглянуть на советские подлодки прилетел с Кадьяка командующий Алеутским сектором обороны. Осмотрев субмарины, адмирал сказал, что никогда не видел такой чистоты и порядка на подводных кораблях. Время стоянки подводники использовали для тщательной подготовки к переходу в Сан-Франциско. Вечерами успевали сходить в местный кинозал. Когда уже все было готово к выходу в море, внезапно налетел шторм такой силы, что подлодки едва не лишились швартовых. После пятидневной стоянки на Алеутах дождливым утром 28 октября советские субмарины в сопровождении эсминцев «Фокс» и «Сэнес» вышли из гавани. В этот ранний час проститься с русскими пришли десятки людей. Искренние знаки внимания были дороги подводникам, но их неприятно поразило то, что американское командование не считало нужным соблюдать хотя бы элементарные меры предосторожности — буквально все в Датч-Харборе были прекрасно осведомлены о маршруте и цели перехода советских субмарин. Чем это грозило нашим кораблям, подводники отлично понимали — участь Л-16 стала для них горьким уроком. И дурным предчувствиям суждено было очень скоро оправдаться...

                Весь день лодки шли строем фронта. Море было бурным, при сильном волнении миновали неширокий пролив Акутан и оказались в Тихом океане, скрылся за горизонтом последний кусок суши. С наступлением темноты лодки перестроились в кильватер, ближе к ночи пересекли Алеутскую впадину с глубинами до 7 000 метров. Утром 29-го погода не изменилась, океан по-прежнему был беспокоен. Внезапно под днищем С-56 в районе центрального поста раздался глухой удар. Сердца подводников на мгновение замерли, но взрыва не последовало. Позже выяснилось, что невзорвавшаяся торпеда сорвала лист килевой коробки и оставила «на память» куски металла своей хвостовой части. Чья охота оказалась неудачной, так и осталось загадкой.

                Неприятное происшествие никак не сказалось на распорядке подводников С-56. Дни проходили в постоянных работе и учебе. Щедрин использовал любую минуту, чтобы подготовить экипаж к предстоящим испытаниям на Севере: объявлял боевые тревоги, аварийные учения. Несмотря на каждодневную занятость, жизнь на С-56 не ограничивалась только работой и тренировками. Вечерами обычно штурман или кто-то из офицеров рассказывал матросам о природе и истории тех мест, мимо которых проходила лодка. В жилых отсеках ежедневно вывешивались кальки пройденного кораблями за сутки пути, возле них всегда собирались люди, горячо обсуждая происшествия дня. При подготовке к походу кое-что все-таки упустили — взяли очень мало книг. «Двенадцать стульев» и «Золотого теленка» зачитали до дыр, а книгу «Что рассказывали древние греки о своих богах и героях» изучили так, что весь пантеон богов подводники знали едва ли не лучше самих древних греков.

                Ранним утром 5 ноября на горизонте появился американский берег. Небо над Сан-Франциско прикрывали многочисленные аэростаты воздушного заграждения. Встретивший советские подлодки еще в открытом океане дирижабль развернулся и проводил корабли до входа в бухту.

                Лодки миновали плавучий маяк Сан-Франциско, пролив Золотые Ворота и, войдя в залив, ошвартовались в устье реки Нэпа у одного из пирсов судостроительной верфи «Неви-Ярд», что в 30 милях от Сан-Франциско. Как и в Датч-Харборе, все повторилось — огромная толпа жителей, радушная встреча, ненасытное любопытство, самые разные, порой нелепые вопросы.

                Работники советского консульства в Сан-Франциско постарались, чтобы подводники чувствовали себя как дома. Годовщину революции моряки праздновали вместе со всей советской колонией в консульстве. Все разговоры, конечно, касались небывалого перехода наших подлодок, вспоминая о гибели Л-16, обсуждались возможные опасности на маршруте Сан-Франциско — Панама. Во время официального приема командир американской подводной лодки, выпив лишнего, начал угрожать русским морякам. Американцы немедленно удалили его из консульства и постарались загладить инцидент, но наших подводников это обстоятельство насторожило.

                Стоянка в Сан-Франциско заняла несколько дней. Здесь на лодках провели текущий ремонт, пополнили запасы топлива и, памятуя о предстоящей тропической жаре, установили бытовые холодильники. Американцы буквально завалили наши корабли фруктами. Для лучшего взаимодействия на каждую лодку было выделено по одному человеку, хорошо говорящему по-русски. Как правило, все они являлись эмигрантами. Подводники были удивлены, с каким рвением эти люди, уехавшие из России, выполняли свои обязанности, как доброжелательны были по отношению к русским морякам, стараясь хоть чем-то помочь своей далекой воюющей родине.

                9 ноября командир американской флотилии подводных лодок устроил банкет в честь наших моряков. Отдавая дань их мастерству, американцы вручили А. Трипольскому и командирам советских подлодок нагрудные знаки подводников флота США.

                Американцы снабдили русских капитанов картами и лоциями на предстоящий переход до военно-морской базы Коко-Соло в Панаме, ознакомили с обстановкой в этом районе. 11 ноября в штабе контр-адмирала Форелла состоялось последнее совместное совещание русских и американских военных. Наиболее опасным американцы считали участок пути между Сан-Франциско и Сан-Диего, где неоднократно обнаруживали японские подлодки, Панамский канал также был зоной активной деятельности японских и немецких субмарин.

                В полдень 12 ноября С-56 и С-51 в сопровождении эсминца с бортовым номером 138 покинули гостеприимный Сан-Франциско. На сутки раньше вышли две другие «эски».

                Курс советских подлодок был проложен в 100—300 милях от побережья. По прошествии трех часов на горизонте появился авианосец «Саратога», который со своим эскортом направлялся в Сан-Франциско. Корабли разошлись встречными курсами, и океан снова стал пустынен. Днем подлодки двигались клином со скоростью 16 узлов, ночью, замедлив ход до 12 узлов, перестраивались в кильватер.

                Утром 17 ноября у побережья южной Калифорнии С-56 вновь была атакована неизвестной подводной лодкой. Вахтенный матрос Д. Подковырин вовремя заметил пузырчатый след торпеды, несущейся прямо в борт кораблю.

                По мере продвижения на юг стала сказываться близость тропиков — горячий влажный воздух врывался в отсеки, заметно теплел океан, подводники приближались к стране вечного лета. Поздним вечером 15 ноября к исходу третьих суток плавания лодки достигли тропика Козерога. Наверное, это были самые трудные дни перехода.

                Удушающая жара становилась невыносимой, а жестокое южное солнце не знало пощады. Температура воздуха поднялась до +40°, термометр, опущенный в забортную воду, показывал +28°. К раскаленному корпусу лодки невозможно было прикоснуться. Люди терпели, но вот механизмы не выдерживали. Пятидесятиградусная жара, установившаяся в отсеках, сказалась на работе аккумуляторных батарей — началось обильное газовыделение, заряжать их стало попросту опасно. На пределе работали подшипники двигателей, рвалось через прокладки масло компрессоров и накатников пушек. Особенно мучительными стали вахты у дизелей, где температура подскочила до +55°.

                Подводники теряли аппетит — на камбузе уже не готовили ни первое, ни второе. Вахтенным время от времени выдавали кусочки льда. Снарядный погреб разогрелся так, что каждую минуту готов был взорваться. По инструкции его полагалось затопить, но вода за бортом вряд ли могла охладить боезапас, да и совсем не хотелось остаться без оружия за тысячи миль от дома. Щедрин после невеселых размышлений решил сократить экипажу норму выдачи холодной воды, а половину получаемого в холодильнике льда приказал выделять на охлаждение снарядного погреба. Сигнальщики, несущие вахту на самом солнцепеке, столкнулись с неожиданной проблемой — их внимание нередко отвлекали огромные морские черепахи, то и дело встречавшиеся на пути субмарины.

                Утром 17 ноября у побережья южной Калифорнии С-56 вновь была атакована неизвестной подводной лодкой. Вахтенный матрос Д. Подковырин вовремя заметил пузырчатый след торпеды, несущейся прямо в борт кораблю. Щедрин мгновенно скомандовал: «Оба самый полный! Передать флагману: торпеда справа!» — и лодка помчалась наперегонки со смертью. На сей раз смерть опоздала — торпеда лишь вспорола кильватерную струю метрах в 50 за кормой. Только спустя полчаса советские подлодки решились сбросить скорость до 16 узлов.

                Наконец, проведя в плавании 12 суток, подводные корабли оказались у побережья Панамы. Из дневника Григория Щедрина: «24.11.42 г. Панамский залив. Жара, духота ... А настроение прекрасное. Только и разговоров о нашем наступлении под Сталинградом. Температура забортной воды 28 градусов, а в отсеках 50. У сигнальщиков, вахтенных офицеров и у меня самого острый конъюнктивит: столько солнечного света, что темные очки не защищают. А смотреть надо. Именно хорошее наблюдение спасло от чьих-то торпед, выпущенных в наш борт 17-го у побережья Мексики и сегодня утром у коста-риканского островка Кокос. Люди измучились в жаре, тем более что, наученные горьким опытом Л-16, переборки между отсеками держим задраенными. Пресную воду экономим, ее запасов только-только хватает для питья».

                В тот же день, около полудня патрульный катер ВМС США встретил в условленной точке наши субмарины, которые под его проводкой направились в Панаму. В этом опасном районе подлодки были вынуждены плестись с черепашьей скоростью 10 узлов — американская посудина быстрее идти не могла. К счастью, вскоре разразился тропический ливень, с неба хлынули такие потоки воды, что в 50 метрах ничего не было видно. Ночью обе группы подлодок встретились. Утро 25 ноября застало их на реке Рио-Гранде — подходном фарватере к каналу, а вечером, после 6-часового следования каналом, дивизион дальневосточных субмарин швартовался к пирсу военно-морской базы Коко-Соло.

                На стоянку в Коко-Соло отводилась неделя — от Владивостока до Панамы корабли прошли 9,4 тысячи миль, и дизеля требовали профилактического ремонта. Кроме того, надо было отрегулировать кингстоны, покрасить корпуса лодок. Работы хватало, а условия оставляли желать лучшего — жара, казалось, решила испытать на прочность русские подлодки и их экипажи. На палубе и пирсе, где производились основные ремонтные работы, натянули тенты, оборудовали души. Но все равно мотористы, работавшие с раскаленным металлом дизелей, нередко обжигали руки. От изнуряющего зноя моряки спасались ежечасным приемом душа, а от жажды — лимонами. Вся неделя, отведенная на стоянку в Коко-Соло, прошла в напряженном труде. И все же именно эти нелегкие дни подводники вспоминали потом с особенно теплым чувством — события под Сталинградом словно добавили им и сил, и уважения со стороны союзников.

                Утром 2 декабря командиры подлодок прибыли в штаб базы, где их ознакомили с обстановкой на маршруте перехода Коко-Соло — Гуантанамо — Галифакс. Карта Карибского моря и Мексиканского залива оказалась вся испещрена кружками — так обозначались места обнаружения немецких подлодок. Суда, потопленные ими, были нанесены на карту в виде крестиков — таковых набралось тоже немало. Наших подводников предупредили, что в Атлантике действуют как одиночные подлодки противника, так и их завесы. Наибольшую активность вражеские субмарины проявляют на широте Нью-Йорка и в окрестностях Ньюфаундленда. На сей раз первыми отправлялись С-51 и С-56.

                К полудню все приготовления были завершены, и в 2 часа дня обе советские субмарины под звуки «Интернационала» вслед за американским патруль-ботом вышли в Карибское море.

                Подлодки встретил штиль, видимость была прекрасной. Стояла одуряющая жара. Здесь подводникам довелось наблюдать то, что пока они видели лишь на картах: полузатонувшие суда — жертвы немецких субмарин. Пришлось выставить дополнительных наблюдателей и все время идти противолодочным зигзагом. Вечером 4 декабря миновали Ямайку, а на следующий день причалили к пирсу военно-морской базы Гуантанамо. Менее 4 часов понадобилось для того, чтобы получить информацию об обстановке в проливах между Багамскими островами и сменить эскорт. И вот уже берега Кубы, поросшие пальмами и мангровыми лесами, остались далеко позади — лодки двинулись навстречу новым испытаниям в Атлантике.

                В коротких тропических сумерках растаяли за бортами советских субмарин знаменитые пиратские острова — Гаити и Тортуга. Накрывшая море ночь добавила чернильной тяжести его водам. Ветер посвежел, обещая скорую бурю.

                6 декабря лодки оказались в Саргассовом море, вечером пересекли Северный тропик. Американский сторожевик распрощался с нашими субмаринами и лег на обратный курс, а лодки вскоре вошли в теплые струи Гольфстрима.

                Несколько дней подряд штормило, но на третьи сутки плавания море буквально впало в бешенство: лодки настиг свирепый антильский ураган — мощнейший тропический циклон, чьи стальные объятия погубили не одно судно. Среди исполинских волн, в диком реве урагана и давящем мраке ливня лодки потеряли друг друга. На С-56 вода через люк и шахту подачи воздуха к дизелям заливала отсеки так, что не помогали помпы, лодку то и дело клало на борт — крен достигал 45°, сгорела гиросфера компаса. 9 декабря подлодка вошла в «глаз» бури, а к вечеру море словно обезумело в своей чудовищной ярости. Казалось, в этом страшном водовороте, раскалывающем на кусочки весь мир, перемешались ветер, небо, море и нет больше ничего вокруг, кроме жуткой свистопляски беснующихся стихий. Лишь 10 декабря шторм начал несколько утихать. Измотанная ураганом подлодка была отброшена от намеченного курса на 60 миль. С-56 нуждалась в ремонте — поврежденными оказались цистерны главного балласта, был покорежен легкий корпус, затоплен снарядный погреб, вышли из строя некоторые механизмы.

                Уже на широте Нью-Йорка резко похолодало, пошел снег. 11 декабря в условленной точке рандеву встретились обе подлодки, которым довелось испытать тяжелый нрав урагана. С-51 досталось не меньше, так что стоянка в Галифаксе обещала быть долгой. До канадского порта оставалось совсем недалеко, но С-56 на этом переходе предстояло пережить еще одно очень неприятное происшествие, во время которого субмарина, потерявшая ход, едва не стала неподвижной мишенью для кораблей союзников.

                Из воспоминаний Григория Щедрина: «Во время тяжелейшего урагана в Атлантике, когда лодка вдоволь «нахлебалась» воды... вдруг заглохли сразу оба двигателя. И как всегда, в самое неподходящее время. Произошло это на подходе к Галифаксу в момент встречи с союзным конвоем, охранение которого развернуло на нас пушки, а транспорты шарахнулись в стороны. К лодкам уже мчались три канадских эсминца, высланные навстречу, но еще не успевшие нас опознать... Мы пережили жуткие четверть часа».

                Пройдя в сопровождении канадского эскорта «гнилым углом» Атлантики, славящимся отвратительной погодой и бессчетным количеством кораблекрушений, обе подлодки 12 декабря прибыли в Галифакс. Здесь стояли двадцатиградусные морозы и палубы наших субмарин, на которых еще недавно моряки изнывали от зноя, были покрыты слоем льда.

                В Галифаксе наконец собрались все пять наших подлодок, следующих в Полярное. Здесь решено было сделать длительную стоянку, чтобы основательно подготовиться к переходу через океан, благо порт, являвшийся главной базой атлантического флота Канады, имел для этого все возможности. На советских кораблях требовалось устранить многочисленные повреждения, полученные во время шторма. Объем работ был очень велик, и только участие канадцев помогло справиться с ремонтом.

                15 декабря наших подводников принимал командующий флотом Канады контр-адмирал Мюррей. Этот визит был обставлен с подчеркнутой торжественностью — русских моряков у входа в штаб встречал почетный караул. Адмирал выслушал все просьбы подводников и тотчас отдал приказ об оказании необходимой помощи в ремонте. В штабе канадского флота наших моряков ознакомили с обстановкой в Северной Атлантике. Здесь охотятся «волчьи стаи» фашистских подлодок — группы из 3—6 субмарин, постоянно действующих на путях союзных конвоев. Подводникам сообщили, что в Рейкьявик пойдут только Л-15 и С-51, остальным предстояло отправиться в шотландский Росайт, где для них изготовят аккумуляторные батареи. Датой выхода в море для С-56 и С-51 было назначено 29 декабря.

                Канадцы оказались очень радушными хозяевами. Несмотря на исключительную занятость, наши моряки не могли отказаться от многочисленных приглашений — пришлось побывать у губернатора провинции и мэра города, начальника гарнизона и командиров различных воинских частей. Двери местного кинотеатра были всегда открыты для русских подводников — так решил его владелец. Особенно теплой получилась встреча на сторожевике, на котором продолжали сражаться французы, покинувшие свою оккупированную родину.

                Пробыв в Галифаксе более двух недель, вечером 29 декабря от причальной стенки Адмиралтейской гавани отошла С-56 — последняя из советских подлодок.

                Тяжелые глыбы облаков улеглись на поверхность океана. Дождь и мокрый снег снижали видимость, и корабли время от времени теряли друг друга. За день до Нового года подводники попрощались со своим провожатым — американским эсминцем «Бернадоу». Теперь каждой лодке предстояло самостоятельное плавание через Атлантический океан.

                31 декабря С-56 шла у берегов Ньюфаундленда — там, где встречаются теплая река Гольфстрима и студеные воды Лабрадора, где океан всегда бурлив, а туманы особенно густы. Барометр непрерывно падал, что не предвещало ничего хорошего, и Щедрин отдал приказ о погружении. Прошло не более четверти часа, как вдруг лодку сильно накренило на корму и корабль стал терять плавучесть. Раздался жуткий скрежет по левому борту. О произошедшем затем Щедрин впоследствии вспоминал: «Мина заграждения... Нарвались на минреп...» — вот первая мысль.

                — Стоп моторы! Жду взрыва. Но все тихо. И сразу резкий толчок. Лодку застопорило, ниже она не идет. А дифферент на корму нарастает. Стук и скрежет в районе седьмого отсека. Что-то нас держит... Минреп? Не похоже. Но, может, висим и на минрепе, зацепившись кормовым горизонтальным рулем. Я обрел способность спокойно рассуждать. Представляю себе так: толчок был настолько резким, что мы бы уже давно подтянули к себе мину и ушли к рыбам на завтрак. Нет, не минреп... Мы все еще тремся обо что-то кормой. И у этого «что-то» немалая площадь, большая держащая сила. Несмотря на солидную положительную плавучесть, лодка никак не может всплыть... Так что же нас держит?

                Почти уверен: затонувший корабль. Мы висим на его мачтах. Лодка, видно, попала кормой под рею. Потому и скрежет на палубе...

                Когда я решился дать двумя электромоторами полный назад — лодка задрожала, затряслась... Вдруг раздался шум и грохот, совсем как при валке деревьев в лесу, только железных. Мы сломали и свалили на себя мачту или трубу. Во всяком случае, то, что упало, оставило метки на краске наружных бортов и палубе, оборвало радиоантенны... Но главное — мы выбрались, не поломав ни винтов, ни рулей».

                ...Приближался Новый год. В предпраздничной суете Щедрин вдруг заметил, что они не захватили в Канаде елку. Комиссар субмарины Дмитрий Богачев в ответ только разводил руками: «Канадцы продавали елки не вырубленные, а выкопанные с корнями и землей. Куда нам такую? А рубить жаль!». Пришлось делать елки самим — из проволоки и выкрашенной зеленкой марли. На камбузе коки готовили сюрприз к новогоднему столу, нещадно гоняя всех, пытавшихся раскрыть «военную тайну».

                «Подарок» подводникам приготовило и ведомство Геббельса — побледневший старшина радистов Николай Пустовалов доложил Щедрину, что берлинское радио на волне Коминтерна на русском языке сообщило о выходе из Галифакса пяти советских подлодок, три из которых уже потоплены, а остальные «преследуются доблестными морскими силами фюрера». Выслушав, Щедрин привел Пустовалова в чувства и запретил ему говорить об этом кому бы то ни было, справедливо полагая, что сообщение лживо. В полночь на мостике раздались звуки рынды. Щедрин по переговорным трубам поздравил команду, обошел все отсеки, поднялся на палубу.

                Первое утро нового года было туманным. К полудню лодка взяла курс на север, к проливу Дрейка. Океан разгулялся не на шутку— в это время года штормы Северной Атлантики жестоки, как никогда. Ветер крепчал, укрыться под водой лодка не могла — ресурс батарей был практически исчерпан, да и отставание от графика к этому не располагало. Все ощутимее становилось холодное дыхание Гренландии. По палубе прокатывались тонны ледяной воды, темные горы шестиметровых волн заливали рубку и центральный пост, били и раскачивали лодку, а барометр продолжал падать.

                Во время атлантического перехода команде С-56 практически не пришлось отдыхать — непрерывный шторм не давал ни минуты покоя, по трюмам отсеков гуляла вода, жестокая качка сбрасывала людей с коек. Кока Василия Митрофанова обварило кипятком при раздаче пищи. Вахтенные офицеры и сигнальщики стояли в мокрой обмерзшей одежде на палубе по четыре часа. Взглянув как-то на своего самого зоркого сигнальщика Васю Легченкова, дрожащего от нестерпимого холода, Щедрин приказал меняться каждые два часа. Лишь штурман Юрий Иванов почти беспрерывно находился на обледеневшей палубе, надеясь «поймать» в секстант солнце или звезды. Несмотря на шторм, С-56 продвигалась вперед с прежней скоростью. Север приветствовал подлодку айсбергом и полярными сияниями. 6 января ветер достиг ураганной силы, лодка затерялась среди пятнадцатиметровых волн. Щедрин, настоявшийся на мостике, слег с температурой под сорок.

                Атлантика продолжала неистовствовать. 8 января океан рассвирепел — силу ветра уже невозможно было оценить в баллах, а высота волн порой превышала 18 метров. Трещал легкий корпус лодки, повредило цистерны главного балласта — все они стали пропускать воду, изуродованными оказались кормовые надстройки, покорежило рули. Лишь утром 11 января подводники увидели на горизонте очертания Гебридских островов. Субмарина обогнула побережье Северной Шотландии, вышла в Северное море и 12 января в сопровождении британского тральщика прибыла в Росайт, где уже стояли С-54 и С-55.

                После тяжелых испытаний в двух океанах лодкам был необходим серьезный ремонт. С-56 поставили в док, экипаж разместился на плавучей базе. Несмотря на то что в Росайте располагалась одна из крупнейших ремонтных баз флота, работы на наших подлодках шли крайне медленно. Чтобы ускорить ремонт, Щедрину приходилось проявлять чудеса дипломатии, команда подлодки взяла значительную часть работ на себя, но все же проходили дни, недели, а С-56 по-прежнему оставалась в доке.

                Кроме неприятных контактов с местными чиновниками, были у наших подводников и другие, гораздо более приятные встречи. В шотландской базе Данди русских принимали моряки флотилии подводных лодок, на которых воевали поляки, датчане, голландцы, французы и норвежцы. Подводные лодки из оккупированных стран Европы сражались у берегов Скандинавии — рядом с кораблями Северного флота, на который шли наши субмарины. Русским подводникам даже предложили вступить в интернациональную флотилию. На плавбазе, где разместились моряки С-56, Щедрину часто приходилось встречаться со старпомом этого судна — ирландцем по имени Джон. Был он немолод, жил без семьи и редко покидал свое судно. За полтора месяца, что провели подводники на его базе, Джон все присматривался к русским. И вот незадолго до отплытия ирландец вместе со своим другом пришел на подлодку. Щедрин провел гостей по отсекам, пригласил к столу. Подняли тост за тех, кто бьет врага. В руках у Джона оказалась статуэтка — веселый матрос, в берете с помпоном, в широченных штанах — старинный моряк иностранного флота.

                Джон сказал, что эта фигурка — Баникел Билл — покровительница лоцманов. Ему она досталась от отца, тому от деда, дед получил ее от прадеда — в их семье все были моряками. Надо бы передать ее сыну, но сыновей у Джона нет, и он просит советского офицера принять статуэтку. Это самое дорогое, что он может подарить русскому моряку, которого Баникел Билл непременно защитит от всех бед. Щедрин исполнил просьбу старого ирландца, и статуэтка прошла всю войну вместе с капитаном С-56.

                28 февраля С-55 и С-56, эскортируемые патруль-ботом «Лох-Мантейн», оставили Росайт и взяли курс на Шетландские острова. Уже на следующий день лодки прибыли в Леруик — английскую базу легких сил флота. Стоянка С-55 заняла всего два часа, а через сутки вышла в море и С-56.

                До Полярного оставалось лишь полторы тысячи миль, но расслабляться экипажу С-56 не приходилось — отвратительная погода и опасность встречи с кораблями противника держали в напряжении всю команду. 5 марта пересекли Северный полярный круг, и почти тотчас сигнальщики обнаружили неизвестную подводную лодку. Щедрин объявил боевую тревогу, собираясь атаковать, но в штормовых волнах субмарины потеряли друг друга.

                Вновь шторм испытывал на прочность С-56. 6 марта в Норвежском море сломало ограждение кормового руля, которое угодило под гребной винт. Теперь С-56 снова нужен был ремонт. Утром 8 марта на горизонте показался заснеженный каменный мыс Териберский — одна из самых крайних точек СССР. Спустя несколько часов лодка вошла в Кольский залив. Долгое плавание заканчивалось. Стоя на мостике, Щедрин с волнением вглядывался в приближающуюся землю, еще не зная, что почти полтора десятка раз он будет возвращаться к этим скалистым берегам с победой.

                ...По-разному сложится судьба дальневосточных лодок. Две из них — С-55 и С-54 — погибнут где-то у Скандинавии вместе со своими экипажами. Три другие пройдут всю войну, снискав военную удачу и славу. Имя Щедрина очень скоро станет нарицательным на Северном флоте, его лодка удостоится наименования Краснознаменной и Гвардейской, а сам командир — звания Героя Советского Союза.

                Уже после войны С-56 вернется во Владивосток Северным морским путем и станет первой подлодкой отечественного флота, совершившей кругосветное плавание. В 1975 году легендарную С-56 установили на пьедестале вечной славы на Корабельной набережной Владивостока. Теперь, пройдясь по ее отсекам, можно живо представить себе, как в далеком 1942 году сквозь яростные штормы, торпедные атаки, тропический зной и стужу Заполярья стремилась лодка на помощь Северному флоту.


                Автор: Дмитрий Иванов
                - NO PAIN NO GAIN
                - RESPONSIBLE CARE IS OUR WAY
                - SHOW MUST GO ON...

                Комментарий


                • Экипаж 3200 человек + авиакрыло 2480 человек.
                  Раз уж речь об авианосцах - технический и личный состав ВВС США.
                  http://img-fotki.yandex.ru/get/4714/...29d44168_M.jpg

                  Комментарий


                  • ОТЕЧЕСТВЕННЫЕ АВИАНЕСУЩИЕ


                    ...Август 1968-го на юго-западной оконечности Крымского полуострова не уставал радовать отменной погодой. В один из таких дней в Севастополе — городе, являвшемся основной базой Черноморского флота и только что «открытом» для свободного посещения, — на набережной между Памятником погибшим кораблям и Графской пристанью фланировало огромное количество народа. Многие курортники, отдыхавшие на побережье в Евпатории, Симеизе и Ялте, направлялись либо на автобусах, либо на прогулочных кораблях в эту военно-морскую и военно-историческую Мекку. Как раз в это время в горловину севастопольской бухты нацелился войти очередной «Метеор», прибывший из Ялты. И вдруг он резко застопорил ход и, осев подводными крыльями в воду, начал, бурля винтами, отползать обратно к морю. Было совершенно непонятно, почему отменили выход прогулочных суденышек. А еще через несколько минут из глубины бухты показался очень большой, необычного вида корабль. Его свинцово-серого цвета корпус напоминал не что иное, как идущий по воде огромный утюг. Подобное сходство вызывала форма судна: острый нос и резко разбегающиеся вширь борта от его середины до кормы, заключавшие в себе палубу размером с футбольное поле. А кроме того, с этого «поля» поочередно взлетали и садились 4 вертолета «Ка-25», образовывая своеобразное «чертово колесо», которое вращалось, гудело двигателями, сверкало красными проблесковыми огнями и неотступно катилось за кораблем. Тысячи людей в полном молчании следили за ним, пока он не скрылся из виду за мысом. Так состоялся публичный дебют первого авианесущего корабля нашего флота...
                    Советский военный флот и авианосцы... На протяжении длительного времени эти понятия были несовместимыми. До того момента, как на морях появились авианосцы под отечественным флагом, прошли десятилетия. Но несмотря на их фактическое рождение, свершившееся к исходу 60-х годов прошлого столетия, сами первенцы были «гадкими утятами» в сравнении с американскими и английскими авианосцами, которые к тому времени уже прочно вошли в пору зрелого совершенства.

                    Вертолетоносец «Москва» — 1123-й проект — еще не был полноценным авианосцем, он создавался для борьбы с подводными лодками. Советская военно-морская теория того времени именно эту задачу считала ключевой функцией надводных сил, поэтому «Москва» была призвана в мирный период стать кораблем слежения за подводными стратегическими ракетоносцами. Иными словами, этот корабль должен был «пасти» их в районах боевого патрулирования, а кроме того, прикрывать в дальних походах от натовских лодок «КУГи» (корабельные ударные группы). Первая боевая служба «Москвы» в Средиземном море началась как раз в 1968 году.

                    Так в истории отечественных авианосцев была открыта первая «вводная» глава. Хотя по иронии судьбы, да и самой истории, Советский Союз обзавелся настоящим авианосцем задолго до этого — еще в 1945 году, — когда «в руки» Красной Армии попал уникальный трофей, германский авианосец «Граф Цеппелин». Наступающие советские части захватили его в Штеттине, где корабль с апреля 1943 года стоял в протоке Одера на приколе. К тому времени у немцев, начавших строительство «Цеппелина» с 1938-го, для того, чтобы довести его до рабочего состояния, уже не было ни сил, ни ресурсов, поскольку все имевшееся в их распоряжении было брошено на «битву за сушу». Как раз весной 1943-го Германия напряженно готовилась к сражению на Курском выступе. После же его окончания немцы начали отступать и им было не до авианосцев. Впрочем, в последний момент, когда советские войска ворвались в город танковым десантом, специальная немецкая команда капитана 1-го ранга Калера с помощью взрывчатых устройств успела-таки повредить корабль, выведя из строя турбину и электрогенераторы. В результате через образовавшиеся трещины в корпус попали тонны воды и корабль оказался в притопленном состоянии. В августе 45-го силами аварийной службы Балтфлота он был поднят и включен в состав Советского ВМФ.

                    Казалось, что в целом немецкий опыт вполне мог дать советскому руководству возможность резко сократить отставание в авианосцах от тех же американцев, ведь «Цеппелин» можно было отремонтировать и использовать в качестве испытательно-учебной платформы при создании собственных авианосцев первого поколения. В условиях тогдашней жестко централизованной власти для этого достаточно было принять одно принципиальное решение. Именно так предлагал сделать адмирал Н. Кузнецов — давний сторонник идеи строительства авианосцев. Его предложения поддержал Наркомат судостроительной промышленности, а ленинградский Балтийский завод дал согласие на производство всех необходимых работ. Однако советское руководство, все еще жившее «линкорными» представлениями о флоте, поступило иначе. По решению Правительства (Постановление от 19 марта 1947 года) трофейные корабли, доставшиеся Советскому Союзу в поврежденном состоянии, подлежали уничтожению. Кузнецов оказался в опале, новый же командующий флотом адмирал И. Юмашев предложил провести
                    вышеозначенное уничтожение с «пользой» для дела.

                    В «день казни», 16 августа 1947 года, авианосец, переклассифицированный к тому времени в несамоходную баржу, вывели на морской полигон. В продолжение этого эксперимента на корабле подорвали 24 заранее помещенных на нем боевых заряда (в том числе фугасные авиабомбы весом от 100 до 1 000 кг и 180-миллиметровые снаряды морских орудий). После перерыва во взрывах, который был использован для изучения повреждений, по кораблю отбомбилось 25 бомбардировщиков «Пе-2» (целый полк!), которые сбросили еще около 100 бомб. В цель, правда, попало только 6. Авианосец остался на плаву и после этого удара. Напоследок подводные корабли вогнали в него 2 торпеды, и только тогда «Цеппелин» затонул.


                    «Граф Цеппелин» даже по нынешним меркам был крупным авианосцем — его длина составляла 250 м, водоизмещение — 25 000 т, высота борта — 22 м, а длина и ширина полетной палубы соответственно — 241 м и 31 м.
                    Внешне этот корабль выглядел для того времени вполне традиционно, чего никак нельзя было сказать об отдельных инженерных решениях, реализованных в конструкции и отличавших его от иностранных аналогов. Немцы создали авианосец-крейсер, наделенный способностью вести с противником прямой огневой бой. На стадии проектирования его планировалось вооружить 203-миллиметровыми орудиями, но впоследствии калибр был уменьшен до 150 мм. Авианосец получил броневую защиту класса легкого крейсера, в частности бронированную палубу и бортовую вертикальную броню переменной толщины. При этом сама полетная палуба была задумана таким образом, чтобы усиливать общую прочность корпуса.
                    Наиболее же интересной частью проекта «Цеппелина» была авиационная. Взлет самолетов с палубы должен был производиться с помощью двух пневматических катапульт К-252 фирмы «Дойче Верке», в то время как на других авианосцах подобных устройств еще не было. И у американцев, и у англичан, и у японцев самолеты взлетали только с самостоятельного разбега. Катапульта же позволяла нарастить вес боевой нагрузки стартующего самолета.
                    Еще одной интересной деталью техники взлета с «Цеппелина» оказались стартовые тележки, обеспечивавшие сцепку самолета с катапультой во время разгона. Тележки соединялись с самолетом еще в корабельном ангаре и вместе с ними лифтами подавались наверх. Там тележка с летательным аппаратом должна была передвигаться по рельсам силой тяги самолетного винта на свободную катапульту.
                    В результате выигрывалось время и скорость старта, поскольку тележка была рассчитана на моментальное соединение с катапультой. После отрыва от палубы «своего» самолета тележка возвращалась в ангар по наклонным цепным транспортерам.
                    Проведенный эксперимент явился «подлинным уроком живучести». Если учесть, что атакующие силы «работали» в полигонных условиях, при хорошей погоде, по неподвижной большой цели, не встречая при этом ни зенитного огня, ни противодействия палубной авиации, что было бы естественным элементом реальной боевой ситуации, то «Цеппелин» продемонстрировал просто фантастическую живучесть. Вместе с ним надолго «утопили» и ключ к решению многих проблем, связанных с созданием авианосцев и большого флота будущего. Удивительно, но факт: документация по изучению «Цеппелина» и по испытаниям его живучести впоследствии не была затребована ни одним из конструкторских бюро, которые разрабатывали свои проекты авианосцев «с нуля». Если учесть, с какой жадностью в те годы изучались все захваченное немецкое вооружение и технологии, случай с «Цеппелином» выглядит странно, даже загадочно. Вероятно, причина заключалась в преимущественно «сухопутном» мышлении высшего военно-политического руководства СССР. Закончившаяся всего 2 года назад вторая мировая война явилась почти исключительным столкновением континентальных держав на суше, главные военные усилия которых концентрировались вокруг наземных операций. Конечно, в отличие от Тихоокеанского театра, где борьба США и Японии приняла форму соперничества на море и где лидерами выступали авианосцы. На Восточном же фронте флот играл вспомогательную роль. Надводные корабли основных классов — линкоры «Октябрьская Революция» и «Марат», а также большая часть крейсеров, были выведены «из игры» еще в первые годы войны. В строю оставались подлодки, охотники, торпедные катера и тральщики. Балтийское и Черное моря, примыкавшие к флангам протяженного Советско-германского фронта, до 1944 года были в основном «заперты» для нашего флота. Так что после победы флот казался чем-то вторичным. Это ощущение многократно усилилось на фоне начавшейся ядерной гонки, ведь к 1947 году США владели атомным оружием, а СССР — все еще нет.

                    После смерти Сталина, к середине 50-х, произошла «смена вех». Развитие ядерного оружия, ракетной техники, а также новое руководство страны принесли с собой иную «моду» во взглядах на военную стратегию и оружие. В отличие от Сталина, испытывавшего слабость к большим надводным кораблям, Хрущев не любил флот вообще. Единственными инициативами военно-морского командования, не встречавшими жесткой отповеди Первого секретаря ЦК, были предложения по развитию специализированных надводных противолодочных кораблей и атомных подводных лодок с ракетным вооружением. Остальные кое-где ведшиеся инициативные разработки по авианосцам во избежание высочайшего гнева и оргвыводов особо не афишировались.

                    К концу 50-х — началу 60-х атомный подводный флот США переживал бурное развитие, становясь все возрастающей угрозой, которую трудно было игнорировать. Атомные подводные корабли строились и в Советском Союзе, а также создавались подводные ракетоносцы, вооруженные не только противокорабельными ракетами (ПКР), но и баллистическими, которые постепенно становились новым элементом стратегических сил. Правда, дальность их оружия была еще сравнительно невелика, но она хоть и медленно, но верно увеличивалась: от 1 000—1 800 км в начале 60-х до 2 500—2 800 км спустя 5—6 лет. Это ставило перед флотом новую задачу: обеспечить в случае войны боевое развертывание своих ПЛАРБ (атомные лодки с баллистическими ракетами) на стартовых позициях в океане и помешать противнику осуществлять ответные действия. «Наверху» нашли выход, казавшийся эффективным с военной точки зрения и приемлемым — с экономической: строить противолодочные корабли дальней зоны со специализированным оружием (от глубинных бомб и ракето-торпед до вертолетов),
                    способные самостоятельно обнаруживать и уничтожать подводного противника на большом удалении от корабля-носителя (до 150 км), что превосходило по радиусу действия любую другую противолодочную систему того времени, не считая самолетов. Кроме того, новые корабли могли взять на себя функцию противолодочной обороны групп разнородных кораблей во время дальних походов и отчасти противовоздушной обороны.

                    Таким образом, американские подводные лодки стали причиной появления первых крупных авианесущих кораблей Советского ВМФ. ЦК КПСС и Совмин своим постановлением от 3 декабря 1958 года ставили задачу создания корабля дальней ПЛО (противолодочной обороны) к 1964 году. Чуть позднее он был включен в «закрытый» судостроительный план на пятилетку.

                    На формирование облика принципиально нового корабля ушло 4 года. Из-за новизны идеи военные в лице Главного штаба ВМФ сформулировали поначалу противоречивые требования к кораблю. Так, при дальности плавания в 3 тысячи миль (около 5 400 км) 18-узловым экономическим ходом (32 км/час) и автономности похода всего 15 суток судно должно было обладать скоростью полного хода в 38—40 узлов, то есть свыше 70 км в час. Оставалось непонятным, зачем это нужно кораблю, вооруженному вертолетами, имеющими скорость до 200 км/час? Более оправданным выглядело бы увеличение скромных значений дальности и автономности. Таких «нестыковок» и алогичных технических требований, повисавших в воздухе, на начальном этапе было немало, что свидетельствовало об отсутствии четких представлений о функциональной схеме использования корабля. Главный штаб оправдывался новизной дела и кивал на медлительность Военно-морской академии в теоретических разработках.

                    Предложения по оптимизации тактик, как ни странно, поступили от гражданского ведомства — конструкторского бюро ЦКБ-17 системы Минсудпрома, который еще не раз будет обвинять ВМФ в отсутствии концепций, касающихся применения принципиально новых кораблей и навязывать морякам свои взгляды.

                    Сценарий действия корабля Дальней ПЛО диктовал минимально необходимый состав вертолетной группы в 5 единиц, а оптимальный для работы в круглосуточном режиме — в 14. Дальнейшие заключения отталкивались от этого факта и продолжались по проекту 1123. Другие предлагавшиеся варианты остались на бумаге, поскольку были просчитаны под вертолетную группировку вдвое меньшего состава. Закладка вертолетоносца «Москва», того самого, из Севастопольской бухты, была произведена в Николаеве в 1963-м. Второй корпус 1123-го проекта — «Ленинград» начали строить в 1965-м. Но в строй корабли дальней ПЛО вошли с разницей всего в год — в 1967 и 1968-м соответственно. Они участвовали в походах в Атлантику, Тихий и Индийский океаны, выполняя кроме своей основной задачи еще и функции флагманских кораблей «КУГов». «Москва» была особенно частым гостем в Средиземном море в период усиления ближневосточной напряженности и входила в состав нашей оперативной эскадры, противостоящей американскому 6-му флоту.

                    В 1972 году, когда уже шла работа по новым авианесущим кораблям с самолетами вертикального взлета «Як-36м», «Москву» попробовали приспособить для возможного вооружения этими летательными аппаратами. Усилили полетную палубу, покрыв ее жаростойким составом — поскольку «Як» взлетал и садился вертикально, реактивная струя от двигателей вполне могла прожечь или повредить неподготовленную для этого площадку. После проведения испытаний «Яков» от замысла пришлось отказаться. Конструкция 1123-го проекта не подошла машине с вдвое большим, чем вертолет, весом, двигатели которой к тому же создавали на поверхности корабля слишком высокую температуру. Таким образом, «самолетоносца» из «Москвы» не получилось. Третий по счету корпус 1123-го проекта — «Киев» к 1970 году разобрали на стапеле, а его имя передали первому ТАКРу (тяжелому авианесущему крейсеру) следующего серийного проекта с литерой 1143.

                    «Реинкарнировавший» «Киев» был совершенно иным кораблем, так как его задумывали уже в «постхрущевскую» эпоху. Идея адмирала С. Горшкова, командовавшего Советским флотом с 1956 года, заключалась в строительстве стратегического океанского флота и прямо подводила к необходимости развития собственных авианосных групп. Новый министр обороны маршал А. Гречко разделял эти взгляды. Военачальники нашли взаимопонимание и заручились поддержкой уже брежневского руководства. Именно в тот момент стал особенно очевиден огромный технический отрыв американцев, располагавших самой большой в мире номенклатурой палубной авиации, включавшей истребители, штурмовики, разведчики, заправщики, самолеты радиолокационного дозора и РЭБ (радиоэлектронной борьбы).

                    Для «Киева» 1143-го проекта планировалась авиагруппа смешанного состава: из вертолетов «Ка-25» и самолетов «Як-36м». «Вертикалке» протежировал Д. Устинов, курировавший от ЦК КПСС оборонную промышленность. По его инициативе на основе «Яка» было решено создать корабельный штурмовик, а в перспективе — сверхзвуковой истребитель. По отзывам морских летчиков, «Як-36м» считался весьма посредственным самолетом. На «Яках» был невозможен полет ночью, кроме того, радиус их действия при вертикальном подъеме с палубы и посадке на нее, приводивших к огромному расходу топлива, достигал всего 70—80 км — в низковысотном полете и 150 км — на больших высотах. Практики не сомневались, что «Як» органически не способен добиться серьезного успеха и в боевой обстановке может стать легкой добычей для американских палубных истребителей F-14 «Tomcat» и F-4 «Phantom II», а также британских «Харриеров», прекрасно показавших себя в боях за Фолклендские острова против аргентинских сухопутных истребителей «Мираж». Попытки модернизации «Яка»
                    привели к появлению в 1985-м «Яка-38». Он несколько превосходил базовую модель, но на фоне создаваемых для авианосцев новейшего поколения палубных «МиГов» и «Сухих» казался уже анахронизмом.

                    И тем не менее в развитии отечественной палубной авиации «Яки» сыграли свою положительную роль. Во-первых, был приобретен собственный опыт использования корабельных реактивных самолетов, а во-вторых, появилось целое поколение квалифицированных строевых летчиков. То есть к середине 80-х уже было кому осваивать корабельные варианты «МиГ-29» и «Су-27».

                    Начиная с «Киева», советские авианосцы получили новую полуофициальную нумерацию (она сохранилась и в Российском флоте), отражавшую последовательность создания авианесущих кораблей, имевших на борту палубные самолеты (вертолетоносцы в этот ряд не включены). «Киев» нарекли «единичкой», поскольку он был в 1975 году передан флоту первым. Последовавшие за ним «Минск» и «Новороссийск» стали соответственно «двойкой» и «тройкой». В 1986-м к ним добавился номер «четыре» — ТАКР «Баку», впоследствии названный «Адмиралом флота Советского Союза Горшковым». К досаде моряков, «Баку» не получил на вооружение новые истребители «Як-41», не успевшие попасть в серию до начала финансовых неурядиц, а затем и полного прекращения финансирования в 1992 году. А ведь этот самолет рассматривался нашими специалистами как необычайно перспективный, того же мнения придерживались и некоторые британские эксперты, наблюдавшие полеты 41-го «Яка» на авиасалоне в Фарнборо в сентябре 1992 года.

                    После «Баку»—«Горшкова» на выходе должны были оказаться сразу три новинки — «пятерка», «шестерка» и «семерка». Но на свет суждено было появиться лишь «пятерке», архитектура которой приобрела «настоящий» авианосный вид — сквозная палуба с трамплином и бортовые самолетоподъемники. Корабль получил кардинально улучшенную конструкционную защиту надводной и подводной частей. Корабль много раз переименовывался, успев побывать «Брежневым» и «Тбилиси», пока не получил свое нынешнее имя «Адмирал Кузнецов». Этот корабль в конечном счете так и остался единственным «действующим» авианосцем современного Российского флота.

                    «Семерка» должна была стать первым отечественным атомным авианосцем «Ульяновск» проекта 1143-7. Строительство его было начато в ноябре 1988-го, и велось оно весьма интенсивными темпами. К середине 1991 года готовность «Ульяновска» составила 18%. Но после распада Советского Союза, уже 1 ноября того же года, корабль исключили из состава ВМФ. Затем какая-то западная судоходная компания пообещала Украине крупный заказ, для чего необходимо было освободить стапель, занятый «Ульяновском». В результате стапель освободили, корабль разобрали, вот только обещанные контракты оказались мифом...

                    Советскими планами развития военного флота к 2000 году предусматривалось иметь мощную авианосную группировку, состоящую из 10 кораблей: 4 — класса «Киев», 2 — класса «Кузнецов» и 4 — класса «Ульяновск». Из них к сегодняшнему дню остался только «Адмирал Кузнецов». И, видимо, последнему надолго, если не навсегда, придется остаться единственным авианосцем России.

                    Автор: Александр Коршунов
                    Источник: Вокруг света
                    - NO PAIN NO GAIN
                    - RESPONSIBLE CARE IS OUR WAY
                    - SHOW MUST GO ON...

                    Комментарий


                    • ПЕРВАЯ МИРОВАЯ. ДАЛЬНЕВОСТОЧНЫЙ ЭПИЗОД



                      На Дальнем Востоке и Тихом океане Германия имела не то чтобы обширную, но все-таки приличную колони*альную империю: Марианские, Каролинские, Маршалловы и Соломоновы острова, архипелаг Бисмарка, Но*вая Гвинея, Самоа, область Цзяочжоу на Шандунском полуострове. Было совершенно ясно, что судьба колоний будет решена на полях Европы, однако союзники с не*приличной поспешностью бросились расхватывать все, что плохо лежало. Причем делалось это даже в ущерб дей*ствительно необходимым операциям. Вспомните посто*янные причитания британских адмиралов относительно слабости флота на Тихом океане перед угрозой эскадры Шпее. А в это время корабль, который мог в одиночку истребить всю германскую эскадру, — линейный крей*сер «Аустралиа» — занимался сопровождением транспор*тов с войсками к Новой Гвинее и Самоа. Естественно, германская колониальная полиция не могла оказать со*противления регулярной армии, и колонии были окку*пированы союзниками. Острова севернее экватора ото*шли к Японии; все, что находилось южнее, прибрала Англия руками австралийцев.

                      Однако немцы располагали на Тихом океане и одним укрепленным пунктом. Речь идет о крепости Циндао. 15 августа Япония предъявила Германии ультиматум, в ко*тором требовала немедленно отозвать из японских и ки*тайских вод все военные корабли, а всю арендуемую у Китая территорию Цзяочжоу передать в течение месяца Японии без всяких условий и компенсаций. Для ответа была предоставлена одна неделя. Ультиматум был состав*лен в таких выражениях, что принять его немцы просто не могли. Это позволяло Японии вполне благородно объя*вить войну. 23 августа германский посланник был ото*зван из Японии (Обратите внимание на интересную терминологическую тонкость. В Японии великие державы имели не ПОСЛОВ, а ПОСЛАННИКОВ. Традиционно сложилось, что титул посла и полномочного министра имели иностранные представители в Лондоне, Берлине, Париже, Пе*тербурге, Вене. По традиции в этот список попал Мадрид, а пот Токио там не числился). И уже 23 августа был обнародован им*ператорский рескрипт об объявлении войны Германии.

                      Германия намеревалась закончить войну в Европе за 2—3 месяца, и крепость Циндао должна была это время продержаться. Она имела 2 линии обороны на сухопут*ном фронте и 8 береговых батарей, прикрывающих кре*пость с моря. Первая линия обороны, расположенная в 6 км от центра города, представляла собой 5 фортов, окру*женных широким рвом с проволочным заграждением на дне. Вторая линия обороны опиралась на стационарные артиллерийские батареи. Всего на сухопутном фронте насчитывалось до 100 орудий и 21 орудие на морском фронте. Гарнизон мирного времени состоял из 75 офице*ров и 2250 солдат. Командовал им капитан 1 ранга Мейер-Вальдек, который по совместительству являлся и гу*бернатором. Таким образом, в его руках находилась вся полнота власти, и никаких разногласий просто не могло возникнуть. История Порт-Артура не повторилась. В це*лом можно сказать, что крепость Циндао строилась для отражения атак русских, французских или английских экспедиционных отрядов. На серьезную борьбу с японс*кой армией она не была рассчитана.

                      Китай на всякий случай спешно объявил о своем ней*тралитете и одновременно обратился к великим державам с просьбой не переносить на его территорию воен*ных действий. Естественно, это было проигнорировано. И тут же совершенно неожиданно о своем нейтралитете объявила Австро-Венгрия. 24 августа пришел приказ ра*зоружить крейсер «Кайзерин Элизабет» и отправить ко*манду по железной дороге в Тянцзинь. Но 25 августа Ав*стрия объявила войну Японии, и все вернулось на круги своя. 310 австрийских моряков вернулись в Циндао, но 120 человек так и остались в Тянцзине. Мейер-Вальдек спешно мобилизовал добровольцев, и общая численность гарнизона крепости достигла 5000 человек. На подходах к порту были выставлены мины.

                      Для штурма крепости японцы выделили усиленную 18-ю пехотную дивизию. Ей были приданы 2 английских батальона из Вейхайвея, которые, впрочем, не имели не только артиллерии, но даже пулеметов. Общая числен*ность осадной армии достигла 32000 человек, для ее пе*ревозки были привлечены более 50 транспортов. Прикры*вал перевозку десанта и осуществлял морскую блокаду крепости 2-й флот вице-адмирала барона Камимуры. Эс*кадрой, действующей в районе Циндао, командовал вице-адмирал Като, ее состав приведен ниже.

                      Память о чудовищных гекатомбах Порт-Артура была еще свежа, и лавры генерала Ноги не прельщали коман*довавшего экспедиционным корпусом генерал-лейтенанта Камио Мицуоми. Поэтому он действовал с исключитель*ной осторожностью. Высадка десанта началась 2 сентяб*ря в бухте Лункоу на территории нейтрального Китая примерно в 180 километрах от Циндао. Только 25 сентяб*ря японцы подошли к границам германской концессии, где произошли первые стычки с германскими частями. 28 сентября крепость была плотно обложена и началась подготовка к штурму.

                      Но первое столкновение на море имело место гораздо раньше. 21 августа 5 британских эсминцев заметили вы*шедший из порта миноносец S-90 и погнались за ним. Вперед вырвался наиболее быстроходный эсминец «Кеннет», который в 18.10 завязал перестрелку. Хотя англий*ский корабль имел гораздо более мощное вооружение (4 орудия 76 мм против 3 орудий 50 мм на германском миноносце), в самом начале боя он получил попадание под мостик. 3 человека были убиты и 7 ранены, в том числе командир «Кеннета», который позднее скончался.' S-90 сумел завлечь своего противника в зону огня бере*говых батарей, но после первых же их залпов «Кеннет» вышел из боя.

                      В ночь с 30 на 31 августа эсминец «Сиротаэ» выскочил на мель у острова Лентао. Повреждения оказались слиш*ком велики, и команда была снята другим эсминцем. Немцы использовали подарок судьбы. 4 сентября в море вышла канонерка «Ягуар» и под прикрытием береговых батарей артогнем окончательно уничтожила японский эсминец.

                      Вообще флот принимал довольно активное участие в боях за Циндао. Броненосцы неоднократно обстреливали позиции немцев. Но только один раз корабли пострадали от огня береговых батарей. 14 октября броненосец «Трайэмф» получил попадание 240-мм снарядом и был вы*нужден уйти в Вейхайвей на ремонт. Интенсивные траль*ные работы дорого стоили японцам. На минах подорва*лись и затонули тральщики «Нагато-мару № 3», «Коно-мару», «Коё-мару», «Нагато-мару № 6».

                      Германские корабли поддерживали огнем свой левый фланг, пока японцы не подвезли тяжелые орудия. После этого даже в бухте Киаочао канонерки не могли действо*вать свободно. Самым ярким эпизодом в ходе действий на море стал прорыв миноносца S-90.

                      Даже заниматься сравнением сил противников на море не хочется, настолько велико было преимущество японско-английской эскадры. И все-таки немцы сумели боль*но ужалить своих противников. В сложившейся ситуации единственной реальной боевой единицей был эсминец S-90 капитан-лейтенанта Бруннера. Ни «Кайзерин Элизабет», ни канонерки не могли сделать абсолютно ничего. S-90 был старым угольным миноносцем, по случаю войны повышенным в звании до эсминца. Но все-таки он имел какие-то шансы на проведение успешной тор*педной атаки. Сначала планировалось атаковать японс*кие корабли во время обстрела ими береговых позиций, но командование быстро пришло к правильному заклю*чению о безнадежности дневной торпедной атаки оди*ночным кораблем. Поэтому к середине октября был вы*работан новый план.

                      Капитан-лейтенант Бруннер должен был ночью неза*метно выскользнуть из гавани и постараться пройти не*замеченным первую линию дозоров. Связываться с эс*минцами противника не было никакого смысла. Он дол*жен был атаковать один из крупных кораблей на второй или третьей блокадных линиях. После этого S-90 должен быть прорываться в Желтое море и уходить в один из нейтральных портов, например в Шанхай. Там можно было попытаться дозаправиться углем, чтобы снова ата*ковать блокадные силы, на сей раз со стороны моря.

                      17 октября в 19.00, после наступления темноты, S-90 вышел из гавани, хотя волнение было довольно силь*ным.

                      Миноносец прошел между островами Дагундао и Ланьдао и повернул на юг. Через 15 минут справа по носу были замечены 3 силуэта, которые двигались на пере*сечку на запад. Бруннер немедленно повернул вправо. Так как S-90 следовал средним ходом, ни искры из труб, ни бурун его не выдали. Германский корабль прошел под кормой группы японских эсминцев. Бруннер сумел про*скочить сквозь первую линию блокады.

                      В 21.50 S-90 повернул на запад в надежде встретить какой-либо из крупных кораблей. Скорость немцы по-прежнему не повышали. В 23.30 Бруннер повернул па об*ратный курс, чтобы еще до наступления рассвета вер*нуться в гавань, двигаясь под берегом со стороны полу*острова Хайси, если только не будет встречи с против*ником.

                      18 октября в 0.15 на расстоянии 20 кабельтов был за*мечен большой силуэт корабля, следующего контркур*сом. S-90 повернул на параллельный курс. Цель двигалась со скоростью не более 10 узлов. Так как вражеский ко*рабль имел 2 мачты и 1 трубу, Бруннер решил, что встре*тил броненосец береговой обороны. В действительности это был старый крейсер «Такатихо», который в эту ночь имеете с канонерской лодкой «Сага» нес дозорную службу на второй блокадной линии.

                      Бруннер чуть отвернул к югу, дал полный ход и с дистанции 3 кабельтова выпустил 3 торпеды с интерва*лом 10 секунд. Первая из них попала в носовую часть крейсера, вторая и третья — в середину. Японцы были застигнуты врасплох. Прогремел ужасный взрыв, который буквально разорвал крейсер на куски. Погиб 271 человек, в том числе командир корабля.

                      S-90 повернул на юг. Хотя «Такатихо» не успел сооб*щить, по радио об атаке, огромный столб пламени был и идеи очень далеко. Бруннер не сомневался, что японцы бросятся в погоню, и не стал пытаться прорываться обратно в Циндао. Он взял курс на юго-запад, примерно в 2.30 разошелся с японским крейсером, спешившим на север. Рано утром миноносец выбросился на камни возле мыса Тауэр примерно в 60 милях от Циндао. Бруннер тор*жественно спустил флаг, после чего команда высадилась па берег и пешим строем двинулась в направлении Нан*кина, где и была интернирована китайцами.



                      Генерал Камио вел осаду крепости медленно и мето*дично. Японцы расчищали себе дорогу массированным огнем осадных батарей. За время 7-дневной бомбарди*ровки, начатой 4 ноября, было выпущено 43500 снаря*дов, в том числе 800 снарядов калибра 280 мм. Пользуясь относительной слабостью береговой обороны, флот со*юзников подвергал крепость неоднократным обстрелам с моря, но их результаты оказались более чем сомни*тельны. Большой процент снарядов не разрывался, прямых попаданий почти не было зафиксировано. 6 ноября японцы пробили проходы через ров у центральной груп*пы фортов и приготовились к штурму, но его не после*довало. Рано утром 7 ноября Мейер-Вальдек отдал при*каз о прекращении сопротивления. На фортах были под*няты белые флаги, что стало абсолютной неожиданнос*тью для японцев. Еще до капитуляции немцы взорвали все укрепления крепости и затопили военные корабли и торговые суда.

                      Последнюю потерю японцы понесли уже после сдачи крепости. 11 ноября подорвался на мине и затонул мино*носец № 33.



                      Морские силы японцев



                      Броненосцы «Суво», «Ивами», «Танго», броненосцы береговой обороны «Окиносима», «Мисима», броненос*ные крейсера «Иватэ», «Токива», «Якумо», легкие крей*сера «Тонэ», «Могами», «Оёдо», «Титосэ», «Акаси», «Акицусима», «Тиёда», «Такатихо», канонерки «Сага», «Удзи», эсминцы «Сираюки», «Новакэ», «Сиротаэ», «Мацукадзэ», «Аянами», «Асагири», «Исонами», «Уранами», «Асасио», «Сиракумо», «Кагэро», «Мурасамэ», «Усои», «Нэнохи", «Вакаба» «Асакадзэ», «Югурэ», «Юдати», «Сирацую», «Микадзуки»



                      Транспорты и вспомогательные суда



                      Британская эскадра



                      Броненосец «Трайэмф», эсминцы «Кеннет», «Уск»



                      Германо-австрийские морские силы



                      Крейсер «Кайзерин Элизабет», канонерки «Ягуар», «Илтис», «Тигер», «Луке», эсминцы S-90, «Таку»



                      Англо-японское морское сотрудничество в годы Первой Мировой войны

                      Тимоти Д. Сакст



                      Командир подводной лодки умело маневрировал и достиг полной внезапности, атаковав союзный конвой возле Крита. Он подкрался к цели буквально на 200 мет*ров и выпустил торпеду. Она попала в эсминец между передними трубами и разворотила носовую часть кораб*ля. Его экипаж собрался в носовых кубриках на обед и потому понес огромные потери. Взрыв и начавшийся пожар унесли жизнь 67 моряков и командира эсминца. Но, несмотря ни на что, корабль остался на плаву и добрался до Пирея.

                      На первый взгляд, 11 июня 1917 года имела место обычная атака подводной лодкой U-27 союзного кон*воя, которая ничем не выделяется среди множества по*добных стычек. Тем не менее, оба противника узнали, с кем имели дело, лишь много лет спустя. Союзники ду*мали, что торпеду выпустила германская лодка, но лод*ка была австрийской. Австрийцы полагали, что торпеди*ровали британский эсминец, но это был корабль Япон*ского Императорского Флота «Сакаки».

                      В годы войны Япония оказала Великобритании ог*ромную, просто неоценимую помощь, самым важным эпизодом которой стали действия первой и последней Средиземноморской эскадры японского флота. Это со*единение, о котором долгие годы ничего не говорили, сражалось рядом с кораблями союзников в критический период подводной войны в 1917—18 годах.

                      Особенно удивительными после этого выглядят вы*сказывания многих английских историков, которые на*зывают действия Японии в годы войны поступками ша*кала, который крадет куски добычи у льва, никак не помогая тому в охоте. Документы говорят обратное. Дей*ствия японских кораблей на Средиземном море значительно помогли союзникам в самые мрачные дни 1917 года. Столь же важной была роль Японии и за пределами этого театра. Без ее помощи Великобритания потеряла бы контроль над Индийским и Тихим океанами. Немцы могли изолировать важнейшие британские доминионы Австралию и Новую Зеландию и помешать им участвовать в боях в Европе. Впрочем, и другие британские колонии от Адена и Индии до Гонконга и Сингапура могли оказаться в опасном положении. И, несмотря на это, отношение к Японии не изменилось. В 1914 году Великобритания смотрела на Японию с подозрением и неве*рием, а в 1918 году союзники уже откровенно презирали и опасались ее.

                      Более спокойному взгляду на роль Японии мешают те приобретения, которые она получила в результате вой*ны. Япония вступила в войну отнюдь не из альтруистических побуждений, но ведь Великобритания, Франция и Россия тоже были далеко не бескорыстны. Территории, которые Япония захватила в Китае и на Тихом океане, вполне сравнимы с новыми территориями, которые захватили Англия, Франция, Италия и британские доминионы. Япония участвовала в войне как союзник Великобритании, но одновременно преследовала свои собственные экспансионистские цели. И ее приобрете*ния вполне сопоставимы с затраченными усилиями и понесенными потерями.

                      Как Японский Императорский Флот взаимодейство*вал с Королевским Флотом в годы Первой Мировой войны? Хотя это и не требовалось по условиям англо-японского договора 1902 года, Япония объявила, что поддержит Великобританию и в войне против Германии, и отправила ультиматум в Берлин, пробуя отзыва гер*манских кораблей из японских и китайских под. Япония помогла установить контроль над Индийским и Тихим океанами в начале войны, захватив германскую кре*пость и военно-морскую базу Циндао. Она захватила гер*манские колонии на Тихом океане: Каролинские, Маршалловы и Марианские острова. Японский флот помог британскому изгнать германские крейсера с Тихого оке*ана. В начале войны вице-адмирал Максимилиан граф фон Шпее имел 6 крейсеров, находившихся на Каро*линских островах. После объявления войны Японией он был вынужден направиться к берегам Южной Амери*ки, где его поход завершился боями у Коронеля и Фолклендов. Японский флот помог союзникам сохранить контроль над Индийским и Тихим океанами, патрули*руя эти районы, когда британский флот был вынужден покинуть их. В 1917 году японцы освободили американ*ские корабли для действий в Европе. Японские корабли конвоировали транспорты с войсками и военными гру*зами в Европу из британских доминионов на Дальнем Востоке. Японцы строили военные корабли и передали союзникам значительное число торговых судов, так как судостроительная промышленность союзных держав, несмотря на предельные усилия, не справлялась со сво*ими задачами. Наконец, Япония оказала прямую воен*ную помощь на Средиземном море в 1917—18 годах, когда союзники под усилившимся давлением герман*ских подводных лодок всерьез рассматривали вопрос об уходе с этого театра. Истоки этого сотрудничества нужно искать в прошлом.

                      Англо-японский союзный договор 1902 года был за*ключен потому, что продвижение России в направле*нии Индии, Кореи и Манчжурии стало представлять угрозу обоим государствам. Первый Лорд Адмиралтей*ства Уинстон Черчилль, как и его предшественники, полагал естественным, что в случае войны в Европе Япония окажет помощь в Индийском и Тихом океанах. Напряженность в отношениях между Германией и Ве*ликобританией росла, и британский флот был реорга*низован в соответствии с изменившимися требования*ми. Теперь все британские линкоры были сосредоточе*ны в Европе, на Тихом океане остались только старые корабли. После русско-японской войны дислокация Королевского Флота приобрела ярко выраженный антигерманский характер. Черчилль с первого дня своего пребывания в Адмиралтействе активно проводил эту политику. Британские силы на Дальнем Востоке сократились с 5 броненосцев и 1 броненосного крейсера в марте 1904 года до 2 броненосцев, 1 линейного крейсера и 2 крейсеров в марте 1914 года.

                      Отстаивая такое решение, Черчилль в марте 1914 года во время выступления в палате общин заявил, что пора*жение главных сил британского флота в Европе сделает маленькую эскадру на Тихом океане беспомощной. Лю*бая британская эскадра в этом районе неизбежно будет уступать главным силам флота европейских противни*ков. Черчилль заявил, что «2 или 3 дредноута в австра*лийских водах будут бесполезны после поражения британского флота в отечественных водах».

                      Такая политика вела к росту зависимости Великобритании от союзников. Франция взяла на себя ответ*ственность за Средиземное море, а Япония должна была сыграть главную роль в защите китайских морей. В отно*шении Франции эта политика сработала нормально, так как все колониальные разногласия были урегулирова*ны, и Великобритания подписала с ней договор о «Сер*дечном Согласии» — Антанту. Однако отношения между Великобританией и Японией были довольно прохлад*ными, так как растущие имперские амбиции последней вызывали тревогу в Англии. Обе стороны немало пора*ботали для разрушения англо-японского союза. Экспан*сия Японии в 1913—14 годах вызвала серьезные опасения у британского министра иностранных дел сэра Эдуарда Грея.

                      Грей был против участия Японии в войне, опасаясь, что она расширит свои владения сверх всяких пределов. Несмотря на все возражения Адмиралтейства, он пы*тался помешать вступлению Японии в войну. 1 августа 1914 года Грей сообщил своему японскому коллеге Като, что Великобритании потребуется помощь только в случае атаки дальневосточных колоний. Грей опасался не только японской экспансии, но и реакции Австралии, Новой Зеландии и Соединенных Штатов на такую экс*пансию. Однако давление Первого Морского Лорда, тре*бовавшего активных действий против Германии по все*му миру, сломило сопротивление Грея.

                      11 августа 1914 года Черчилль, опасаясь, что Грей все-таки выступит против участия Японии в войне или по*старается ограничить такое участие, заявил ему: «Я ду*маю, что вы можете окончательно расхолодить их. Я не вижу середины между их участием и неучастием. Если они вступят в войну, мы должны приветствовать их как товарищей. Ваша последняя телеграмма в Японию почти враждебна. Я боюсь, что просто не понимаю хода ваших мыслей, и в этом аспекте не могу следовать ва*шим намерениям. Эта телеграмма заставляет меня тре*петать. Мы все составляем единое целое, и я хотел бы оказывать всемерную поддержку вашей политике. Но я категорически возражаю против препятствий японцам. Вы легко можете нанести смертельный удар нашим от*ношениям, последствия которого будут ощущаться еще слишком долго. Шторм вот-вот разразится». Выступле*ние Черчилля помогло изменить позицию Грея.

                      Правительство принца Ямагата Аритомо 15 августа предъявило Германии ультиматум, требуя отзыва гер*манских войск с Тихого океана. От немцев требовали вывести корабли из Циндао, взорвать укрепления порта и передать Японии Шантунгский полуостров. Японцы также требовали передачи им германских островных владений, рассеянных по Тихому океану. Германия не ответила, и Япония формально объявила ей войну 23 августа 1914 года. И тут подозрения Грея относительно намерений Японии начали оправдываться. Япония всту*пила в войну ради расширения своих владений в Ки*тае и на Тихом океане. Она также стремилась занять место в ряду великих держав (вспомните посла и по*сланника). Более того, японское правительство уже начало вспоминать неравноправные договоры, навязанные европейскими державами в 50-х годах XIX века. Однако эти мотивы вступления в войну были не лучше и не хуже, чем у остальных се участников. Однако что искренне возмущало европейцев — это неспособ*ность японцев относиться с отеческой заботой к тем, кто им уступал. Перечитайте повнимательней прекрас*ное стихотворение Киплинга «Бремя белого человека». В начале войны отношение к Японии было враждебным и оно серьезно не изменилось к концу военных действий, несмотря на помощь Японии союзникам. Расовая неприязнь еще более усугубила противоречия, они и союзники очень быстро забыли о вкладе Японии в их военные усилия.



                      Совместная экспедиция против Циндао



                      Англо-японское военное сотрудничество на Дальнем Востоке началось с дрязг. Сразу после вступления в войну Япония решила захватить порт Циндао, известный как «германский Гибралтар Востока». Шантунгский по*луостров, где находилась германская военно-морская база Циндао, в мирное время служил базой германской Дальневосточной эскадры. Като сообщил англичанам, что Япония вернет Циндао Китаю, но за плату. Он также сообщил, что Японии не нужна британская помощь, но Грей пропустил мимо ушей это предупреждение и прислал Южно-Валлийских пограничников и сигкхский батальон под командованием бригадного генерала Н.У. Барнардистона. Маленькая британская эскадра участвовала в блокаде Циндао, которая началась 27 августа 1914 года.

                      Англо-японские силы прибыли к Циндао 26 августа. Главные силы германской эскадры покинули Циндао за несколько дней до объявления войны Японией. В порту остались только устаревший австрийский крейсер «Кайзерин Элизабет», 5 канонерок и 2 эсминца. Слабость гер*манской эскадры позволила японцам использовать в опе*рации только устаревшие корабли. Циндао блокировали 3 бывших русских броненосца, 2 бывших русских броне*носца береговой обороны, 7 крейсеров, 16 эсминцев и 14 вспомогательных кораблей. Британская эскадра состо*яла из броненосца «Трайэмф», эсминца и госпитально*го судна.

                      2-й флот барона Камимуры Хиконодзё доставил япон*ские и британские войска, которые должны были вести осаду. Первая высадка японцев была проведена в Лунгкоу 2 сентября. 18 сентября японские десантники захва*тили бухту Лао Шао северо-восточнее Циндао, чтобы использовать ее как передовую базу для дальнейших опе*раций против крепости. 24 сентября в Китай прибыли британские войска. Англо-японская эскадра организова*ла плотную блокаду Циндао и занялась тралением мин. Гидросамолеты с транспорта «Вакамия» начали вести разведку. Они также провели первую в истории успешную «атаку авианосной авиации», потопив германский минзаг в Циндао. В течение всей осады поиска постоянно требовали помощи корабельной артиллерии и гидросамолетов.

                      18 октября японский флот получил ощутимый удар, когда старый германский миноносец S-90 проскользнул мимо патрульных эсминцев и потопил устаревший крей*сер «Такатихо» двумя торпедами. Во время осады Цин*дао японский флот также потерял эсминец «Сиротаэ», миноносец и 3 тральщика. При этом погибли 317 моря*ков и 76 были ранены, в основном на «Такатихо». Гер*манский гарнизон из 3500 солдат регулярных войск и 2500 резервистов, к которым присоединился экипаж «Кайзерин Элизабет», героически сопротивлялся. Япон*цы постарались сделать все, чтобы британские войска не участвовали в боях. 7 ноября 1914 года германо-авст*рийский гарнизон капитулировал. Британские войска, не участвовавшие в штурме, узнали о захвате Циндао постфактум. Захваченные немцы и австрийцы до конца вой*ны находились в лагерях в Японии. Японская армия по*теряла 414 человек убитыми и 1441 ранеными.

                      Японцы сохранили контроль над Циндао и постепенно прибрали к рукам весь Шантунгский полуостров, продвигаясь вдоль построенной немцами железной дороги. В результате первой совместной англо-японской операции Япония установила контроль над обширным районом Манчжурии, а трения между двумя государствами резко усилились.



                      Эскорт и патрулирование



                      Пока 2-й флот барона Камимуры помогал захва*тить Циндао, корабли 1-го флота присоединились к британским и австралийским кораблям в поисках эскадры фон Шпее. Сразу после начала войны вице-адмирал Тамин Ямая послал линейный крейсер «Конго» к Мидуэю, чтобы контролировать коммуникации, проходящие через этот район. Броненосный крейсер «Идзумо», находившийся у берегов Мексики, полу*чил приказ защищать союзное судоходство у берегов Америки. 26 августа адмирал Тамин направил броненосный крейсер «Ибуки» и легкий крейсер «Тикума» в Сингапур, чтобы усилить флот союзников в Юго-Восточной Азии. «Тикума» принял участие в поисках крейсера «Эмден», которые велись в Голландской Ост-Индии и Бенгальском заливе. Адмирал Мацумура Тацуо вместе с линкором «Сацума» и крейсерами «Яхаги» и «Хирадо» патрулировал на морских коммуникациях, ведущих в Австралию.

                      Более неотложные задачи заставили «Ибуки» выйти из Сингапура. Действия германского крейсера «Эмден» в Индийском океане вынудили командование направить крейсер в Веллингтон (Новая Зеландия). Там он первым из японских кораблей принял участие в сопровождении транспортов с войсками АНЗАКа (Австралийско-новозеландский корпус) на Средний Восток. «Ибуки» и другие японские корабли, как правило, со*провождали транспорты до Адена. Японцы также обес*печивали перевозку французских войск из Индокитая.

                      В октябре 1914 года японская эскадра адмирала Точиная Сёдзиро, усиленная британскими кораблями, иска*ла германские рейдеры в Индийском океане. В распоря*жении адмирала находились крейсера «Токива», «Якумо», «Ибуки», «Икома», «Ниссин», «Тикума», «Хирадо», «Яхаги». 1 ноября 1914 года японцы согласились с просьбой англичан ввести патрулирование зоны к вос*току от 90-го меридиана. Большая часть эскадры адмира*ла Точиная и прибывшие из Циндао корабли до конца месяца охраняли указанный район. После прибытия в Гонолулу германской канонерки (или малого крейсера, если угодно) «Гейер» броненосец «Хидзен» и крейсера «Асама» подошли к порту и находились там, пока 7 но*ября «Гейер» не был интернирован американскими вла*стями. Потом «Хидзен» и «Асама» вместе с «Идзумо» начали прочесывать берега Южной Америки, пытаясь найти германские корабли.

                      Использование японских кораблей спровоцировало нервную реакцию правительств Австралии и Новой Зе*ландии. Они вполне соглашались с тем, что японцы при*крывают их войсковые конвои, но резко выступили против захвата Японией Маршалловых, Каролинских и Марианских островов. После захвата Джалуита на Маршалловых островах эскадра адмирала Тамина 12 октября появилась в прекрасной гавани Трука на Каролинских ост*ровах. Эскадра контр-адмирала Тацуо Мацумуры 1 ок*тября захватила принадлежащий Германии порт Рабаул па острове Новая Британия. 7 октября она прибыла на остров Яп (Каролинские острова), где встретила германскую канонерку «Планет». Экипаж поспешно затопил крошечный корабль, чтобы он не попал в руки японцев. Сам остров был оккупирован японцами без инцидентов. В конце 1914 года 4 японских корабля стояли в гавани Сува на Фиджи, а 6 базировались на Труке.

                      Японское и британское правительства к концу 1914 года с трудом урегулировали вопрос о захвате германских вла*дений на Тихом океане. Японцы оставили за собой Ма*рианские, Каролинские и Маршалловы острова. Ново*зеландские войска высадились на Самоа под самым но*сом у японцев и прочно завладели этим стратегически важным островом. Чтобы избежать новых инцидентов, англичане согласились, что британские войска не будут действовать севернее экватора.

                      В 1914 году Королевский Флот мало что мог проти*вопоставить своему сильнейшему союзнику на Тихом океане. Англичане просто разрывались в попытках за*щитить свои торговые пути, проходящие по всему зем*ному шару. Более того, они желали, чтобы японцы при*няли участие в военных действиях на европейском те*атре. 6 августа 1914 года сэр Эдуард Грей обратился к японскому правительству с официальной просьбой о помощи. Но все кончилось перебазированием японских кораблей в Сингапур, о чем мы уже говорили. Позднее англичане просили отправить японские корабли снача*ла на Средиземном море, потом на Балтику, но оба раза получили отказ. В Японии армейское командова*ние имело значительно больший вес, чем флотское. На англо-германскую войну эти два вида вооруженных сил смотрели с прямо противоположных точек зрения. Японская армия была построена по прусскому образцу и обучена германскими офицерами. Японский флот создавался с помощью Великобритании и обучался на английский манер. Все это служило источником постоянных споров в японском руководстве. В феврале 1915 года японский флот нашел новую форму сотрудничества с англичанами, когда в Сингапуре вспыхнул мятеж ин*дийских частей. С кораблей эскадры адмирала Цучия Мацуканэ (крейсера «Цусима» и «Отова») был выса*жен десант морской пехоты, который вместе с британ*скими, французскими и русскими войсками подавил мятеж. В том же 1915 году японский флот оказал боль*шую помощь в охоте за германским крейсером «Дрез*ден». Он также охранял принадлежащий американцам порт Манила, чтобы германские корабли не могли им воспользоваться. В течение всего года японские кораб*ли, базирующиеся в Сингапуре, патрулировали в Южно-Китайском морс, море Сулу и у берегов Голландской Ост-Индии.

                      В феврале 1916 года сэр Эдуард Грей снова запросил помощи у японцев. После гибели нескольких судов на минах, поставленных германскими вспомогательными крейсерами, требовалось увеличить число кораблей, охотящихся за этими рейдерами. Японское правительство отправило в Сингапур флотилию эсминцев, чтобы охранять имеющий огромное значение Малаккский про*лив. Для патрулирования в Индийском океане была выделена дивизия крейсеров. Корабли японского 3-го флота патрулировали в Индийском океане и у Филиппин. Крейсера «Яхаги», «Ниитака», «Сума», «Цусима» и флотилия эсминцев патрулировали в Южно-Китайском море, море Сулу и у берегов Голландской Ост-Индии. В не*скольких случаях японские корабли выходили к острову Маврикий и к берегам Южной Африки. Наиболее силь*ные и современные легкие крейсера «Тикума» и «Хирадо» сопровождали войсковые конвои из Австралии и Новой Зеландии.



                      Япония действует вполсилы



                      Несмотря на самое широкое участие японских кораблей в защите союзного судоходства, в конце 1916 года адмирал сэр Джон Джеллико весьма скептически отозвался о действиях японцев. В письме адмиралу Дэвиду Битти он назвал их «не вполне удовлетворительными». Джеллико предполагал, что более эффективным действиям японцев мешает антипатия к Соединенным Штатам. Джеллико высказал подозрение, что японцы вынаши*вают идею создания «великой Японии, включающей в себя часть Китая, Юго-Восточной Азии, Голландскую Ост-Индию, Сингапур и Малайские государства». Он полагал, что японское правительство действовало на основе ложной уверенности в непобедимости германской военной машины. Но последние поражения на Сомме и под Верденом могли развеять эту уверенность. Его заявление, что «кроме продажи части вооружения русским и нам, Япония никак не участвует в войне», весьма точно отражало растущее недовольство Великобритании отка*зами японцев принять участие в войне в Европе. Британские морские офицеры всегда считали, что Японии «нельзя верить до конца», даже когда она оказала Анг*лии помощь в критический момент на Средиземном море. Если посмотреть на все это глазами японцев, то роль Японии в Первой Мировой войне будет выглядеть совсем иначе. Если японские вооруженные силы сразу ра*зошлись в мнении, какую из сторон следует поддержать, то средний японец не понимал, зачем вообще нужно воевать. Никакой угрозы со стороны Германии в Японии не чувствовал никто. Поэтому японское правитель*ство, поддерживая Антанту, старалось не давать обществу слишком много информации о войне.

                      Один из британских офицеров, находившийся в Япо*нии во время войны, подтверждает существование та*кой странной политики. Малькольм Кеннеди, посетив*ший японскую глубинку, был поражен тем, что кресть*яне, с которыми он беседовал, даже не подозревали, что их страна ведет войну. Но такое положение измени*лось в 1918 году, когда в Японии начались волнения. Рост доходов не успевал за инфляцией, подстегнутой военными расходами. Поэтому в августе 1918 года в Осаке, Кобе и Нагое имели место рисовые бунты.

                      Серьезно осложняло японское участие в войне и то, что гордость японцев была ущемлена серьезной дискри*минацией, которой подвергались японские жители Син*гапура. В торговле с Австралией и Новой Зеландией Япо*ния тоже находилась на положении государства второго сорта. Просьбы англичан о помощи стали более настой*чивыми в конце 1916 и начале 1917 года, когда ситуация на морских театрах резко ухудшилась. Германские рейде*ры продолжали успешно действовать в Индийском оке*ане. Во время своего плавания рейдер «Вольф» не только уничтожил торговые суда вместимостью 120000 GRT, но и связал огромное количество британских, француз*ских и японских кораблей. За ним охотились 21 крейсер, 14 эсминцев, 9 шлюпов. Японское правительство в об*мен па свою помощь потребовало признать захват Шантунгского полуострова и островных владений Германии. И ответ на возражения англичан японцы заявили, что просят не больше русских, которым был обещан Кон*стантинополь. Британское правительство долго обсуждало эту проблему, опасаясь негативной реакции со стороны американцев.

                      В феврале 1917 года японцы согласились расширить свое участие в войне и распространить зону патрулирования своего флота до мыса Доброй Надежды. Японский флот также включился в защиту судоходства у восточ*ных берегов Австралии и Новой Зеландии. В этих опера*циях участвовали крейсера «Идзумо», «Ниссин», «Тонэ», «Ниитака», «Акаси», «Якумо», «Касуга», «Тикума», «Сума», «Ёдо» и 3 флотилии эсминцев.

                      Япония также оказала значительную помощь союз*никам поставками вооружения в Европу в 1914 году. В 1914 году Япония вернула России 2 броненосца и крей*сер, захваченные во время русско-японской войны. Япон*ские заводы поставляли оружие и боеприпасы Велико*британии и России. В 1917 году Япония за 5 месяцев по*строила для Франции 12 эсминцев типа «Каба». Япон*ские моряки привели эти корабли на Средиземное море и передали французам. В декабре 1916 года Великобритания приобрела у Японии 6 торговых судов вместимос*тью 77500 GRT. В мае 1917 года англичане попросили японцев доставить в Европу завербованных китайских рабочих. Немного позднее Япония и Соединенные Шта*ты пришли к соглашению о строительстве на японских верфях торговых судов общей вместимостью 371000 GRT для американского Комитета по судоходству. Хотя война закончилась раньше, чем они были построены, Япония все-таки достроила их. Кроме того, Япония передала в распоряжение союзников часть своего торгового флота.

                      И лишь в одном вопросе Англии не удалось добиться от Японии уступок. Постоянные попытки Великобритании приобрести некоторые японские военные корабли для возмещения потерь своего флота вызывали раздра*жение японцев и задевали их гордость. В середине 1917 года адмирал Джеллико предложил приобрести в Японии 2 линейных крейсера. Он сомневался, что можно убедить японцев просто передать эти корабли под оперативное командование Гранд Флита. «Если даже они согласятся, сомнительно, чтобы эти корабли смогли сражаться с германскими линейными крейсерами, имея японские экипажи», — писал он. Японское правительство наотрез отказалось продавать или передавать англичанам какие-либо корабли. Позднее действия японской эскадры на Средиземном морс заставили Джеллико из*менить свое мнение относительно эффективности япон*ских экипажей.

                      В свете последующих событий любопытно выглядят взаимоотношения Японии с Соединенными Штатами. По просьбе англичан американцы перебазировали часть кораблей с Тихого океана в Атлантику, чтобы помочь Королевскому Флоту. Но сделать это можно было лишь потому, что американцам оказал помощь новый союзник — Япония.

                      Вступление Соединенных Штатов в войну потребо*вало от американцев полностью пересмотреть свою морскую стратегию и кораблестроительную политику. Ведь до 1917 года преобладало мнение, что после разгрома союзников на Америку сразу обрушатся объединенные силы Японии и Германии. Вскоре после вступления США в войну британская морская миссия во главе с Артуром Бальфуром попросила американцев изменить кораблестроительную программу. Раньше она предусмат*ривала строительство большого числа линкоров. В апре*ле — мае 1917 года Бальфур имел ряд секретных встреч с американскими представителями, в том числе с лич*ным посланником президента Уилсона полковником Хаузом. Англичане предложили начать массовое строи*тельство эскортных кораблей в обмен на обещание помощи в случае японо-американского конф*ликта. Но такое соглашение не было подписано из опа*сений вызвать раздражение Японии, которая в это время являлась важным союзником Великобритании. Тем не менее, сам факт ведения этих переговоров показывает глубину недоверия англо-американцев. Американские лидеры смотрели на проблемы взаимоотношений с Японией через призму китайского вопроса и расового превосходства Как позднее ехидно заметили журналисты, знаменитая серия военных планов американского флота вместо названия «Оранжевый» должна была бы называться «Желтый». Американцы постоянно требова*ли проведения в Китае политики «открытых дверей», и все это вместе взятое порождало сильные антияпон*ские настроения в американском обществе. Американ*ские лидеры обвиняли Японию в нечестном поведении, попытках добиться политических и территориальных преимуществ в Китае, о чем рассказывали многочис*ленные американские миссионеры.

                      Вступление Соединенных Штатов в войну привело к изменениям в японо-американских отношениях. Как и Великобритания в начале войны, Соединенные Штаты обнаружили, что зависят от благожелательного отноше*ния Японии и ее помощи на Тихом океане. Японская миссия в Вашингтоне, которую возглавлял Исии Ки*кудзиро, заключила соглашение, которое позволило американцам перевести часть кораблей в Атлантику на помощь англичанам. По секретному соглашению японские корабли патрулировали гавайские воды до конца войны.

                      В октябре 1917 года броненосный крейсер «Токива» заменил самый крупный американский корабль на Гавайях — броненосный крейсер «Саратога». В августе 1918 года крейсер «Асама» сменил «Токиву» и обеспечивал безо*пасность Гавайских островов до, своего возвращения в Японию в феврале 1919 года.

                      Несмотря на помощь японцев, американцы относились к территориальным захватам Японии так же, как англичане. Японцы ответили им тем же, и вскоре после окончания войны японо-американские противоречия приняли неразрешимый характер. Попытка японской экспансии в Сибири в 1918 году подлила масла в огонь, ведь американцы сами зарились на эти территории. Но уже в 1917 году Япония, числившаяся в союзниках Соединенных Штатов, официально считалась «наиболее ве*роятным противником».



                      Операция на Средиземном море


                      В начале 1917 года Япония, наконец, направила свои силы на европейский театр военных действий. 11 марта первые японские корабли под командованием адмирала Сато Кодзо покинули Сингапур. Сато повел на Мальту легкий крейсер «Акаси» и эсминцы «Умэ», «Кусуноки», «Каэдэ», «Кацура», «Касива», «Мацу», «Суги» и «Сакаки», которые все вместе составляли 10-ю и 11-ю флоти*лии эсминцев. По пути через Индийский океан соедине*ние приняло участие в поиске германских рейдеров и прибыло в Аден 4 апреля. 10 апреля Сато в ответ на на*стоятельные просьбы англичан согласился отконвоиро*вать британский войсковой транспорт «Саксон». Он вышел из Порт-Саида на Мальту в сопровождении «Умэ» и «Кусуноки». Остальные корабли японской эскадры по*следовали за ними и начали действия против герман*ских и австрийских подводных лодок, которые угрожали транспортам союзников на Средиземном море.

                      10-я и 11-я флотилии прибыли на Мальту в самый плохой для союзников период. В апреле 1917 года на Сре*диземном море союзники потеряли 218000 тонн, что со*ставило 7 % потерь за все время войны. Союзникам отча*янно не хватало транспортов, и они всерьез рассматри*вали идею сократить количество судов, идущих через Средиземное море, направив их вокруг мыса Доброй Надежды, и эвакуировав британские войска из Салоник.

                      Прибытие 1 крейсера и 8 эсминцев адмирала Сато не могло переломить ситуацию на Средиземном море. Тем не менее, японцы получили важнейшую задачу — сопровождать войсковые транспорты, которые везли подкрепления во Францию. Французская армия была обескровлена после бесплодных наступлений под Аррасом и Шампанью. Появление японских кораблей на Мальте позволило союзникам ускорить отправку транспортов. Японские корабли сопровождали транспорты из Египта прямо во Францию. На Мальту они заходили только, если конвои формировались на этом острове.

                      Эсминцы «Сакаки» и «Мацу», а также другие япон*ские корабли 4 мая 1917 года участвовали в драматичес*ком спасении солдат с транспорта «Трансильвания». Во время этой трагедии у берегов Франции погибли 413 че*ловек, но японские, французские и итальянские кораб*ли сумели спасти почти 3000 солдат, несмотря на опас*ность новых торпедных атак. Британское Адмиралтейство отправило телеграмму с благодарностями и поздравле*ниями японскому адмиралу за прекрасные действия во время спасательных работ.

                      В июне 1917 года крейсер «Акаси» был отозван. Его заменил старый броненосный крейсер «Идзумо». Вместе с ним на Мальту прибыли эсминцы «Каси», «Хиноки», «Момо» и «Янаги». Так как подводные лодки на Среди*земном море действовали все активнее, японскими мо*ряками были временно укомплектованы 2 британские канонерки, названные «Токио» и «Сайкио», и 2 эсмин*ца, названные «Канран» и «Сэндан». Численность японской эскадры на Средиземном море достигла максимума и равнялась 17 кораблям.

                      К концу лета все сомнения британских адмиралов относительно уровня подготовки и эффективности японских экипажей рассеялись. 21 августа контр-адмирал Джордж Э. Баллард, командовавший морскими силами на Мальте, сообщил в Адмиралтейство, что японцы со дня прибытия на Мальту оказали неоценимые услуги по конвоированию войсковых транспортов. Он напомнил Адмиралтейству, что до прибытия японских эсминцев у союзников не хватало кораблей для этой цели. В отношении эффективности японцев Баллард писал:

                      «Французские стандарты эффективности ниже британских, однако итальянские стандарты еще ниже. С японцами все обстоит иначе. Эсминцы адмирала Сато содержатся в совершенно исправном состоянии и проводят в море столько же времени, сколько и наши корабли. Оно значительно больше, чем у французских и итальянских кораблей любых классов. Более того, японцы совершенно независимы в вопросах командования и снабжения, тогда как французы ничего не станут делать самостоятельно, если эту работу можно переложить на других. Эффективность японцев позволяет их кораблям проводить в море больше времени, чем любому другому британскому союзнику, что увеличивает эффект присутствия японских кораблей на Средиземном море».

                      Помощь японцев оказалась особенно важна, когда в 1918 году начали весеннее наступление на Западном фронте. Англичанам пришлось перебросить боль*шое количество войск со Среднего Востока в Марсель. Японские корабли в критические месяцы апрель и май помогли переправить через Средиземное море более 100000 британских солдат. Кризис завершился, и япон*ские корабли занялись обеспечением перевозки войск из Египта в Салоники, где союзники готовили осеннее наступление. До конца войны японская эскадра провела через Средиземное море 788 транспортов союзников и помогла перевезти более 700000 солдат. Японская эскад*ра имела 34 столкновения с германскими и австрийски*ми подводными лодками, в которых получили повреж*дения эсминцы «Мацу» и «Сакаки».

                      Японские корабли оставались в европейских водах до мая 1919 года. После перемирия Вторая Специальная Эскадра адмирала Сато присутствовала при сдаче гер*манского флота. Крейсер «Идзумо» и эсминцы «Хиноки» и «Янаги» вышли с Мальты в Скапа Флоу, чтобы охранять германские корабли и отвести в Японию 7 тро*фейных подводных лодок, выделенных Японии.

                      Сато отправил эсминцы «Кацура», «Мацу», «Сака*ки», «Каэдэ» в Бриндизи, чтобы помочь в процедуре капитуляции германских и австрийских кораблей на Средиземном море. В декабре 1918 года он направил броне*носный крейсер «Ниссин» вместе с 8 эсминцами в Кон*стантинополь. Оставив там эсминцы «Касива», «Канран» и «Сэндан» (последние два следовало вернуть Королев*скому Флоту в 1919 году), эскадра вернулась на Мальту. Там она получила приказ сопровождать в Японию переданные ей в качестве репараций германские подводные лодки. Сато отправил «Умэ» и «Кусуноки» патрулировать в Адриатике и направился в Англию, собирая по дороге остальные японские корабли.

                      5 января 1919 года японская эскадра покинула Портленд. К флоту Сато присоединились «Идзумо», «Хиноки», «Янаги» и 7 германских подводных лодок. В конце марта на Мальте к ним присоединились «Умэ» и «Кусуноки». Плавучая база «Кванто» обеспечивала базирование лодок на Мальте. Вместе с крейсером «Ниссин» и 2 флотилиями эсминцев она повела лодки в Японию. Все корабли без происшествий прибыли в Йокосуку 18 июня 1919 года. «Идзумо» и последняя группа эсминцев поки*нули Мальту 10 апреля, чтобы совершить небольшое плавание по Средиземному морю. Они посетили Неаполь, Геную, Марсель и несколько других портов и вернулись на Мальту 5 мая. Через 10 дней последние японские корабли направились домой и 2 июля 1919 года благополучно прибыли в Йокосуку.



                      Бог благословит наш союз, и он будет долгим


                      Британские лидеры были просто обязаны благода*рить японскую Средиземноморскую эскадру, когда та уходила домой. Общее мнение выразил Уинстон Чер*чилль, который сказал: «Я не думаю, что японская эс*кадра сделала хотя бы одну глупость». Губернатор Маль*ты лорд Метуэн, проводя смотр японских кораблей в марте 1919 года, также благодарил японский флот «за его великолепную работу в европейских водах». Он вы*разил надежду, что «Бог благословит наш союз, скреп*ленный кровью, и он будет долгим».

                      Действия японских кораблей на Средиземном море заслуживают самой высокой оценки. Японские эсминцы провели в море 72% времени, что является самым вы*соким показателем для всех воюющих флотов. Англича*не проводили в море только 60% времени, французы и греки — не более 45%. Британские офицеры считали, что японские корабли действовали очень хорошо, по крайней мере, они не отклонялись от плана. Послевоен*ные заявления, что японцы «действовали хуже наших моряков», когда сталкивались с неожиданной ситуаци*ей, являются предвзятыми и не подтверждаются доку*ментами. Мы имеем примеры чисто японского понимания долга. Несколько японских командиров совершили харакири, когда погибли сопровождаемые ими транс*порты.

                      Так почему же англичане столь быстро забыли вклад японцев в общее дело союзников? Почему Великобрита*ния позволила англо-японскому союзу рухнуть в 1921 году? Самым простым объяснением является тот факт, что война резко упростила ситуацию на Тихом океане. От*сутствие общего врага подорвало основы союза. После того, как Германия перестала угрожать тихоокеанским владениям, а Россия — Индии, Великобритания боль*ше не нуждалась в союзе с Японией. Американское дав*ление подтолкнуло англичан к пересмотру отношений с Японией, новые территории которой изолировали принадлежащие американцам Филиппины и Гуам. До*военные расовые и политические трения между Соеди*ненными Штатами и Японией, временно забытые в 1917—18 годах, после войны вспыхнули с новой силой. Ни один западный историк не отметил вклад Японии в победу союзников.

                      Японские политики резко отреагировали на отношение к Японии в годы войны и во время переговоров и Версале. Уже в апреле 1917 года они представили ан*гличанам меморандум для опубликования в газетах. Многие помнили, что союзники пытались выступить в роли верховных судей при рассмотрении спора Япо*нии с Китаем из-за Шантунга. Явно враждебное отно*шение к Японии после войны заставило японцев по*верить, что англо-американский заговор против Япо*нии имеет расовую почву. Разрыв англо-японского со*юза подтолкнул Японию на сближение с Германией. Прибытие трофейных германских подводных лодок открыло первую страницу долгого сотрудничества гер*манского и японского флотов. Германское влияние и технологии быстро заменили английские. Множество японских морских офицеров учились в Германии в 20-х и 30-х годах.

                      Англичане имели раскинувшуюся по всему миру империю. Соединенные Штаты заявили о своих претензиях в виде «доктрины Монро», но обе страны обвиняли Японию в экспансионизме. После 1918 года ни одна из этих стран не собиралась поддерживать тесное сотрудничество с Японией, которая так им помогла в годы войны. Теплые отношения сменились отчужденностью. И в результате все это привело к нападению Японии на британские и американские владения на Дальнем Востоке через 23 года после того, как Япония, Великобритания и Соединенные Штаты были союзниками в «войне, которая покончит с войнами».


                      Автор: А. Больных
                      - NO PAIN NO GAIN
                      - RESPONSIBLE CARE IS OUR WAY
                      - SHOW MUST GO ON...

                      Комментарий


                      • "ЭМДЕН", ИЛИ ЭПОПЕЯ ЗНАМЕНИТЕЙШЕГО РЕЙДЕРА






                        Этот корабль был утвержден к постройке как «Воен*ный корабль 4-го класса, малый бронепалубный крейсер «Эрзац-Пфейль». Строился он долго, во всяком случае, однотипный «Дрезден» был заложен позже, но вошел в строй раньше «Эмдена». Вооружен он был 105-мм орудиями. По штату кораблю также полагалось 8 — 52-мм орудий, и на фото*графиях «Эмдена» перед уходом на Дальний Восток они видны. Однако ни в одном из рапортов военного времени эти орудия не упоминаются. Нет их и на снимках разби*того крейсера. Скорее всего, они были оставлены на бе*регу в Циндао, так как представлялись совершенно бес*полезными во время реальных боевых действий. «Эмден» не отличался большой скоростью. На испытаниях он не*много превысил 23 узла и лишь однажды на мерной миле у Нойкруга развил 24,014 узла. Наиболее экономичная крейсерская скорость «Эмдена» равнялась 8 узлам, но оптимальной крейсерской скоростью считались 12 узлов.

                        После вступления в строй «Эмден» был послан в Цин*дао, чтобы заменить в составе Kreuzergeschwader легкий крейсер «Ниобе». Весной 1910 корабль отправился на Дальний Восток. По пути он должен был посетить Буэ*нос-Айрес, чтобы принять участие в празднованиях по случаю годовщины основания Аргентинской республи*ки. На корабль была переведена часть экипажа старого крейсера «Аркона», и утром 12 апреля 1910 года «Эмден», блистая свежеокрашенными бортами, двинулся в путь. Командовал им корветтен-капитан Вольдемар Фоллертун.

                        18 мая «Эмден» вместе с крейсером «Бремен» прибыл в Буэнос-Айрес. После окончания праздников он дви*нулся дальше, прошел Магелланов пролив и 11 июня прибыл в Вальпараисо. Заправившись углем, крейсер пошел на Таити, куда прибыл 12 июля. Зайдя в Апиа (Самоа), «Эмден» встретился с броненосным крейсером «Шарнхорст», на котором держал флаг тогдашний ко*мандир Крейсерской Эскадры контр-адмирал Гюлер. Лишь 17 августа 1910 года «Эмден» прибыл в Циндао. Элегант*ный силуэт быстро принес «Эмдену» прозвище «Лебедь Востока». 23 ноября 1911 года корветтен-капитан Ресторфф сменил Фоллертуна в качестве командира крей*сера, но и сам уступил этот пост в конце мая 1913 года фрегаттен-капитану Карлу фон Мюллеру.

                        20 июня 1914 года вице-адмирал граф фон Шпее увел Kreuzergeschwader в большое плавание по Тихому океану. После этого командир «Эмдена» фрегаттен-капитан Карл Фридрих Макс фон Мюллер оставался старшим морс*ким офицером китайской станции. В его распоряжении имелись 2 большие канонерки типа «Илтис», стоящая в доке канонерка «Корморан» и старый миноносец S-90. Когда началась война, фон Мюллер приказал командам речных канонерок, базирующимся в Китае, затопить ко*рабли и пробиваться по суше в Циндао. Вскоре в Циндао пришел допотопный австрийский крейсер «Кайзерин Элизабет», который мог послужить только в качестве плавучей батареи. Фон Мюллер уже получил приказ ад*мирала: «В случае усиления напряженности «Эмден» дол*жен прикрыть выход угольщиков из Циндао, но не быть заблокированным в порту. Угольщикам следовать на Паган. «Эмден» должен стремиться соединиться с эскадрой». Он исполнял этот приказ, когда 1 августа Берлин сооб*щил: «Война с Великобританией, Францией и Россией неизбежна». Оставив старые корабли в распоряжении гу*бернатора Циндао капитана 1 ранга Мейер-Вальдека, 31 июля в 19.00 фон Мюллер вывел свой крейсер в море и направился в Корейский пролив.

                        И сразу же «Эмден» захватил свой первый приз и вообще первый приз Германского Императорского Флота в Первой Мировой войне. 1 августа в 4.15 наблюдатели крейсера заметили какой-то пароход. Фон Мюллер при*казал перехватить его. Когда видимость улучшилась, обер-лейтенант Юлиус Лаутербах сказал, что это рус*ский почтовый пакетбот, идущий во Владивосток. Фон Мюллер дал 2 холостых выстрела, но пароход и не по*думал останавливаться. Наоборот, из его трубы повалил густой дым, а по радио раздались призывы о помощи. Фон Мюллер приказал своему радисту заглушить пере*дачу. «Эмден» увеличил скорость до 19 узлов и начал быстро нагонять пароход. Старший артиллерист крейсе*ра капитан-лейтенант Эрих Геде открыл огонь боевыми снарядами. Десятый из них изорвался в нескольких мет*рах за кормой жертвы, засыпав се осколками. И тогда пароход остановился. Лаутербах во главе абордажной партии из 20 вооруженных матросов отправился для до*смотра.

                        Это оказался пароход русского Добровольческого Фло*та «Рязань», построенный в Германии в 1908 году. На борту у него находилось около 80 пассажиров, включая женщин и детей. Погоня за «Рязанью» оказалась неожи*данно долгой. По оценке фон Мюллера, пароход сумел развить скорость до 17 узлов. Он мог стать хорошим вспо*могательным крейсером, и фон Мюллер решил отвести его в Циндао. Между прочим, корабли Добровольческого Флота строились именно с таким прицелом, поэтому «Рязань» имела специальные подкрепления палубы для установки орудий. На обратном пути произошел траги*комический эпизод. Немцы были замечены французскими броненосными крейсерами «Монкальм» и «Дюпле». Но французы решили, что перед ними «Шарнхорст» и «Гнейзенау», и поспешно бежали.

                        6 августа трофей прибыл в Циндао. Там пароход был вооружен 8 орудиями калибра 105 мм и 2 прожекторами, снятыми с «Корморана». Он вошел в состав германского флота как вспомогательный крейсер «Корморан II». Но в качестве вспомогательного крейсера этот корабль ничего не добился. 14 декабря 1914 года из-за нехватки угля «Кор*моран» зашел на Гуам, где и был интернирован амери*канцами. 7 апреля 1917 года они попытались захватить корабль, однако немцы сумели его затопить, хотя при этом погибли 7 человек команды «Корморана».

                        «Эмден» покинул Циндао вечером 6 августа и напра*вился на Паган. Поскольку Адмиралтейство отозвало ко*рабли Джеррама в Гонконг, крейсер вместе со вспомога*тельными крейсерами «Принц Эйтель Фридрих» и «Йорк» и 8 угольщиками выскользнул из Циндао незамеченным и соединился 12 августа с фон Шпее на германских Ма*рианских островах. 4 его угольщика пошли на Яп, что оказалось серьезной ошибкой. Джеррам получил приказ уничтожить германскую радиостанцию, расположенную там, и угольщики были уничтожены. 12 августа британс*кий адмирал отправил «Ярмут» и «Дупле» караулить Циндао — но слишком поздно!

                        Во время стоянки на Марианских островах фон Шпее провел совещание па борту «Шарнхорста».

                        «Когда у командиров спросили их мнение, я <фон Мюллер> сказал, что опасаюсь, что эскадра во время долгого плавания по океану практически ничего не добьется, и спросил, стоит ли придавать такое большое значение доктрине «fleet in being». Если заправка всей эскадры углем в восточно-азиатских, австралийских и индийских водах представляет большие трудности, мы можем отделить один легкий крейсер для действий в Индийском океане»

                        Фон Шпее принял решение практически не раздумывая. «Одиночный легкий крейсер, который расходует гораздо меньше угля и может при необходимости запра*виться с захваченного парохода, сможет действовать в Индийском океане гораздо дольше, чем целая эскадра. На этом театре можно захватить большое количество при*зов». Рано утром 14 августа германская эскадра пошла на восток из Пагана, а «Эмден» вместе с угольщиком «Маркоманния» повернул на запад. На прощание фон Мюл*лер передал: «Я благодарю ваше превосходительство за оказанное мне доверие». И он совершил очень много, чтобы оправдать это доверие.

                        Этот крейсер прославился больше, чем любой другой германский корабль, участвовавший в Первой Мировой войне. Фон Мюллеру исполнился 41 год, и он имел душу капитана французского капера XVIII века. Высокий блон*дин с тонкими чертами лица и спокойными манерами, он был лучшим образцом прусского офицера, сочетая личное мужество с блестящим умом и подлинной ры*царственностью. 23 судна, которые фон Мюллер захва*тил н течение 70 дней, лишь тусклое отражение его ус*пехов. «Эмден» также обстреливал британские порты, вынудив Уайтхолл приказать своим торговым судам ос*таваться в гаванях. Это нанесло тяжелейший удар торгов*ле союзников в Индийском океане. Фон Мюллер заста*вил союзников выделить на поиски большие силы, в то время как эти корабли были отчаянно нужны на других театрах. Союзникам пришлось отправлять войсковые кон*вои из Австралии и Новой Зеландии под сильным при*крытием.

                        Сначала фон Мюллер пошел в Ост-Индию, где на Тиморе принял уголь. Затем «Эмден» прошел вдоль северного побережья островов Сумбава. Поставив фальшивую четвертую трубу, чтобы напоминать «Ярмут», он, неузнанный, 28 августа проскользнул между Бали и Лом-Гюком. Неделю спустя он впервые чудом ускользнул от преследователей. «Эмден» остановился, чтобы принять уголь на якорной стоянке на восточном побережье ост*рова Сималур, где всего сутки назад проходил «Хэмпшир». 9 сентября «Эмден» начал свой опустошительный рейд по Бенгальскому заливу.

                        Вечером этого дня после недолгой погони крейсер остановил греческий пароход. Абордажной партией снова командовал Лаутербах. Хотя формально «Понтопорос» являлся нейтральным судном, его груз состоял из 6500 тонн индийского угля, принадлежащего британс*кому правительству. Так как греческому капитану было совершенно безразлично, для кого возить уголь, «Понтопорос» вошел в состав «эскадры» «Эмдена». Для под*держания дисциплины у него на борту остались Лаутер*бах и несколько вооруженных матросов.

                        Утром 10 сентября наблюдатели «Эмдена» увидели странный пароход, на палубе которого громоздились не*понятные белые надстройки. Корабль шел под Синим Флагом британского вспомогательного флота, и вполне мог оказаться вспомогательным крейсером. «Эмден» ос*торожно приблизился, но никаких признаков орудий на судне не было замечено. На мачте крейсера взвился гер*манский флаг, прогремел холостой выстрел. Пароход послушно остановился. Абордажная партия сообщила, что это пароход «Индус», следующий из Бомбея в Калькутту в балласте. Пароход был арендован индийским прави*тельством для перевозки войск. Странные сооружения на палубе оказались стойлами для кавалерийских лошадей.

                        Во второй половине дня с «Индуса» было снято все, что могло пригодиться немцам, и пароход был подго*товлен к уничтожению. Были открыты кингстоны, и крей*сер с близкого расстояния выпустил 6 снарядов в ватер*линию жертвы. Но пароход затонул не сразу. Прошло до*вольно много времени, прежде чем «Индус» повалился на правый борт и затонул носом вперед. Уже на следую*щий день фон Мюллер перехватил и потопил пароход «Лорат». Он решил, что может уничтожить маяки Каль*кутты, что сильно затруднит англичанам использование этого порта. Фон Мюллер еще обсуждал вопрос о маяках со своими офицерами, когда на горизонте показались огни очередного приза. Вскоре после 22.00 пароход «Кабинга», получив приказ прожектором, послушно остановился. Хотя пароход был английским, он следовал из Калькут*ты в Нью-Йорк с грузом джута, принадлежащим амери*канцам. Фон Мюллер не захотел осложнять отношения с Соединенными Штатами, кроме того, он не захотел под*вергать риску женщин и детей во время ночной пересад*ки с корабля на корабль. Поэтому «Кабинга» просто по*лучил приказ присоединиться к каравану в качестве пла*вучей тюрьмы. Этот пароход был отпущен 14 сентября.

                        Едва корабли дали ход, как была замечена новая жер*тва. «Эмден» бросился в погоню, и вскоре груженый уг*лем пароход «Киллин» стал собственностью Германской империи. Но после захвата «Понтопороса» фон Мюллер не нуждался в угле, поэтому утром 13 сентября «Кил*лин» был затоплен. Это были самые счастливые денечки «Эмдена». Старший помощник фон Мюллера капитан-лейтенант фон Мюкке писал:

                        «В течение следующих нескольких дней наш бизнес процветал. Едва мы успели остановить один пароход, по*казавшийся вблизи, и послали офицера и 10 матросов к нему на борт, чтобы подготовить его потопление, как тут же на горизонте появились мачты следующего. Иногда мы собирали по 5—6 судов возле себя. От одного уже виднелись только верхушки труб, другой погрузился до палубы, третий пока сидел нормально, но уже раскачивался с борта на борт, медленно принимая воду».

                        Сразу после потопления «Киллина» на горизонте по*казался очередной дым. Это оказался самый крупный из призов «Эмдена» — пароход «Дипломат». Офицеры «Эмдена» так и не успели закончить ланч, так как началась погоня. «Дипломат» только что покинул Калькутту с грузом в несколько тысяч тонн прекрасного цейлонского чая, но традиционные файв-о-клоки британских джентльменов были несколько подпорчены. Фон Мюллер опа*сался, что такой большой пароход будет тонуть слишком долго, и приказал минному офицеру обер-лейтенанту Ро*берту Витгефту заложить подрывные заряды. Однако груз в трюмах был уложен так плотно, что Витгефт не сумел разместить заряды ниже ватерлинии. Они вырвали боль*шой кусок левого борта «Дипломата», но этого оказалось достаточно, чтобы пароход затонул, оставив после себя целый ворох тюков с чаем.

                        После этого «Эмден» заметил еще несколько дымов. Но на сей раз немцам не повезло. Это оказались итальян*ские пароходы «Лоредано» и «Дандоло». Италия формаль*но числилась союзником Германии, однако у нее было гораздо больше противоречий с другим немецким союз*ником Австро-Венгрией, чем с Великобританией. Коман*дир абордажной партии принц Франц-Иосиф фон Гогенцоллерн заявил фон Мюллеру, что не верит капитану «Лоредано», хотя тот и дал честное слово не сообщать англичанам о встрече с германским крейсером. Принц оказался прав. Как только «Лоредано» встретил британский пароход «Сити оф Рангун», шкипер Чиакопелло тут же предупредил англичан о присутствии «Эмдена». Англичанин немедленно повернул обратно в порт, что*бы известить об этом власти. Это спасло несколько паро*ходов, которые могли столкнуться с рейдером.

                        Захватив такое большое количество призов, фон Мюл*лер решил, что настала пора сменить район охоты, и с маршрута Калькутта — Коломбо он перебрался на маршрут Мадрас — Калькутта. Вечером 14 сентября «Эмден» захватил и потопил пароход «Траббох». На борту плаву*чей тюрьмы скопилось слишком много людей, и фон Мюллер отпустил «Кабингу». «Пассажиры» этого судна на прощание прокричали троекратное «ура» н честь бла*городного командира рейдера.

                        Практически тут же на «Эмдене» заметили огни еще одного судна. Крейсер бросился в погоню, но на сей раз жертва оказалась упрямой. Пароход пускал ракеты и давал гудки, пока разорвавшийся снаряд не подсказал шкиперу, что пора кончать гонку.

                        «Что за корабль?» — спросили в мегафон с «Эмдена».

                        «Клан Мэтьюсон».

                        «Английский?»

                        «БРИТАНСКИЙ!» — желчно огрызнулся шкипер-шот*ландец.

                        «Клан Мэтьюсон» был нагружен железнодорожными локомотивами и автомобилями. Так как «Эмден» во всем этом потребности не испытывал, пароход был пущен на дно.



                        Фон Мюллер правильно рассудил, что этот район имеет интенсивное судоходство и почти безопасен для пего. Адмиралтейство не знало, где он находится, до 14 сентября, а потом англичанам пришлось остановить все торговое судоходство в Бенгальском заливе и прекратить движение по маршруту Коломбо — Сингапур. Это лиши*ло фон Мюллера новых призов, однако ему не следовало огорчаться: он уже целый месяц ускользал от союзни*ков, захватил пли потопил 9 судов и обеспечил себя уг*лем на много дней вперед. Но теперь за охоту на «Эмден» взялись всерьез.

                        Приведем мнение Джеррама, высказанное им после вступления Японии в войну:

                        «Я знал, что австралийская и новозеландская эскадры и французский броненосный крейсер «Монкальм» находятся к востоку от Австралии, сопровождая экспедиции на Самоа и Новую Британию. Лучшие корабли; ост-индской станции сопровождали войсковые конвои; из Индии на запад, а единственными британскими кораблями на торговых путях между Австралией, Сингапуром и Коломбо были «Фокс» и шлюп «Эспигль» возле Коломбо и «Пайонир» возле Фримантла. Учитывая возможность появления немцев в голландской Ост-Индии с катастрофическими последствиями для нашей торговли, решение было очевидным — сильное соединение должно действовать из Сингапура».

                        Пати подтвердил это решение. Он считал, что герман*ская эскадра движется к Южной Америке, но можно ожидать появления вражеских вспомогательных крейсе*ров на торговых путях между Китаем и Австралией, где они причинят гораздо больше вреда, чем фон Шпее на Тихом океане. Адмиралтейство также думало, что фон Шпее направляется в Южную Америку. Британские кон*сулы из Вальпараисо и Буэнос-Айреса сообщили, что германские суда, груженые углем и продовольствием, вышли из чилийских вод в направлении Магелланова пролива. Поэтому у Джеррама запросили:

                        «Какова диспозиция китайской эскадры? Уничтожение «Шарнхорста» и «Гнейзенау» имеет первостепенную важ*ность. Выполняйте эту задачу, используя «Минотавр», «Хэмпшир» и «Дюпле», и держите связь с Пати, который занимается тем же самым».

                        Трудно сообразить, чему следует удивляться больше всего: очевидному игнорированию Адмиралтейством дис*позиции Джеррама, отсутствию любых признаков «вы*полнения этой задачи» или его слепому заблуждению, будто Пати уже ищет фон Шпее. Действительно, сложно представить, что такое сообщение вышло из стен Мор*ского Генерального штаба. Оно глубоко любительское, а фразеология — типично черчиллевская, похоже, его явно отправил Первый Морской Лорд. Хотя последствия этой директивы оказались не слишком серьезными.

                        Веря, что германская эскадра направляется в Яван*ское море, Джеррам отправился туда, имея «Минотавр», «Хэмпшир», «Ярмут», «Дюпле» и вспомогательные крей*сера «Эмпресс оф Эйжа», «Эмпрес оф Джапан» и «Гималайя», а также японские крейсера «Ибуки» и «Тикума». Но предполагаемые поиски в ост-индских водах вы*нудили его передать:

                        «Нет абсолютно никаких новостей о «Шарнхорсте» и «Гнейзенау». Я считаю вероятным их появление у берегов Южной Америки. Единственное возможное решение — перенести мой флаг на берег и отправить «Минотавр» и «Хэмпшир» на соединение с австралийской эскадрой».

                        Намерение Джеррама перейти на берег, откуда он мог руководить своими разбросанными кораблями легче, чем с крейсера, вынужденного хранить радиомолчание, было одобрено. Но «Хэмпшир» был отправлен во Фримантл, чтобы усилить сопровождение первого войскового кон*воя, отправляющегося в Европу 22 сентября. Отправку «Минотавра» решили задержать. Заключив из этого, что Адмиралтейство не разделяет его предположений отно*сительно намерений фон Шпее, Джеррам послал «Ми*нотавр», «Ибуки» и «Тикуму» к Новой Британии, чтобы взять под охрану австралийские воды, пока Пати нахо*дится на Самоа. Но следующие 48 часов принесли пер*вые новости об «Эмдене». Джеррам немедленно прика*зал «Хэмпширу», «Ярмуту», «Дюпле» и «Тикуме» начать его поиски. Вскоре после этого произошло гораздо более важное событие: «Шарнхорст» и «Гнейзенау» появились возле Алиа (Самоа), уже оккупированного новозеланд*цами. Эта новость имела множество последствий. Но мы пока укажем лишь ее влияние на действия Джеррама. «Минотавр» и «Ибуки» были посланы на юг, чтобы за*нять место «Хэмпшира» в эскорте конвоя.

                        Тем временем фон Мюллер, уйдя из района Калькут*ты, до 18 сентября никого не встречал. Он заправился углем на Адаманских островах и возле Рангуна натолкнулся на норвежское судно, что не принесло ему большой пользы. Но все-таки угольщик «Маркоманния» освободился от пленных, которых норвежец доставил в Рангун.

                        Более того, из переговоров береговых станций фон Мюллер понял, что «Хэмпшир» капитана 1 ранга Г.У. Гранта висит у него на хвосте. Он решил покинуть район Ран*гуна и нанести британцам несколько иной удар. Тем временем он едва разминулся с Грантом во второй раз: в 4.00 I 20 сентября британский броненосный крейсер прошел через точку, где «Эмден» находился накануне в полдень. Фон Мюллеру уже наскучила рутинная охота за бри*танскими пароходами, которые буквально сами лезли к нему в руки. Ему хотелось большего. Вечером 22 сентября на «Эмдене» была установлена фальшивая четвертая тру*ба, и крейсер пошел прямо в залитую огнями гавань Мадраса, где никто не ждал такого визитера. Полмилли*она жителей этого индийского города мало заботила сла*бость его береговых укреплений. 6 — 6,3" дульнозарядных гаубиц, 6 — 15-фунтовок и 2 — 120-мм скорострелки на упряжках из 10 быков каждая даже не были подготовле*ны к действиям. Считалось, что война бушует где-то очень далеко. Эта иллюзия безопасности разлетелась вдребезги В 20.55 на «Эмдене» сыграли боевую тревогу, и Эрих Геде приготовился открыть огонь. В 20.48 «Эмден» вклю*чил прожектора, чтобы лучше видеть цели, и в 21.30 про*гремел залп из 5 орудий правого борта крейсера. С рассто*яния 3000 ярдов «Эмден» начал громить нефтехранили*ще Бирманской нефтяной компании. Первый залп дал перелет около 100 метров, хотя при этом было уничто*жено орудие в форте Св. Георгия. Второй залп лег недоле*том. Грому третьего залпа ответил грохот взрывающихся баков с нефтью. Фон Мюллер истратил 30 снарядов, что*бы поджечь 2 бака. Потом он выпустил 125 снарядов по городу и бунгало возле баков, но жертв, кроме 26 ране*ных на торговом судне «Чупра», стоявшем у причала, не было. Бой продолжался всего полчаса, наконец береговые батареи начали отвечать, но без толку. Один снаряд упал недолетом, два просвистели над палубой. Осталь*ных немцы даже не слышали. В 22.00 фон Мюллер вык*лючил прожектор, повернул корабль в сторону моря и растаял в ночной тьме.

                        Набег на Мадрас стал сенсацией. Хотя материальный ущерб оказался не очень серьезным, моральный эффект был громадным. Самое интересное, что командир «Хэмпшира» предсказал возможность подобного набега и ре*шил зайти в Мадрас после 20 сентября. Однако ночью 18/19 сентября капитан 1 ранга Грант получил приказ следовать в бирманский порт Акъяб. Немецкие радисты перехватили эту радиограмму, но расшифровать ее не сумели. Охрана Мадраса была возложена на японский крейсер «Тикума», который опоздал.

                        Лондонская «Дейли Кроникл» писала: «Действия «Эмдена» имеют очень большое значение. Экипаж корабля доказал свою храбрость. Мы восхищаемся его мастерством гак же, как выражаем самую горячую надежду, что этот корабль скоро будет захвачен». Необходимость отыскать и уничтожить этого опасного разбойника, прежде чем он совершит еще более опустошительный рейд, стала еще острее.

                        Для охоты на «Эмден» Джеррам мог выделить только «Хэмпшир», «Ярмут» и «Тикуму», остальные его корабли имели иные задачи. Пирс мог сделать не больше, ему при*казали проводить патрулирование 5 важных перекрестий! торговых путей, одно из них - возле острова Миникоу к; западу от Цейлона. Но его планы были расстроены внезапным вмешательством Адмиралтейства, которое прика*зало отдать предпочтение конвоированию транспортов с индийскими войсками в Египет и Францию. У Пирса не осталось ничего, чтобы прикрыть маршрут, который фон; Мюллер выбрал своей следующей целью. В третий раз разминувшись на несколько часов с «Хэмпширом», «Эмден»; подошел к Коломбо, но лучи прожекторов расстроили. попытку внезапной атаки, как это было в Мадрасе.

                        Вместо этого фон Мюллер пошел к Миникоу и с 25 по 29 сентября захватил там 6 торговых судов. Первым стал «Кинг Луд». Потом крейсер столкнулся с норвеж*ским танкером, который был отпущен, а в 23.00 «Эмден» захватил груженый сахаром пароход «Тимерик». Фон Мюллер хотел отложить осмотр судна до утра, но откро*венно враждебное отношение английского капитана за*ставило его немедленно потопить «Тимерик». 26 сентяб*ря был захвачен пароход «Грифевейл». Ночью фон Мюл*лер встретил ярко освещенное судно под датским фла*гом. Фон Мюллер позволил ему уйти, хотя Лаутербах и еще кое-кто из офицеров утверждали, что это британ*ский лайнер компании «Биби».

                        27 сентября «Эмден» захватил английский угольщик «Бьюреск», следовавший в Гонконг. Его трюмы были набиты первоклассным кардиффом. Фон Мюллеру дос*тался просто бесценный приз, хотя максимальная ско*рость английского парохода составляла всего 10 узлов. На борт «Бьюреска» немедленно была переведена призовая партия. Суматоха улеглась, и воскресенье 28 сентября должно было стать днем отдыха. Германские офицеры рассчитывали насладиться свежей провизией, захвачен*ной на «Грифевейле». Однако на горизонте появился ды*мок, и трапезу пришлось прервать. Пароход «Рибейра» следовал из Александрии в Батавию с пустыми трюма*ми, но и его провизионки были заполнены до отказа. Вечером «Эмден» захватил еще один пароход — «Фойл». В тот же день фон Мюллер отпустил набитый пленными пароход «Грифевейл».

                        После всех этих подвигов фон Мюллера на западном побережье Индии началась такая же паника, как немно*го раньше на восточном. Но к тому времени, когда «Хэмпшир» и «Тикума» пришли в этот район, «Эмден» ушел к Мальдивским островам, где нашел временное убежи*ще. Жители этих изолированных островов даже не подо*зревали о начале войны, и фон Мюллер объяснил пла*чевное состояние своего крейсера долгим кругосветным плаванием и сильными штормами. Он был настолько любезен, что отремонтировал катер нескольким англи*чанам, жившим на острове. Чтобы сохранить скорость «Эмдена», требовалось перебрать машины и очистить днище путем кренгования. Немцы занимались этим це*лых 10 дней, а потом фон Мюллер из перехваченных ра*диограмм узнал, что судоходство союзников к востоку и западу от Цейлона восстановилось, а к «Хэмпширу» и «Тикуме» присоединился всего лишь вспомогательный крейсер «Эмпресс оф Эйжа». 10 октября «Эмден» поки*нул остров Диего-Гарсия, а через 2 дня туда прибыли «Хэмпшир» и вспомогательный крейсер «Эмпресс оф Раша».

                        Фон Мюллер решил второй раз наведаться в район Миникоу. На этот раз результаты оказались еще более внушительными. Когда 22 октября пароход «Сент Эгберт» пришел в Кохину, он привез экипажи 7 судов, потоп*ленных фон Мюллером с 16 по 19 октября.

                        16 октября «Эмден» захватил пароход «Клан Грант» с совершенно бесполезным для себя грузом фарфора и пишущих машинок. Пока шел досмотр «Клан Гранта», на горизонте показался дым, а потом наблюдатель в во*роньем гниде на мачте «Эмдена» сообщил, что видит странную мачту. Фон Мюллер предположил, что это мо*жет быть эсминец, и на всякий случай сыграл боевую тревогу. Тяжело раскачиваясь на океанской зыби, оче*редная жертва «Эмдена» медленно ползла навстречу судьбе. Загадка разрешилась неожиданно. Это оказался землесос «Понраббел». Его экипаж охотно сменил треволнения океанского плавания на земснаряде на относительную безопасность на борту большого парохода. Следом за «Понраббелом» на дно отправился и «Клан Грант».

                        17 октября «Эмден» перехватил пароход «Бенмор» с грузом автомобилей и велосипедов. На следующий день крейсер встретился с испанским пакетботом. И снова у фон Мюллера выдалось беспокойное воскресенье. Как только офицеры собрались на воскресную службу — на горизонте появился дым. Это был английский пароход «Троилус», вошедший в строй всего за месяц до начала войны. Свое первое, и, как оказалось, последнее путе*шествие он совершал в Иокогаму с исключительно цен*ным грузом меди, каучука и цинка.

                        Когда Лаутербах во главе абордажной партии появил*ся на борту «Троилуса», его приветствовал радостный воз*глас одной из пассажирок. Оказалось, что перед войной она путешествовала на пароходе, которым командовал бравый лейтенант, и даже присутствовала на одном из обедов, который он тогда дал как капитан своим пасса*жирам. «Троилус» временно присоединился к германско*му конвою.

                        Вечером на следующий день немцы заметили судно, шедшее без огней. На запрос прожектором судно ответи*ло, что называется оно «Сент Эгберт» и следует из Ко*ломбо в Нью-Йорк с грузом сахара, принадлежащим американцам. Фон Мюллер решил временно использо*вать его как плавучую тюрьму, разгрузив от пассажиров «Бьюреск». Той же ночью были замечены огни еще одно*го парохода, и коллекция фон Мюллера пополнилась угольщиком «Эксфорд», который был арендован Адми*ралтейством.

                        На рассвете «Эмден» встретил следующий из Лондона в Калькутту пароход «Чилкана». Он был еще более но*вым, чем «Бьюреск» и тоже совершал первое плавание. Немцы забрали все, что сочли нужным, со своих призов и приступили к их уничтожению. Первым был потоплен «Троилус». Пароход был построен на совесть, и в оче*редной раз «Эмдену» пришлось использовать артилле*рию, чтобы уничтожить его. Потом был потоплен «Чил*кана». С «Эмденом» остались 3 судна, 2 из которых были угольщиками, а на третьем содержались 374 пленных.

                        Подвиги «Эмдена» гремели по всему миру. Газета «Нью-Йорк Тайме» писала: «Его командир выполняет задачу, полностью разрешенную законами войны, удачно и умело. Наш собственный Поль Джонс делал то же самое, но и по сей день иногда англичане называют его пиратом. Они знают, однако, что Джонс не был пиратом, как не явля*ется им командир «Эмдена».

                        Снова был запрещен выход из Коломбо, а «Хэмпшир» и «Эмпресс оф Эйша» отправились в погоню. Грант уже трижды едва не сталкивался с «Эмденом». 21 октября фон Мюллеру улыбнулось счастье смелых. Ночью 2 британ*ских корабля шли к Мальдивам, куда, как думал Грант, отойдет германский крейсер. На рассвете Грант приказал вспомогательному крейсеру выдвинуться на 20 миль впра*во. Достигнув назначенной позиции, тот лег на генераль*ный курс. В это время «Эмден» и 2 угольщика находились всего в 10 милях, но дождевой шквал скрыл противни*ков. Соединения двигались на контркурсах, и это также помешало им заметить друг друга.

                        Союзникам пришлось прибегнуть к более решитель*ным мерам, чтобы уменьшить урон от нападений этого полка. Торговые суда начали двигаться случайными мар*шрутами, уйдя с привычных путей, ночью они шли без огней, «Ярмут» и русский крейсер «Аскольд» были осво*бождены от сопровождения конвоев и присоединились к охоте. «Тикуме» и русскому крейсеру «Жемчуг» было при*казано патрулировать восточную часть Бенгальского за*лива, а японцы прислали броненосные крейсера «Токива» и «Якумо». Однако все эти меры не помешали фон Мюллеру 26 октября заправиться углем на укрытой сто*янке на Никобарских островах и отправиться в свой са*мый рискованный и самый известный набег. Он решил атаковать порт Пенанг. Военные корабли союзников ис*пользовали рейд между островом Пенанг и побережьем Малайи для заправки и ремонта машин.

                        Вечером 27 октября в кают-компании «Эмдена» со*стоялось последнее совещание. Так как Юлиус Лаутербах лучше других офицеров знал гавань Пенанга, именно он был назначен штурманом на завтрашний день. 28 октяб*ря 1914 года в 2.00 «Эмден» прошел маяк Пуло-Пенанг, снова поставив фальшивую четвертую трубу. В 4.30 он повернул прямо на фарватер, ведущий в ярко освещен*ную гавань.

                        Обычно в гавани находился британский крейсер. Что*бы иметь возможность отразить атаку со стороны моря, он становился на два якоря поперек пролива. Это давало возможность действовать орудиями всего борта. Русский легкий «Жемчуг» пришел в Пенанг 26 октября, и ему рекомендовали принять те же меры предосторожности. Но на рассвете 28 октября его развернуло течением так, что лишь 2 — 120-мм орудия были направлены на вход в порт. Из 4 более мелких кораблей (все — французские) миноносец «Муске» патрулировал в море, миноносец «Пистолет» стоял на рейде в часовой готовности, мино*носец «Фронде» и канонерка «Д'Ибервиль» стояли среди торговых судов с холодными котлами.

                        Побудка состоялась в 5.30. Капитана «Д'Ибервиля» поднял «оглушительный взрыв, напоминающий раскат грома, за которым почти немедленно последовала ожесточенная перестрелка. Выбежав на палубу, я увидел «Жемчуг», окутанный облаком желтого дыма. Справа от него появился неясный силуэт четырехтрубного корабля, входящего на якорную стоянку. Моим первым впечатлением было, что «Жемчуг» открыл огонь по кораблю союзников. Поэтому я приказал спустить шлюпки, чтобы помочь жертвам необъяснимой ошибки. Тем временем неизвестный крейсер закончил разворот в сторону моря, и мы увидели, что первая труба фальшивая. Одновременно мы крикнули: «Это «Эмден»!» — и бросились по боевым постам». Но ни «Д'Ибервиль», ни такой же неподвижный «Фронде» совсем не стремились привлечь к себе вражес*кий огонь. Они предоставили это «Пистолету», который снялся с якоря через час после первого залпа «Эмдена». Старший помощник германского крейсера вспоминает:
                        «Утром 28 октября, пока было еще темно, мы пошли к Пенангу на скорости 20 узлов, имея 4 трубы. Четвертая была сколочена из дерева и парусины, чтобы мы походили на английский крейсер (Катер, патрулировавший вход в гавань, был обманут именно та*ким образом и позволил «Эмдену» пройти беспрепятственно. Утрен*ний туман скрыл крейсер от «Муске»). Когда мы вошли на рейд, солнце поднялось из-за горизонта, и мы увидели множество торговых судов и ни одного военного корабля. Затем среди торгашей появился серый силуэт, хотя мы не знали, что это «Жемчуг», пока не подошли на 5 кабельтов. На борту русского крейсера все спали. Подняв германский флаг, мы выпустили торпеду ему в левую раковину, затопив машинное отделение. Последовала вспышка активности. Мы могли видеть русских офицеров, бегающих по палубе и прыгающих за борт, но наши орудия продолжали дырявить «Жемчуг», пока он не превратился в решето. В пробоинах были ясно видны пожары. Когда мы развернулись, то выпустили вторую торпеду, которая попала ему под мостик, взорвав носовой погреб. Огромное облако черного дыма и белой пены, разных обломков скрыло корабль. Когда оно рассеялось, на виду осталась только верхушка одной из мачт. Он потерял 82 человека убитыми и 115 ранеными из экипажа 340 человек.

                        Потом мы заметили французскую канонерку «Д'Ибервиль», древнее корыто с двумя легкими пушками, и уже собирались покончить с ней, как сообщили о появле*нии эсминца. Мы пошли на него на большой скорости и открыли огонь. Как только мы обнаружили, что это катер губернатора, огонь немедленно был прекращен. Затем сообщили, что в море виден большой корабль, очевидно, военный. Мы ожидали один из французских броненосных крейсеров, но это оказался миноносец «Муске».

                        Обманув патрульный катер на входе в порт, фон Мюл*лер не торопился уходить. Вместо этого он пошел на за*пад, чтобы перехватить пароход «Глентуррет», который принял за вспомогательный крейсер. Но прежде чем абор*дажная партия «Эмдена» сумела закончить свою работу, был замечен миноносец «Муске», и «Глентуррету» позво*лили идти в Пенанг с извинениями фон Мюллера за об*стрел невооруженного катера. Миноносец капитана 2 ранга Тьеронна отважно вступил в бой, но уже через 10 минут он был потоплен. Первый залп «Эмдена» лег мимо, но третий накрыл цель. Мачта миноносца была снесена, кот*лы повреждены, и он остановился, травя пар. Сначала фон Мюллер приказал Эриху Геде прекратить огонь, но «Мус*ке» не поднимал белый флаг, хотя его мостик был раз*рушен, а первая труба снесена. Поэтому «Эмден» дал еще 10 залпов, и миноносец затонул.

                        Крейсер спустил шлюпки и спас 36 из 76 человек эки*пажа «Муске». Однако позднее из 12 раненых 3 сконча*лись. «Эмден» на полной скорости пошел прочь, пресле*дуемый миноносцем «Пистолет», который вышел в море в 6.35. Не слишком решительная погоня длилась до 10.00, когда перегревшийся подшипник заставил французов снизить скорость. «Фронде», последовавший за «Писто*летом» час спустя, имел еще меньше успеха. К тому вре*мени, когда «Д'Ибервиль» на одной машине выполз из гавани, единственное, что ему осталось — поискать спас*шихся членов экипажа «Муске». «Эмден» опять исчез, оставив союзников, застигнутых полностью врасплох, радоваться, что они отделались потерей только «Жемчу*га» и «Муске».

                        Как все это могло случиться? Увы и увы, обычное рус*ское разгильдяйство. Командир крейсера капитан 2 ранга барон Черкасов вообще съехал на берег, что создало у команды впечатление, будто им предстоит отдых после похода. Служба неслась «по-якорному», хотя часть ору*дий все-таки оказалась заряжена. В момент подхода «Эм*дена» вахтенному офицеру было доложено о появлении трехтрубного, а потом четырехтрубного крейсера. Он толь*ко начал одеваться, когда послышались орудийные выс*трелы. Бой закончился, не успев начаться. Старший ар*тиллерист «Жемчуга» еще сумел лично дать 3 выстрела из кормового орудия, но это была уже агония. Позднее русский вспомогательный крейсер «Орел» поднял кор*мовое орудие «Жемчуга». После возвращения в Россию командир крейсера и старший помощник были преданы суду и разжалованы в матросы.

                        30 октября «Эмден» встретил британский пароход «Ньюберн», следующий из Англии в Сингапур с грузом соли. Корабельные документы показали, что этот груз принад*лежит немцам, и пароход был отпущен. На него передали пленных французов с просьбой доставить их в Сабанг.

                        Тем не менее, срок, отпущенный «Эмдену», истекал. Когда он пошел от Пенанга к проливу Сунда, в погоню за ним были отправлены новые корабли: легкие крейсе*ра «Глостер» из Средиземного моря, «Дартмут» и «Веймут» из Восточной Африки, еще 3 крейсера из Японии. Однако это оказалось лишним. Экипажу крейсера отча*янно требовался отдых. Но фон Мюллер решил сначала нанести удар по острову Кокос.

                        «Помимо прямого урона, который неприятель поне*сет из-за уничтожения этой кабельной и радиостанции и разрыва сообщения между Австралией и Европой, я надеялся создать у него впечатление, что «Эмден» наме*ревается атаковать судоходство у восточных и южных бе*регов Австралии. Это могло отвлечь из Индийского оке*ана некоторые английские крейсера, охотившиеся за мной, прежде чем я пойду к Сокотре и маршруту между Аденом и Бомбеем».

                        Но совершить это «Эмдену» было не суждено. Адми*рал Джеррам предполагал возможность, что «Эмден» может попытаться захватить Кокос, но не мог послать туда корабль. Поэтому персонал станции получил деталь*ные инструкции на случай атаки. Телеграфисты должны были немедленно предупредить все корабли союзников, находящиеся поблизости. Поэтому, когда суперинтенданту Восточной Телеграфной Компании Дарси Фарранту со*общили в 5.50 утра 9 ноября, что четырехтрубный ко*рабль движется к острову Дирекшн, он знал, что делать. Еще накануне англичане перехватили переговоры «Эмдена» с «Бьюреском» и насторожились. Когда они по ра*дио запросили у неизвестного корабля опознавательные и не получили ответа, все стало ясно.

                        «Заметив, что четвертая труба является парусиновой фальшивкой, я нашел мистера Ла Нозе и приказал ему немедленно идти в хижину с радиопередатчиком, чтобы передать сообщение о неизвестном корабле вблизи острова. Увидев, как «Эмден» встал на якорь в миле от берега и спустил вооруженный катер и 2 шлюпки, я вернулся к радиопередатчику, и Ла Нозе сообщил мне, что «Эмден» и угольщик пытаются забить его передачу. Я приказал ему продолжать передачу, чтобы заставить неприятеля использовать свои мощные радиостанции Телефункен. Это встревожило бы наши корабли. Я оставался в хижине, пока офицер и полудюжина матросов не приказали нам выходить».

                        В 6.30 «Эмден» бросил якорь возле берега и спустил шлюпки с вооруженным десантом численностью 50 че*ловек: 3 офицера, 15 механиков и 32 строевых матроса. Впрочем, скорее это была возможность наградить наи*более прилежных матросов небольшой прогулкой по бе*регу. Командовал десантом старший офицер крейсера капитан-лейтенант Гельмут фон Мюкке. Вахтенный офи*цер лейтенант Финкенчер заметил, что в состав партии вошло большинство опытных артиллеристов. Но фон Мюллер сказал, что они быстро вернутся. Один из десан*тников вспоминал:

                        «Я вместе с 2 радистами пошел на радиостанцию, откуда посылали призывы о помощи. Мы сразу уничто*жили динамо, движок и распредщит. Остальные делали, ту же работу на телеграфной станции. Капитан-лейтенант фон Мюкке выловил кабель, идущий в Перт, и перерезал его. Мачта с антеннами была взорвана, так: же, как склад с запасом кабеля».

                        Это заняло около двух с половиной часов. Затем, преж*де чем был перерезан другой кабель, взвыла сирена «Эмдена». Фон Мюкке понял, что это сигнал возвращаться, как можно скорее. Но едва шлюпки отошли от берега, как: десантники увидели, что крейсер уже выходит из гавани.: Из мотора катера была выжата вся скорость, на которую он был способен, но крейсер догнать не удалось. А потом) неожиданно для десантников «Эмден» открыл огонь.

                        Сигнал, посланный Ла Нозе, перехватил австралий*ский крейсер «Мельбурн». Его командир капитан 1 ранга М.Л. Сильвер командовал эскортом войскового конвоя, который находился всего в 55 милях к северу от Кокоса в 7.00 утра и направлялся в Коломбо, о чем фон Мюллер не знал. Он решил «в интересах безопасности конвоя найти крейсер, который мог быть только «Эмденом» или «Ке*нигсбергом». Поэтому я приказал «Сиднею» развести пары и полным ходом идти к Кокосу». На «Эмдене» перехвати*ли эту радиограмму, но передача была такой слабой, что немцы предположили, что передатчик находится где-то милях в 200 отсюда, и совершенно не встревожились. Результат полностью оправдал решение Сильвера, но в нем таилась и доля риска. Ведь «Эмден» мог ускользнуть от «Сиднея» и атаковать конвой (да еще вместе с «Кёнигсбергом», как мог предположить Сильвер). Тогда Силь*вера обвинили бы в том, что он поставил под угрозу безопасность конвоя и его своевременное прибытие, осо*бенно учитывая, что «Минотавр», шедший в Южную Африку, тоже был неподалеку.

                        Вскоре после 9.00 наблюдатель с мачты «Эмдена» сооб*щил, что видит облако дыма. Это облако превратилось в корабль с одной трубой и двумя высокими мачтами, то есть не крейсер, а угольщик. Командир «Бьюреска» лей*тенант Клоппер старался дымить как можно меньше, но моряки на борту «Эмдена» предполагали, что дым явля*ется следствием пожара в трюме с углем.

                        Лейтенант Альберт фон Жерар решил подняться на мачту, посмотреть, кто там идет. На борту «Эмдена» ца*рило спокойствие. Но в 9.12 фон Жерар различил харак*терный силуэт военного корабля с двумя наклонными мачтами и четырьмя трубами. В 9.13 был дан сигнал сире*ной, а в 9.15 на мачту «Эмдена» взлетели сигнальные флаги с приказом десантной партии возвращаться. В 9.17 фон Жерар крикнул, что видит кроме, флагов Св. Геор*гия, еще и синий флаг. Это означало, что к острову идет какой-то австралийский корабль.

                        Действительно, это был «Сидней». Фон Мюллер сразу забыл про десант, поднял якорь, и в 9.30 «Эмден» вы*шел в море. Позднее командир «Сиднея» капитан 1 ранга Джон Глоссоп напишет в своем рапорте Адмиралтей*ству:

                        «Я имею честь сообщить, что, сопровождая конвой, 9 ноября в 6.30 перехватил сообщение по радио с Коко*са: «Неизвестный корабль входит в гавань». Я приказал поднять пары, дать полный ход и двигаться туда. Я раз*вил 20 узлов и в 9.15 заметил впереди землю, а питом, почти сразу, дым, который оказался «Эмденом», идущим мне навстречу. В 9.40 он дал первый выстрел с дистанции 9500 ярдов. Его огонь был очень точным и сразу начал давать попадания. Мой носовой дальномер был разбит почти немедленно, кормовой пост управления был выведен из строя третьим залпом, по противник быстро начал слабеть. Я держал дистанцию, чтобы ис*пользовать свои более тяжелые и более дальнобойные орудия. Сначала была снесена первая труба «Эмдена», потом фок-мачта, затем вспыхнул пожар на корме. По*том была уничтожена вторая труба и, наконец, третья. Я увидел, как он направляется к острову Норт Килинг, где и выбросился на берег в 11.20. Я дал по нему еще два полных залпа бортом, а потом отправился преследовать торговое судно, которые подошло во время боя».

                        Хотя эта дуэль длилась полтора часа, сомнений в ее исходе не возникало. Легкий крейсер «Сидней», вошед*ший в строй в прошлом году, имел 8 — 152-мм орудий против 10 — 105-мм орудий «Эмдена». Но фон Мюллер смело пошел в атаку потому, что ошибочно принял этот корабль за крейсер типа «Ньюкасл», которые были го*раздо слабее «Сиднея». Капитан 1 ранга Глоссоп и стар*ший артиллерист «Сиднея» лейтенант Рахилли в течение всего боя находились на верхнем мостике, откуда про*тивник был виден гораздо лучше, чем из боевой рубки. Первый залп «Эмдена» лег в сотне ярдов от австралий*ского крейсера. Немецкие снаряды падали под большим углом и взрывались при падении и воду. Рикошетов не было. Уже третий залп накрыл «Сидней». Снаряд пролетел буквально в футе от головы лейтенанта Рахилли, попал в тумбу дальномера, не взорвался и отскочил, ото*рвав ноги дальномерщику. Если бы снаряд взорвался, то погибли бы и командир «Сиднея», и старший артилле*рист. А через несколько минут 2 или 3 снаряда попали в кормовой пост управления, разрушив его.

                        Стрельба австралийцев была гораздо менее точной. Но постепенно они пристрелялись, и более тяжелые снаря*ды начали наносить «Эмдену» серьезные повреждения. Через 20 минут после начала боя была снесена первая труба германского крейсера, на корме вспыхнул пожар. Фон Мюллер писал:

                        «Как только «Сидней» нащупал дистанцию, «Эмден» начал получать повреждения, которые быстро росли. «Сидней» имел огневое преимущество и запас скорости. Через 20 минут после начала боя наша рулевая машина вышла из строя. Я приказал перейти на ручное управление, но валик был заклинен прямым попаданием. Корабль развернуло на 8 румбов, прежде чем мы начали управляться машинами. Так как огонь с нашего правого борта значительно ослабел, я решил ввести в действие батарею левого борта. Но и ее стрельба скоро также ослабла из-за серьезных потерь среди расчетов. К этому времени шансы выйти на дистанцию торпедного выстрела стали совсем мизерными, хотя я не терял надежды попытаться. Но когда дистанция сократилась до 4900 ярдов, «Сидней», совершив неудачную попытку торпедировать нас, круто развернулся на правый борт и начал уходить на большой скорости.

                        К 10.45 верхний мостик «Эмдена» был уничтожен, средняя и задняя трубы сбиты, фок-мачта была за бортом. Я хотел совершить вторую попытку торпедной атаки, но не смог передать приказ «Правая — стоп». Наши машины могли развить только 19 узлов, так как 2 котла прекратили работу. Через несколько минут после 11.00 наш огонь прекратился, и я отвернул от «Сиднея». Вскоре после этого мне сообщили, что торпедный отсек пришлось оставить, так как его заливало через подводную пробоину. Так как у меня не оставалось шансов нанести дальнейшие повреждения своему противнику, я решил выбросить свой поврежденный корабль на наветренный берег острова Норт Килинг, а не приносить в бессмысленную жертву жизни тех, кто уцелел».

                        Однако конец «Эмдена» еще не наступил. Торговое судно, замеченное Глоссопом, было его угольщиком — захваченным британским пароходом «Бьюреск».

                        «Я начал погоню и перехватил его и 12.10, дав выстрел под нос. Я послал шлюпку с абордажной партией, однако он уже тонул, кингстоны были повреждены. Я вернул людей на борт и дал по нему 4 выстрела, а потом вернулся к «Эмдену», пройдя мимо плавающих в воде матросов. Я оставил им 2 шлюпки. Так как его флаг оставался поднятым, я дважды запросил сигналом: сдается ли он? Германский офицер с «Бьюреска» дал мне по*нять, что его капитан никогда не сдастся, и крайне не*охотно в 16.30 я снова открыл огонь, который немедленно прекратил в 16.35, так как он поднял белый флаг, спустив стеньговый».

                        Глоссоп послал шлюпку на борт «Эмдена» с письмом фон Мюллеру: «Я имею честь потребовать от вас сдать свой корабль мне во имя человечности. Чтобы показать, как высоко я уважаю вашу смелость, осмелюсь напом*нить ситуацию. Вы на берегу, три трубы и мачта сбиты, большинство орудий выведено из строя. Вы не можете покинуть остров, а мой корабль цел. В случае вашей капи*туляции, которую я считаю не позором для вас, а несча*стьем, я постараюсь сделать все возможное для ваших больных и раненых и помещу их в госпиталь. Имею честь оставаться Вашим покорным слугой, Джон К.Т. Глоссоп, капитан 1 ранга».

                        Большего капитан «Сиднея» не мог сделать для под*битого корабля, пока не выяснит состояние кабелей и радиостанции на острове Дирекшн. Однако он задержал возвращение, чтобы спасти германских моряков, и не успел высадиться до темноты. Он должен был ходить гал*сами взад-вперед всю ночь, пока утром не смог связать*ся с островом. Тут его ждал неприятный сюрприз. После поспешного ухода «Эмдена» фон Мюкке вернулся, «под*нял германский флаг и объявил остров германским вла*дением. Все англичане считались военнопленными. Он приготовился оборонять место высадки, установив пуле*меты и вырыв окопы». Старший офицер «Эмдена» сле*дил за боем весь день, пока к вечеру не «стало совершенно ясно, что наш корабль не сможет вернуться нам на помощь. Так как было очевидно, что на следующий день появится вражеский крейсер, я от*дал приказ подготовить к выходу в море старый парус*ник «Айша». Он имел водоизмещение 97 тонн и раньше перевозил копру с Килинга в Батавию. Англичане на ос*трове отговаривали меня, так как он был старым и про*гнившим».

                        Тем не менее, фон Мюкке выполнял свой план с та*кой энергией, что «Айша» отплыла еще до темноты, за*брав всю германскую абордажную партию с ее оружием. Глоссоп, к своему огромному удивлению, на следующий день не нашел на острове ни одного из немцев.

                        После долгого и опасного путешествия к Падангу в Голландской Ост-Индии фон Мюкке и его матросы доб*рались до порта Ходейда в оккупированном турками Йе*мене, откуда уже по суше отправились в Константино*поль. Там их в июне 1915 года встретил как героев адми*рал Сунюн.

                        Узнав, что на острове Дирекшн все в порядке, Глоссоп забрал оттуда доктора и вернулся к «Эмдену», послав офицера встретиться с фон Мюллером.

                        «Так как нельзя было оставить на месте большое чис*ло раненых и пленных, он пообещал, что, если я сниму их, они не нанесут вреда моему кораблю и будут соблю*дать дисциплину на борту «Сиднея». Я начал принимать их на борт, что оказалось тяжелой работой, так как по*дойти к «Эмдену» было очень трудно. Его состояние было неописуемо. Сняв в 15.00 последнего человека, я пошел к подветренному берегу Норт Килинга, чтобы забрать 20 человек, успевших высадиться на берег. Ночь насту*пила раньше, чем мы закончили эту операцию, и нам пришлось остаться до утра, чтобы возобновить ее в 5.00 11 ноября».

                        Затем отважный фон Мюллер последним покинул разбитый корабль. «Сидней направился в Коломбо в 10.35. Наши потери составили 3 убитых и 15 раненых, один из которых потом умер. Потери «Эмдена» я могу оценить приблизительно в 7 офицеров и 108 матросов. Я принял 11 офицеров и 191 матроса, из которых 3 офицера и 53 матроса были ранены. Повреждения «Сиднея» оказались неожиданно маленькими, хотя он получил 10 попаданий. «Сидней» выпустил 1 торпеду, ее поведение так и осталось неизвестным, и 670 снарядов с ужасающим результатом. С большим удовольствием я должен сказать, что поведение моего экипажа было отличным во всех отношениях. Машины работали великолепно, я не могу подобрать должных слов для характеристики работы медицинского персонала, так как корабль превратился в огромный госпиталь».

                        Таким был славный конец «Эмдена» — первого из кораблей фон Шпее, который был уничтожен. Рыцар*ственный до конца, фон Мюллер остаток войны провел на Мальте. Кайзер наградил его Железным Крестом пер*вого класса. Император передал жителям города Эмдена, что «будет построен новый и более мощный «Эмден», на носу которого будет укреплен Железный Крест», кото*рый он заслужил. Британское Адмиралтейство высоко оценило поведение фон Мюллера. 11 ноября адмирал Джеррам получил распоряжение: «Капитану, офицерам и матросам «Эмдена» следует оказывать все воинские почести. Если вам не известны особые причины, капита*ну и офицерам следует оставить их шпаги».

                        Газеты тоже воздали должное погибшему кораблю. «Целых три месяца в самых тяжелых условиях «Эмден» был образцом упорства, отваги и умелого управления. Он беспокоил врага и нанес ему тяжелые потери. Наконец он стал жертвой охоты, организованной британскими, русскими, французскими и японскими кораблями. Но его имя останется жить в истории германского народа», — писала, «Норддойчер Альгемайне Цайтунг».

                        Английская «Дейли телеграф» отмечала: «Почти не*возможно выразить радость по поводу уничтожения «Эм*дена». Фон Мюллер вел войну против нашего судоход*ства предприимчиво, хладнокровно и отважно. При этом он обнаружил великолепное чувство юмора. Более того, он делал все возможное для экипажей захваченных судов. Нет ни одного человека, который бы говорил плохо об этом молодом немце, его офицерах и его послушном эки*паже. Война на море теряет пикантность, юмор и инте*рес с гибелью «Эмдена».

                        Эти оценки не должны, однако, заставить нас забыть воздать по заслугам тем, кто обеспечил уничтожение «Эмдена». Это прежде всего капитан 1 ранга Глоссоп, его офицеры и матросы. Но не стоит забывать предусмотри*тельность адмирала Джеррама, самообладание суперин*тенданта Фарранта и смелое решение капитана 1 ранга Сильвера.

                        Хотя «Эмден» был уничтожен, 17 декабря адмирал Джеррам без тени юмора телеграфировал в Адмиралтейство относительно «Айши»: «Она будет угрожать нашему судоходству, пока мы ее не захватим». Он заверил Адмиралтейство, что французские миноносцы «Фронде» и «Пистолет» останутся в Пенанге для защиты порта. На этой телеграмме появилась ехидная заметка, сделанная карандашом: «От кого?»

                        В конце концов, вспомогательный крейсер «Эмпресс оф Джапан» захватил угольщик «Эксфорд», которым командовал Юлиус Лаутербах. Он попал в тюрьму в Син*гапуре, но не успокоился. Лаутербах бежал! Его путеше*ствие заслуживает отдельной книги, так как оно не ме*нее увлекательно, чем плавание фон Мюкке на «Айше». Лаутербах переодевался арабом, путешествовал с датским и шведским паспортами, наконец добрался до Манилы. Здесь он узнал, что за его голову англичане назначили награду в 500 фунтов. Спасаясь от преследователей, Лау*тербах прыгнул в реку и спасся вплавь. Похитив доку*менты американского унтер-офицера, он добрался до Нагасаки. За ним начала охоту японская полиция, под*стегиваемая наградой в 250000 иен. Но Лаутербах уже пре*вратился в «полковника американской армии Джонсо*на», который даже помогал японцам ловить беглого не*мецкого офицера. Лаутербах приплыл в Сан-Франциско, где с удовольствием прочитал в газетах о своих приклю*чениях.

                        Неукротимый лейтенант на поезде прибыл в Нью-Йорк и под видом датского матроса завербовался на дат*ский пароход кочегаром. Возле Оркнейских островов па*роход был остановлен британским вспомогательным крейсером, который заподозрил, что это блокадопрорыватель. После пятидневного обыска пароход был отпу*щен и прибыл в Осло. Лаутербах переправился в Данию и прибыл к германскому военно-морскому атташе в Ко*пенгагене. Наконец, 10 октября 1915 года он вернулся к себе домой в Ванемюнде.

                        Нам осталось добавить совсем немного. Похороны по*гибших немцев были возложены на экипаж шлюпа «Кадмус». В январе 1915 года Адмиралтейство приказало ему посетить остров Норт Килинг и снять хотя бы одно ору*дие с разбитого крейсера. 9 февраля адмирал Джеррам сообщил в Лондон, что сняты 2 орудия вместе с уста*новками, прожектор, торпеда, а также 500 мексиканс*ких долларов. Одно из орудий сначала было выставлено в Гайд-парке, но потом оно вернулось в Австралию. Теперь оно установлено в одном из парков Канберры.


                        Автор: А. Больных
                        - NO PAIN NO GAIN
                        - RESPONSIBLE CARE IS OUR WAY
                        - SHOW MUST GO ON...

                        Комментарий


                        • Погоня за призраком, или плавание «Карлсруэ»


                          Новейший легкий крейсер «Карлсруэ» покинул Герма*нию в начале лета 1914 года под командованием фрегаттен-капитана Фрица Людеке. Он должен был сменить гер*манский стационер в Вест-Индии —легкий крейсер «Дрез*ден», которым командовал фрегаттен-капитан Эрих Кёлер.

                          Встреча произошла в Порт-о-Пренсе на Гаити 25 июля, и корабли обменялись капитанами. Предполагалось, что «Дрез*ден под командованием Людеке вернется в Германию, а новый командир «Карлсруэ» Кёлер должен примет коман*дование Южно-американской станцией Германского Им*ператорского Флота. В его распоряжении оказывались, кро*ме собственного корабля, канонерки, находящиеся в За*падной Африке, и любые вспомогательные крейсера, на*правленные в Южную Атлантику.

                          Телеграмма из Берлина приказывала Фрицу Людеке возвращаться домой через принадлежащий Дании ост*ров Сен-Томас, который являлся угольной станцией ком*пании «Гамбург-Америка», и Азорские острова. Прибы*тие «Дрездена» в Вильгельмсхафен ожидалось 12 августа. Одновременно приказ возвращаться домой получил лег*кий крейсер «Страссбург», совершавший визит вежли*вости в Центральную Америку.

                          «Карлсруэ» покинул Порт-о-Пренс 26 июля и направился в Гавану. Оттуда Кёлер намеревался двинуться к берегам Мексики, чтобы показать там германский флаг и прибыть к открытию Панамского канала. После этого Келер рассчитывал отправится на Западное Побережье Соединенных Штатов и осенью присутствовать на откры*тии Всемирной выставки в Сан-Франциско. Но в Гаване он получил последние известия из Европы, которые сме*шали ему все карты. Политическая напряженность стре*мительно нарастала, и в ближайшем будущем можно было ожидать самого худшего.

                          Поэтому 30 июля в 10.00 Кёлер покинул Гавану. Он намеревался крейсировать возле мексиканского побере*жья. 30 июля, находясь в районе отмелей Кэй Сол, он получил предупреждении о вероятном начале войны про*тив Франции, России и Великобритании. 1 августа Кёлер получил сообщение от военно-морского атташе в Вашин*гтоне фрегатген-капитана Бой-Эда, что лайнер «Крон*принц Вильгельм» вскоре должен покинуть Нью-Йорк, и его требуется вооружить в море. Кёлер использовал это период неопределенности для пристрелки орудий и раз*личных учений.

                          «Дрезден» получил приказ вместо Германии напра*виться в «Зону крейсерской войны III» у восточных бе*регов Бразилии. 2 августа пришло сообщение о начале войны против Франции и России. В ближайшее время следовало ожидать вступления в войну и Великобрита*нии. Поэтому, кроме старых французских крейсеров «Де*карт» и «Конде» в качестве противников появлялись ко*рабли британской 4-й эскадры крейсеров контр-адмирала сэра Кристофера Крэдока. Кёлер немедленно взял курс на Багамы, где должен был встретиться с лайнером. 4 ав*густа германские власти известили Кёлера, что Великоб*ритания объявила войну Германии, и поэтому он дол*жен начать действия против вражеского судоходства в центре Атлантики.

                          Прежде всего Кёлеру требовался уголь. 4 августа гер*манский консул на Сен-Томасе сообщил в Гавану, что «германский пароход «Шпреевальд» покинул порт, имея на борту 4000 тонн угля. Пароход «Патагония» должен выйти в море 10 августа с грузом из 400 тонн угля. От*правка других угольщиков будет зависеть от поставок угля из Соединенных Штатов. Германский пароход «Прези*дент» вышел 3 августа из Сан-Хуан де Пуэрто-Рико». Колеса военной машины завертелись.

                          В начале войны Королевский Флот имел в этом районе довольно скромные силы. Под командованием адмирала Крэдока находились 4 старых броненосных крейсера — «Саффолк» (флагман), «Бервик», «Эссекс» и «Ланкас*тер». Единственным современным кораблем был легкий крейсер «Бристоль». Когда была объявлена война, «Саф*фолк» стоял в гавани Кингстона на Ямайке, но вышел оттуда 4 августа в 18.00, чтобы встретиться с «Эссексом» у Нантукета. Этот крейсер уже начал патрулирование на судоходных маршрутах, ведущих в Нью-Йорк. Англичане хотели попытаться перехватить германские пассажирские лайнеры, если те рискнут выйти из Нью-Йорка.

                          «Бервик» остался патрулировать в проливе между Фло*ридой и Багамами. «Бристоль» сначала получил приказ двигаться из Вест-Индии на север, но этот приказ был почти сразу отменен. «Ланкастер» стоял в доке на Бага*мах. После мелкого ремонта 6 августа он вышел в море и начал патрулировать в проливе Кэбот.

                          Одной из главных задач Крэдока было уничтожение «Карлсруэ». Британский адмирал прекрасно знал, что этот современный быстроходный крейсер может нанести страшный удар по британскому судоходству. При этом лишь один из крейсеров Крэдока, а именно «Бристоль» имел хоть какие-то шансы догнать немца. Зная, что «Кар*лсруэ» недавно находился в Гаване, Крэдок направил «Бристоль» к Флоридскому проливу. Однако британский адмирал прекрасно понимал, что Кёлер не будет искать встречи с более сильными британскими крейсерами, ведь даже самый слабый из них — «Бристоль» — превосходил «Карлсруэ» по огневой мощи. Пока британский крейсер рыскал по всему океану, Кёлер отстаивался между островами, внимательно слушая британские радиопереговоры. Он имел приказ встретиться с «Кронпринцем Виль*гельмом» 6 августа севернее островов Плана Кэйз. Одна*ко и радиограмма Кёлера командиру лайнера была перехвачена англичанами. Броненосный крейсер «Бервик» немедленно прекратил бесплодные поиски во Флорид*ском проливе и пошел к Багамским островам.

                          5 августа в 7.00 посреди океана «Карлсруэ» остановил итальянский лайнер «Мондибелло», но нейтральное судно пришлось отпустить. 6 августа Кёлер связался по радио с «Кронпринцем Вильгельмом», и немного позднее корабли встретились. Крейсер пришвартовался к борту лайнера, и корабли пошли на юго-восток со скоростью 2 узла. Лайнер был настолько выше крейсера, что швартовка превратилась в серьезную проблему.

                          Крейсер передал на «Кронпринц Вильгельм» 8 88-мм орудий и 290 снарядов к ним, 8-мм пулеметы Максима, 16 винтовок «Маузер», патроны к стрелковому оружию, штыки. Взамен Кёлер надеялся получить уголь. Командо*вать лайнером был отправлен штурман крейсера капи*тан-лейтенант Пауль Тирфельдер. На «Карлсруэ» пере*шли 2 резервиста — лейтенанты Эйринг и Хеншель.

                          Но в 10.15 была объявлена тревога. Наблюдатели заме*тили приближающийся с запада дым. Немцы предполо*жили, что это британский крейсер, скорее всего, «Бервик». Началась легкая паника, корабли обрубили шварто*вы, и «Карлсруэ» бросился на север со скоростью 21 узел «Кронпринц Вильгельм» пошел на северо-восток со ско*ростью 18 узлов. Крейсер успел принять всего 50 тонн угля, ему даже пришлось бросить свой катер, поднимать который не было времени.

                          В действительности немцев заметил сам адмирал Крэдок на «Саффолке». Он шел в Нантукет с Ямайки, наме*реваясь встретиться с «Эссексом», чтобы прикрыть бри*танские корабли, следующие в Нью-Йорк. «Эссекс» по*кинул Бермудские острова в ночь на 3 августа. Легкий крейсер «Бристоль» также направлялся на север к Нью*фаундленду. В результате «Карлсруэ» оказался между «Саффолком» и «Бристолем», хотя британский адмирал этого не предполагал. Чтобы капкан захлопнулся, ему требова*лось лишь немного удачи.

                          Заметив германские корабли, Крэдок немедленно со*общил об этом по радио «Бристолю», указав курс и ско*рость «Карлсруэ». Капитан 1 ранга Бэзил Фэншо полу*чил приказ перехватить германский крейсер, если суме*ет. Крэдок приказал рулевому «Саффолка» следовать за «Карлсруэ», решив, что крейсер гораздо более опасен, чем спешно вооруженный лайнер.

                          Хотя 152-мм орудия «Саффолка» были смертельно опасны для германского крейсера, флагман Крэдока был слишком старым кораблем. На испытаниях в 1904 году он показал 24,7 узла, но ведь это было 10 лет назад, а «Кар*лсруэ» сейчас легко развивал 26 узлов. Поэтому исход погони был ясен — Кёлер просто увеличил скорость до 22 узлов и ушел. Однако на такой скорости машины «Карлсруэ» пожирали уголь с опасной быстротой. В сумерках «Карлсруэ» скрылся за горизонтом.

                          Однако в 19.50 в ярком лунном свете справа по носу у «Карлсруэ» появился «Бристоль». Хотя британский крей*сер немного уступал немцу в скорости, он имел 152-мм орудия, которые были дальнобойнее германских 105-мм. Желая завязать бой, «Бристоль» круто повернул влево, чтобы ввести в действие орудия всего борта, и открыл огонь с дистанции 7000 ярдов. «Карлсруэ» повернул на восток, чтобы ввести в действие орудия левого борта, и тоже открыл огонь, одновременно увеличив скорость до 26 узлов. Попаданий не было, и перестрелка прекрати*лась в 20.30.

                          С точки зрения немцев, результат боя был сквер*ным. Лишь 10 из примерно 80 снарядов долетели до «Бристоля», хотя дистанция была невелика. Артилле*рист «Карлсруэ» лейтенант фон дем Борн определил, что большинство снарядов дало недолет около 1500 метров. Яркие вспышки выстрелов в сумерках делали из*мерение дистанции сложным, но немцы заподозрили и плохую конструкцию прицелов. Зато англичане отпе*чатали веселенький плакатик в честь «первого морско*го боя новой войны».

                          Вскоре стало ясно, что германский корабль легко ухо*дит от «Бристоля». Проблема заключалась в плохом каче*стве американского угля, которым были заполнены бунке*ра британского крейсера. По мере засорения топок его ско*рость быстро падала, и «Бристоль» еле выжимал 18 узлов вместо положенных 26. Однако, когда «Карлсруэ» оторвался от второго преследователя, его запасы угля почти закончи*лись. В 23.00 Кёлер приказал снизить скорость до 18 узлов, потом до 16, а к утру — далее до 14. Зная, что на полной скорости «Карлсруэ» может пройти не более 1000 миль, Кёлер снизил скорость до 12 узлов и направился к дат*скому острову Сент-Томас.

                          В поддень 8 августа запасы топлива на «Карлсруэ» со*ставляли: 112 тонн угля и 31 тонна нефти. Так как крейсер тратил 5,6 тонны угля в час даже при скорости 10 узлов, добраться до гавани было трудно. Наблюдатели пы*тались разглядеть, не видны ли дымки британских крей*серов. У Кёлера оставалось так мало топлива, что он не мог позволить себе увеличить скорость даже в случае по*явления противника. В этот момент любой британский броненосный крейсер серии «Графств» легко уничтожил бы «Карлсруэ». 9 августа в 6.00 германский крейсер до*полз до гавани Сан-Хуан де Пуэрто-Рико, имея в бунке*рах менее 20 тонн угля.

                          Американские власти сообщили Кёлеру, что имеют приказ соблюдать строгий нейтралитет. Ему позволили принять уголь лишь для того, чтобы дойти до ближайше*го нейтрального порта, к счастью, им был Сент-Томас. Германские крейсера часто нарушали всякие запреты, например, как это делал «Дрезден» в Чили, но ссорить*ся с американцами Кёлер не осмелился.

                          Настоятельные советы американцев отправляться в Сент-Томас вызвали у Кёлера подозрения. И вдобавок ко всем прочим неприятностям германский консул Виль*гельм Хопп сообщил, что обещанный уголь находится на баржах, что сильно затрудняло погрузку.

                          Выручил германский пароход «Оденвальд», стоящий в Сент-Томасе. Кёлер принял с него 550 тонн угля и за*брал 19 резервистов из состава экипажа судна. Он также узнал, что у восточного побережья Пуэрто-Рико нахо*дится германский угольщик «Патагония». По радио ему был передан приказ направляться в Сент-Томас, при*нять там уголь и следовать на рандеву с «Кайрлсруэ» в район юго-восточнее Барбадоса.

                          9 августа в 20.10 Кёлер покинул Сан-Хуан, повернул на юг, пересек Карибское море и прибыл на остров Кю*расао, принадлежащий Голландии. 12 августа крейсер бро*сил якорь в порту Санта-Анна. У него оставалось 150 тонн угля и 29 тонн нефти.

                          Прежде чем Кёлер успел что-либо предпринять, на борт «Карлсруэ» прибыл голландский коммодор Коэнен. Он по-дружески сообщил Кёлеру, что губернатор Кюрасао, в связи со сложной политической обстановкой, запросил но телеграфу инструкции у правительства. А тем временем голландские броненосцы береговой обороны «Якоб ван Хеемскерк» и «Кортенар», которыми командовал Коэнен, расчехлили орудия и навели их на «Карлсруэ».

                          Кёлер решил рискнуть и подошел к угольному прича*лу, принадлежавшему австрийской фирме. Заправка шла с рекордной скоростью, и к полудню было принято 1200 тонн угля. Прибытие германского парохода «Штадт Шлезвиг» шкипера Циммермана стало неожиданным подарком. Этот пароход вез уголь из Мексики для местного склада ком*пании «Гамбург-Америка». В 20.00 «Карлсруэ» покинул порт, отправив «Штадт Шлезвиг» к острову Сан-Жоао у берегов Бразилии.

                          Кёлер пошел на восток вдоль берегов Венесуэлы, на*деясь встретить какой-нибудь пароход. Но море было пу*стынным, и Кёлер перешел в пролив между островами Тринидад-и-Тобаго и Гренада. И вот там утром 18 августа он встретил угольщик «Патагония». В тот же день около 16.00 наблюдатели крейсера наметили дымок на горизон*те, и после короткой погони крейсер остановил британ*ский пароход «Боуэс Касл». Он шел из чилийского пор*та Антофагаста с грузом селитры и серебряной руды. Абордажная партия сообщила, что большая часть груза принадлежит американцам. Тем не менее, Кёлер решил потопить пароход. 36 человек команды были переведены на «Патагонию», абордажная партия открыла кингстоны и установила подрывные заряды. «Боуэс Кастл» затонул в 19.35.

                          «Карлсруэ» пошел на юго-восток вдоль судоходных линий. 21 августа он заправился с «Патагонии» возле ос*трова Марака в устье Амазонки. К 23 августа он имел на борту 1300 тонн угля, из которых 130 были сложены на палубе. Казалось, вернулись времена 2-й Тихоокеанской эскадры, когда русские броненосцы шли, заваленные углем по самые мостики. «Штадт Шлезвиг» покинул Кюрасао 14 августа и прибыл к острову Сан-Жоао за день до прихода «Карлсруэ» и «Патагонии». Он передал уголь «эскадре» Кёлера, после чего шкипер Циммерман полу*чил приказ высадить экипаж «Боуэс Кастл» в Сан-Луис де Мараньяо.

                          Кёлер решил начать действия на судоходных маршру*тах у северо-восточного побережья Бразилии. Там пересе*кались несколько важнейших линий, идущих из Южной Америки в Северную и Карибский бассейн, через Атлан*тику к острову Тенерифе, на юг Европы и в Африку. Крей*сируя в этом районе с востока на запад и обратно, «Карлс*руэ» мог добиться успеха, не прилагая к этому никаких усилий. 30 августа Кёлер заправился с «Патагонии», после чего вызвал угольщики «Асунсьон» и «Крефельд».

                          31 августа в 10.30 «Карлсруэ» встретил новые уголь*щики. В тот же день в 16.00 крейсер остановил британс*кий пароход «Стратрой», нагруженный 6000 тонн амери*канского угля. Пароход шел в Рио-де-Жанейро, но по*пал в руки немцев. Угля не хватало постоянно, и потому Кёлер предпочитал все время иметь при себе пару уголь*щиков. Так как волна была довольно сильной, Кёлер не рискнул высаживать абордажную партию. Вместо этого он пригрозил шкиперу «Сгратроя» жуткими карами, если пароход не подчинится приказам рейдера. Оба корабля взяли курс на острова Рохас.

                          «Асунсьон», «Крефельд» и «Рио Негро» направились туда же. Наконец-то Кёлер сумел провести досмотр при*за. Выяснилось, что его команда наполовину состоит из китайцев. Груз «Стратроя» оказался слишком ценным, и топить пароход немедленно было бы глупо. Поэтому Эрих Кёлер приказал перевести европейцев на «Патагонию» и назначил старшего помощника «Крефельда» капитан-лейтенанта Любинуса командиром нового угольщика. На этот пароход были также переведены 16 человек из ко*манд остальных немецких пароходов, чтобы гарантиро*вать послушание китайцев. «Стратрой» вместе с «Патаго*нией» отправился к отдаленному рифу Лаведейра.

                          Англичане, в конце концов, были высажены 22 ок*тября в Тенерифе, то есть почти через месяц после того, как их судно было затоплено. «Стратрой» начал службу в составе Императорского Флота как «Kohlendampfer I» — «Угольщик I».

                          «Патагония» благополучно отвела «Стратрой» к рифу Лаведейра и 6 сентября прибыла в Пернамбуко, чтобы отправить почту в Германию. Пароход тек, как решето, — сказались повреждения, полученные во время погрузок угля на океанской волне, — поэтому он отправился в Бахиа Бланка для ремонта в сухом доке. В конце ноября он вышел из Бахии в Монтевидео, погрузил так уголь и продовольствие, но в начале декабря, опасаясь вмеша*тельства аргентинских военных кораблей, вернулся в Бахию и был там интернирован.

                          Получив достаточное количество угля, «Карлсруэ» потел на северо-восток, пройдя рядом с островом Фернандо-ди-Норонья. Кёлер собирался поохотиться на мар*шруте, ведущем к островам Зеленого Мыса. На рассвете 3 сентября «Карлсруэ» захватил пароход «Мэйпл Бранч». Он направлялся из Англии в Пунта Аренас и Вальпараи*со с «разным грузом» и живым скотом.

                          Немцы немедленно забили холодиль*ники «Карлсруэ» и «Крефельда» свежим мясом. Как обыч*но, были открыты кингстоны и заложены подрывные заряды, но «Мэйпл Бранч» тонул слишком медленно. Тогда обер-лейтенант фон дем Борн попросил разреше*ния использовать пароход в качестве полигона для своих артиллеристов, чтобы научить их обращаться с часовы*ми взрывателями.

                          Среди прочей живности с «Мэйпл Бранч» на крейсер попал астматический петушок, которого назвали Авгус*том, несколько живых поросят, для которых устроили вагончик по левому борту на корме. Один из поросят, названный Юлиусом, стал любимцем команды, хотя и родился в британской колонии. Экипаж «Мэйпл Бранч» купил его во время остановки на Ямайке. Этот поросе*нок начал отодвигать в тень прежнего любимца — терье*ра Флоке, которого подарил Кёлеру в Вера-Крусе эки*паж «Дрездена».

                          К 5 сентября запасы угля снова начали подходить к концу. Кёлер просто направился к рифу Лавендейра и 7—8 сентября принял со «Стратроя» 850 тонн. 9 сентября «Карлсруэ» покинул риф, собираясь встретиться с «Крефельдом» 11 сентября в 250 милях от Фернандо-ди-Норонья. Там к ним присоединился и «Рио Гранде». Немцы вели переговоры с помощью сигнальных флагов и про*жекторов, чтобы не выдать себя в эфире слишком харак*терной работой радиостанций «Телефункен». Они пере*хватили радиограмму британского парохода «Хайленд Коррик», но не сумели обнаружить его в темноте.

                          Германская эскадра вела мирную жизнь. Крейсер «Бри*столь», навестив Сан-Жоао, прошел в 25 милях от рифа Лавендейра днем 9 сентября, направляясь к мысу Сан-Роке. В тот же день не слишком далеко проследовал на юг броненосный крейсер «Корнуолл». Вспомогательный крейсер «Македония» пересек курс германской эскадры ночью 10 сентября, но англичане не заметили корабли, за которыми охотились.

                          Ночью 14 сентября немцы, наконец, увидели вдалеке огни парохода, следующего на юго-запад. На рассвете он был остановлен. «Хайленд Хоуп» следовал из Ливерпуля с 1600 тоннами угля, продуктами и радиостанциями «Маркони». Келер опасался, что он успел передать ра*диограмму с координатами рейдера, и решил потопить пароход как можно быстрее.

                          Экипаж британского парохода был переведен на «Крефельд», но тут показался испанский пароход «Рей*на Виктория-Евгения», направляющийся в Монтевидео. На запрос испанца «Кто вы?» Кёлер нахально ответил: «Британский конвой». Испанец, похоже, поверил и про*следовал мимо. Но немцы позднее засекли обмен ра*диограммами между «Рейной Викторией-Евгенией» и британским броненосцем «Канопус», сопровождавшим ценный танкер в Пернамбуко. Хотя координаты «кон*воя», были переданы совершенно точно, капитан 1 ранга Хиткот Грант имел другой приказ. Впрочем, что броне*носец с его скоростью 16 узлов мог сделать крейсеру — неясно.

                          «Хайленд Хоуп» был потоплен, и немцы двинулись на запад. На следующий день был встречен норвежский барк «Серфаререн». Он вез принадлежащий немцам груз хромовой руды из Новой Каледонии в Гётеборг. Капитан Ааронсен прислал мясо, свежие продукты и аргентин*ские газеты, в которых имелась ценная информация — расписание следования британских пакетботов. Кёлер очень хотел захватить один из этих лайнеров.

                          Действия немцев на северо-западных маршрутах при*влекли внимание противника, поэтому Кёлер решил сменить район охоты. Утром 15 сентября «Карлсруэ», «Крефельд» и «Рио Негро» направились на запад, но по*том повернули на юго-запад, чтобы выйти на линии меж*ду Южной Америкой и Вест-Индией.

                          В полдень 17 сентября был захвачен британский уголь*щик «Индрани». Корабль вез 6700 тонн американского угля в Рио-де-Жанейро. На судне имелась новейшая радиостанция «Маркони». «Индрани» был слишком ценным при*зом, чтобы его топить, поэтому Кёлер поступил, как всегда в подобных случаях. Европейцы были переведены на «Крефельд», а китайские матросы были оставлены на судне под присмотром германских офицеров. Командо*вание новым «Kohlendampfer II», или «K.D. II» было по*ручено старшему помощнику с «Рио Негро» Ялеусу, ко*торому помогали 2 механика и 4 матроса под командой лейтенанта Хеншеля.

                          «Крефельд» и «Рио Негро» были отосланы, чтобы за*править вспомогательный крейсер «Кронпринц Виль*гельм», а «Карлсруэ» вернулся к рифу Лаведейра, чтобы встретить «Стратрой». Крейсер принял 870 тонн угля и покинул якорную стоянку 19 сентября в 5.00.

                          21 сентября оказался хлопотным днем для «Карлсруэ». Сначала крейсер остановил голландский пароход «Ма*рия», который вез принадлежащую английской компа*нии пшеницу. Голландские моряки сообщили, что но*чью 18/19 сентября встретили броненосец «Канопус» и видели в Рио-де-Жанейро легкий крейсер «Глазго». Пос*ле этого Кёлер бросился в погоню за вторым пароходом, оставив «Марию» под присмотром своих угольщиков, которые должны были забрать абордажную партию и потопить голландское судно. В 14.45 «Карлсруэ» захватил британский пароход «Корниш Сити», груженый углем. Но «Карлсруэ» имел так много топлива, что Кёлер спо*койно отправил рыбам 5500 тонн угля.

                          Едва «Корниш Сити» скрылся под водой, радисты «Карлсруэ» перехватили радиограмму крупного британ*ского пакетбота «Амазон», который вышел из Пернамбуко в Европу. В 21.30 были замечены его огни, и Кёлер начал всерьез подумывать о захвате этого парохода, но вовремя опомнился. На его угольщиках просто не нашлось бы места для пассажиров лайнера. Так «Амазон», сам того не подозревая, спасся от гибели.

                          Утром 22 сентября был остановлен британский паро*ход «Рио Игуасу», тоже груженый углем. Экипаж был переведен на борт «Асунсьона», пароход был затоплен. Немцы все-таки забрали с него некоторое количество угля. Все следующие суда, к величайшему разочарова*нию Кёлера, были нейтральными. Сначала немцы натолк*нулись на итальянский пароход «Аскаро» с грузом маиса, потом — на шведский пароход «Принцесс Ингеборг». Оба были отпущены.

                          К 25 сентября «Карлсруэ» понемногу вышел на самую середину Атлантики. Здесь, вдали от судоходных марш*рутов, можно было заняться приведением крейсера в порядок. Турбины были поочередно разобраны для про*филактического ремонта, сначала левая, потом правая. Были заделаны мелкие пробоины в обшивке, подчище*на ржавчина и подкрашены борта. После этого крейсер снова направился к рифу Лавендейра и 28 сентября встре*тился с «Асунсьоном» в 100 милях севернее острова Рохас. Со «Стратроя» были сняты последние 1100 тонн угля, после чего британский пароход был потоплен.

                          «Карлсруэ», «Рио Негро» и «Индрани» прибыли к Рохасу во второй половине дня 29 сентября. «Асунсьон» и «Крефельд» уже ушли оттуда. 1 октября в 17.00 крейсер покинул риф, имея на борту 1420 тонн угля. Это было очень много, уголь даже лежал по всей палубе слоем тол*щиной 1 метр. Лишь орудийные площадки были расчи*щены на случай боя.

                          2 октября «Асунсьон» принес скверную новость — «Кап Трафальгар» был потоплен у острова Тринидад. Корабли эскадры фон Шпее затерялись где-то в просторах Тихого океана. «Дрезден» находится у западного побережья Юж*ной Америки, а «Лейпциг» — на Галапагосских островах. Еще одной неприятной новостью стало сообщение, что установлено наблюдение за островами Рохас и Трини*дад, а Бермуды находятся под надежной охраной англи*чан. Также стало известно, что контр-адмирал сэр Крис*тофер Крэдок следует на броненосном крейсере «Гуд Хоуп» на юг, чтобы перехватить эскадру фон Шпее.

                          Впрочем, последнее известие не обеспокоило Кёлера. Он считал, что Kreuzergeschwader слишком крепкий оре*шек для кораблей Крэдока. Ведь британский адмирал имел только мощный, но старый «Гуд Хоуп», «Монмут», ко*манда которого состояла из шотландских рыбаков, и «Глазго», однотипный с безуспешно охотящимся за «Карлсруэ» «Бристолем».

                          В сопровождении «Крефельда» и «Рио Негро» «Карлс*руэ» направился на судоходные линии к северу от Фернандо-ди-Норонья. Он прибыл туда утром 8 октября и отпустил угольщики до следующего утра, чтобы они по*пытались найти новые жертвы для крейсера.

                          5 октября в 15.00 «Крефельд» сообщил что видит бри*танский пароход. Британский трамп «Фарн» попался в ловушку и остановился, когда на горизонте показался «Карлсруэ». Он был нагружен первоклассным кардифом — 5810 тонн, по одним сведениям, или 7000 тонн — по другим. «Фарн» немедленно был включен в состав гер*манской эскадры как «Kohlendampfer III». Им командовал капитан-лейтенант Любинус, на этот пароход был от*правлен германский экипаж затопленного «Стратроя».

                          Как только «Фарн» был отправлен на встречу с «Асун*сьоном», радиостанция «Карлсруэ» перехватила радиограмму броненосного крейсера «Корнуолл». Сигнал был очень сильным, и Кёлер поспешно отошел на восток. Британ*ский корабль 6 октября посетил Фернандо-ди-Норонья в сопровождении вспомогательного крейсера «Македо*ния», а потом ушел на север. 7 октября «Корнуолл» про*шел в 70 милях от «Карлсруэ». В полдень 6 октября «Бри*столь» прошел мимо мыса Сан Роке и засек работу ра*диостанции «Карлсруэ». В тот же день вспомогательный крейсер «Орама» посетил остров Рохас. Сеть понемногу затягивалась.

                          К этому времени Эрих Кёлер ушел далеко на восток от обычных судоходных маршрутов. Но удача не покину*ла его, и 6 октября крейсер встретил британский паро*ход «Ницето де Лиринагаа» с грузом овса, маиса и раз*личными сельскохозяйственными машинами. Пароход следовал из Буэнос-Айреса в Лондон. Экипаж был снят, а пароход затоплен. Утром 7 октября был встречен паро*ход «Линроуэн». Он вез маис, сахар, кожи и 12 автомо*билей.

                          Утром 8 октября буквально в 10 милях от места гибели «Линроуэна» крейсер захватил британский пароход «Сер*вантес», вышедший 1 октября из Рио-де-Жанейро. Он вез в Ливерпуль 4500 тонн фуража, шерсть, сахар, кожи, но был потоплен подрывными зарядами. Впрочем, Кёлер дал возможность поупражняться и артиллеристам, кото*рые всадили в «Сервантес» несколько снарядов. 8 октября около 23.15 немцы заметили британский пароход «Прут», груженный нитратом аммония и ячменем. Вскоре после полуночи ом был остановлен. Экипаж был переведен на «Крефельд». Немцы забрали также все продовольствие и затопили пароход.

                          9 октября «Карлсруэ» встретил испанский пароход «Кадис», шедший из Вальпараисо в Барселону. После осмотра он был отпущен. Точно так же на следующий день немцы отпустили норвежский пароход «Бергенхус» с грузом маиса.

                          Кёлер начал в очередной раз испытывать нехватку угля и повернул на запад к рифу Лавендейра, чтобы встре*титься там с захваченным угольщиком «Фарн». 11 октяб*ря около 15.00 наблюдатели крейсера заметили «Фарн», который обменивался сигналами с британским парохо*дом «Кондор». Этот пароход вез около 4000 тонн различ*ных грузов из Соединенных Штатов в различные порты Южной Америки. «Кондор» знал о действиях германско*го рейдера и в качестве меры предосторожности шел примерно в 100 милях восточнее обычного маршрута. Но это не спасло его от неприятностей. Из-за поломки ма*шины он запросил помощи у «Фарна» на котором все еще развевался Красный Флаг британского торгового флота.

                          Абордажная партия сообщила, что груз парохода со*стоит из динамита, смазочного масла, мясных консер*вов и банок со сгущенкой. Кёлер решил прихватить мас*ло, и на крейсер были погружены 781 бочки и примерно 700 ящиков, всего 148,5 тонн. Командир «Карлсруэ» на*меревался смешивать масло с нефтью, чтобы попытать*ся использовать нефтяные котлы крейсера. 14 октября в 2.00 «Кондор» был потоплен. Как только пароход скрыл*ся под водой, прогремели 2 сильных взрыва, и «Рио Негро» был засыпан обломками.

                          «Крефельд» был буквально переполнен пленниками, снятыми с потопленных кораблей. В своих мемуарах, написанных на основе дневника, обер-лейтенант Ауст указывает, что 8 октября на «Крейфельде» находились 223 «врага Германии» и 175 нейтралов, всего 398 человек.

                          Это были 205 англичан, в том числе 2 женщины, 107 ки*тайцев, 22 испанца, а также по одному представителю Бельгии, Кубы, Дании, Эквадора, Греции и Саудовской Аравии. Так как запас продовольствия таял на глазах, Кёлер решил послать свою плавучую базу в какой-нибудь южноамериканский порт, но при этом приказал капитану Вирту задержать свое прибытие, пока крейсер не сменит район действий.

                          «Крефельд» отделился от эскадры 13 октября в 13.00 и направился на север-восток к Тенерифе. Пароход двигался медленно, как ему и было приказано, а потому прибыл в этот порт лишь 22 октября. Британские пленные были освобождены, в Берлин была отправлена почта. Не*смотря на все требования англичан, которые считали «Кре*фельд» вспомогательным судном ВМФ, испанцы отказались интернировать пароход. Чтобы задержать его в порту, англичанам нужно было организовать блокаду Тенерифе.

                          Германские торговые суда, даже те, которые были интернированы в различных портах по всему периметру Атлантики, оказывали рейдерам неоценимые услуги. В первые месяцы войны они регулярно сообщали по радио обстановку. Особенно отличился при этом пароход «Хольгер» компании «Роланд Лайн», интернированный в Пернамбуко. Его коротковолновой передатчик регулярно сообщал о всех вышедших из порта судах и, что было осо*бенно важно — о британских военных кораблях. Так как Пернамбуко был узловой точкой на восточном побере*жье Бразилии, местом пересечения нескольких важнейших морских линий, значение этой информации невоз*можно переоценить. Хотя его передатчик имел не слиш*ком большую дальность действия, «Асунсьон», крейси*рующий у берегов Бразилии, принимал все передачи «Хольгера» и передавал дальше на «Карлсруэ». Свежие газеты, поступающие на борт интернированных пароходов, были еще одним важным источником информации. Особенное внимание немцев привлекал раздел с расписанием времени прибытия и выхода пароходов.

                          Однако нейтральные государства, особенно южноаме*риканские, с течением времени начали смотреть на эти нарушения нейтралитета не так благодушно, как в первые дни войны. Они постепенно ужесточали ограниче*ния, и германским вспомогательным судам становилось все труднее пользоваться этими портами. После того, как эти строгости приняли массовый характер, действия рей*деров были значительно затруднены.

                          Существование импровизированных пунктов приема угля не могло ускользнуть от внимания захваченных мо*ряков, поэтому лишь вопросом времени стало появление британских крейсеров в таких пунктах. И во время такого визита рейдер вполне мог быть застигнут врасплох. Боль*шая часть британских крейсеров в Южной Америке были достаточно сильны, чтобы уничтожить «Карлсруэ». Если германский крейсер будет застигнут в бухте, где он не сможет использовать свое превосходство в скорости, его упасть окажется плачевной. Немцы много раз проходили по лезвию ножа. Типичным примером был визит 25 октября вспомогательного крейсера «Эдинбург Кастл» к рифу Лавендейра и осмотр острова Рохас броненосным крейсером «Дифенс» на следующий день.

                          Кёлер прибыл к Лавендейре вскоре после потопления «Кондора». Погрузка угля с «Фарна» началась 15 октября в 8.30 и продолжалась до следующего дня. «Карлсруэ» принял 1100 тонн угля. Крейсер вышел в море в 17.00, на следующий день разминулся с аргентинским правитель*ственным транспортом «Чако» и 17 октября встретился с «Рио Негро» и «Асунсьоном». Утром 18 октября крейсер вместе с «Рио Гранде» двинулись на север от острова Фернандо-ди-Норонья.

                          В этот день в 11.00 британский пароход «Глантон» стал очередной добычей «Карлсруэ». Он имел на борту 3800 тонн прекрасного кардифа, но Кёлер в данный момент не нуждался в угле, поэтому на «Глантоне» были заложены подрывные заряды. В 17.25 пароход был затоплен, после того, как немцы забрали с него все, что могло оказаться им полезным. Два нейтральных судна — датский пароход «Зеландия» и какого-то итальянца — Кёлер не стал даже досматривать и просто прошел мимо.

                          21 октября крейсер перехватил радиограмму британ*ского парохода «Хайленд Скот», в которой указывались координаты судна, но не сумел его найти. 22 октября «Карлсруэ» остановил шведский пароход «Атлант», но отпустил его после поверхностного осмотра. Зато на сле*дующий день был захвачен очередной приз — британ*ский пароход «Хэрсдейл», шедший с грузом маиса из Розарио. Пароход был остановлен всего в нескольких милях от океанской могилы «Глантона». Так как груз па*рохода не представлял никакого интереса для Кёлера, то он снял команду и затопил пароход. Вечером был оста*новлен шведский пароход «Анни Джонсон», но после осмотра отпущен.

                          25 октября Кёлер вместе с «Фарном» повернул на за*пад, к острову Сан-Жоао. Он отпустил угольщики «Рио Него», «Асунсьон» и «Индрани», дав инструкции отно*сительно следующего рандеву. Он собирался атаковать Барбадос перед тем, как начать действия в Карибском море,

                          26 октября примерно в 10.15 возле острова Сан-Жоао наблюдатели «Карлсруэ» заметили большой пароход. Пос*ле недолгой погони крейсер остановил «Вандик». 21 ок*тября его шкипер Артур Кадоган получил предупрежде*ние от командира «Бристоля» капитана 1 ранга Фэншо, что «Карлсруэ» действует именно в этом районе. Тем не менее, 23 октября Кадоган вышел из Бахии, направля*ясь в Нью-Йорк через Тринидад и Барбадос. При этом он следовал обычным маршрутом. На «Вандике» находились 210 пассажиров, небольшое количество золотых слитков, различные грузы и 1000 тонн мороженого мяса. Пароход попытался было удрать, но делая 15 узлов не скрыться от современного крейсера. Между прочим, это было второе судно компании «Ливерпуль, Бразилия и Ривер-Плейт Стим Навигейшн Со», первым был «Сервантес». Она стала единственной компанией, потерявшей 2 судна от дей*ствий «Карлсруэ».

                          Кёлер прекрасно понимал значение такого ценного приза и решил потопить «Вандик», хотя на нем находи*лись много женщин и детей. Он вызывал по радио отпу*щенные 3 парохода и встретился с ними 27 октября. Ут*ром пассажиры получили приказ упаковать вещи, и к 19.00 «Вандик» опустел. Экипажи «Хартсдейла» и «Глантона» была также переведены на «Асунсьон», и плавучая тюрьма вечером 27 октября направилась в Пару с прика*зом высадить пленных не ранее 1 ноября. Это позволило бы крейсеру снова растаять в океане без следа.

                          Пленные были высажены утром 2 ноября. Путешествие на маленьком пароходе, не приспособленном для пере*возки людей, было тяжелым, что дало возможность анг*лийской прессе снова пуститься в рассуждения о тевтон*ских зверствах. Сами пассажиры смотрели на вещи фило*софски. Один из американцев написал Кёлеру, что «хо*тел бы поблагодарить германского капитана, который проявил справедливость и благородство в отношении пассажиров, офицеров и экипажа парохода «Вандик». Никто не мог ждать от него большего в подобных обсто*ятельствах».

                          28 октября «Вандик» был затоплен, он стал после*дней жертвой Кёлера. 27 октября «Карлсруэ» остановил британский пароход «Лондон Скептр», идущий в Нью-Йорк с грузом кофе. Когда выяснилось, что кофе при*надлежит американцам, Кёлер отпустил пароход, так как опасался, что германскому правительству придется платить компенсацию собственникам уничтоженного груза.

                          29—30 октября рейдер принял уголь с «Фарна» у ост*рова Сан-Жоао и направился на встречу с «Рио Негро» и «Индрани». Курс был взят на устье Амазонки к острову Марака. Там можно было стать на якорь в 15 милях от берега. Экипажу крейсера требовался отдых, но Кёлер не мог пока этого позволить. Он решил нанести удар по Барбадосу. Такая атака могла вызвать панику и нарушить налаженную систему морских перевозок.

                          1 ноября «Карлсруэ» принял уголь с «Индрани» и взял курс на Барбадос вместе с «Рио Негро». Вечером 1 нояб*ря 1914 года «Карлсруэ» медленно скользил на север. Большая часть экипажа отдыхала на полубаке, слушая корабельный оркестр. Кёлер и вахтенный офицер обер-лейтенант барон фон Альтхаус скучали на мостике. Боль*шинство офицеров собралось в кают-компании на ужин. Внезапно прогремел страшный взрыв, и в темнеющее небо взметнулся столб пламени. Ошеломленные наблю*датели на «Индрани» и «Рио Негро» с ужасом смотрели на крейсер.

                          Когда дым рассеялся, выяснилось, что вся носовая часть «Карлсруэ» до первой трубы просто исчезла. Погибли ко*мандир крейсера капитан 2 ранга Кёлер и 262 человека экипажа. Кормовая часть корабля имела сильный крен на ясный борт, однако она продержалась на плаву достаточно долго, и шлюпки с угольщиков успели снять 123 человека команды «Карлсруэ», И 18.57 кормовая часть крейсера медленно затонула. Поход «Карлсруэ» завершился, и провиде*ние спасло Барбадос. Командование остатками экипажа после смерти Кёлера перешло к капитан-лейтенанту Штудту.

                          Ранее отделенный от эскадры «Фарн» прибыл в Сан-Хуан де Пуэрто-Рико 12 января 1915 года. Какое-то вре*мя он бесцельно мотался по морю, ожидая приказов по*гибшего командира уже несуществующей эскадры. Штудт решил затопить «Индрани» и прорываться в Германию на «Рио Негро», не считаясь с риском налететь на бри*танские патрули. Обратный курс он проложил далеко к северу от Британских островов, описав большую петлю. Его переход значительно облегчило решение Адмирал*тейства, которое в ноябре 1914 года отозвало крейсера с линии патрулирования. Их заменили гораздо более сла*бые, хотя и более мореходные вспомогательные крейсе*ра. Но моряки торгового флота не обладали выучкой во*енных, а потому «Рио-Негро» проскользнул сквозь линию блокады, используя сильный шторм, укрывший его от глаз наблюдателей с британских кораблей. 29 ноября угольщик прибыл в Алезунд.

                          В начале декабря остатки экипажа «Карлсруэ» прибыли в Германию. Гибель крейсера оказалась настолько хорошо сохраненной тайной, что о ней не подозревали не только противники, но и собственное командование. 27 ноября радиостанция в Науэне отправила «Карлсруэ» приказ возвращаться. Зато противник продолжал охотиться за «Карлсруэ» еще почти полгода. Британское Адмиралтей*ство даже отправило в Вест-Индию линейный крейсер «Принцесс Ройял». Впрочем, этот было сделано также с учетом почти невероятной возможности прохода эскад*ры Шпее через Панамский канал. О гибели «Карлсруэ» англичане узнали только в марте 1915 года.

                          Остается вопрос о причинах гибели крейсера. Наибо*лее распространены две версии. Более вероятной счита*ется взрыв боеприпасов в носовых погребах под воздей*ствием высокой влажности и жары в тропиках. Но у этой версии есть уязвимое место, которое упорно не желают замечать историки. Все знаменитые взрывы военных ко*раблей — «Микаса», «Иена», «Либерте», «Вэнгард», «Кавачи», «Леонардо да Винчи», «Императрица Мария» — можно приписать взрыву пороховых погребов. Но следует помнить, что все они имели в погребах шелковые карту*зы для орудий с раздельным заряжанием, и вот в них порох действительно мог подвергнуться разложению. Од*нако порох в 105-мм унитарных снарядах «Карлсруэ», как нетрудно догадаться, был закупорен герметически. Он должен вести себя немного иначе...

                          Второй версией считается пожар и взрыв в носовом котельном отделении, который был вызван попыткой использовать в топках в качестве топлива смазочное мас*ло с «Кондора». Но взрыв котла не мог вызвать таких последствий. Разве что этот взрыв мог вызвать детонацию носового погреба и запасных торпед... Но это тоже лишь предположение.

                          Автор: А. Больных
                          - NO PAIN NO GAIN
                          - RESPONSIBLE CARE IS OUR WAY
                          - SHOW MUST GO ON...

                          Комментарий


                          • Эпопея крейсера «Кенигсберг»


                            Служба легкого крейсера «Кенигсберг» началась довольно необычно. Осенью 1906 года новейший крейсер, еще не принятый официально Германским Императорс*ким Флотом, сопровождал яхту «Гогенцоллерн» во вре*мя визита Вильгельма II в Англию.

                            В 1911 году, прослужив всего 4 года, крейсер был от*правлен на верфь в Киле для ремонта и подготовки к службе в колониях. Рано утром 25 апреля 1914 года он вышел из Киля и направлялся в Германскую Восточную Африку. Командир крейсера фрегаттен-капитан Макс Лооф рассматривал поход как интересный тур по экзо*тическим местам. Его ждали захватывающие сафари, и Лооф уже приобрел новый 9-мм карабин. В понедельник 6 июля крейсер прибыл в столицу колонии Дар-эс-Са*лам, расположенный чуть южнее экватора. В сонной раз*меренной жизни колонии прибытие крейсера стало эпо*хальным событием. В порт хлынули немцы и африканцы, чтобы посмотреть на корабль. Если «Эмден» стал известен как «Лебедь Востока», то «Кенигсберг» полу*чил прозвище «Мановари на Бомба Тату» - «Корабль с тремя трубами».

                            Но вскоре все перевернулось. Политическая ситуация в Европе начала обостряться, и Лооф через радиостан*цию в Науэне получил приказ выйти в море и крейсировать, ожидая дальнейших распоряжений. Пока еще не было окончательно ясно, с какими именно странами придется сражаться Германии.

                            Когда в германских колониях узнали об убийстве эрц*герцога Фердинанда, естественно, власти начали обсуж*дать складывающуюся ситуацию, ведь Европа стремитель*но катилась к войне. Гражданский губернатор Герман*ской Восточной Африки Генрих Шнее склонялся к тому, чтобы попытаться заключить с англичанами своеобраз*ный «пакт о ненападении». Зато командующий Герман*ской Колониальной Армией полковник Пауль фон Леттов-Форбек желал прямо противоположного. Фрегаттен-капитана Лоофа эти споры волновали мало, он решил немедленно выходить в море, прежде чем англичане ус*пеют заблокировать Дар-эс-Салам. Во второй половине июля «Кенигсберг» провел несколько артиллерийских учений и вернулся в гавань для профилактического ре*монта. Лооф сразу начал готовить крейсер к военной служ*бе. Из кают была убрана лишняя мебель и полированные деревянные панели, все свободное место было забито различными припасами.

                            К 30 июля все было готово, и Лооф сошел на берег, чтобы провести совещание с заместителем Леттов-Форбека майором Кеплером для координации будущих действий. В Дар-эс-Саламе в это время находились 2 германских тор*говых судна. В качестве плавучей базы снабжения Лооф выбрал «Сомали» (2500 тонн). 31 июля в порт примчался пароход «Табора» с сообщением, что 3 крейсера Южноаф*риканской эскадры контр-адмирала Герберта Кинг-Хэлла вышли в море и прибудут к берегам Германской Восточ*ной Африки 1 августа. Больше нельзя было терять ни мину*ты, и Лооф в 16.30 того же дня вышел в море.

                            Когда крейсер находился в 10 милях от берега, при*мерно в 17.55 наблюдатели заметили мачты 3 кораблей. Англичане успели перехватить «Кенигсберг» и сразу окру*жили его. Крейсер «Астрея» занял место на левом траверзе «Кенигсберга», «Гиацинт» — за кормой, «Пегасус» — впе*реди. Положение «Кенигсберга» стало очень сложным, противник мог уничтожить его в считанные минуты, ведь только один «Гиацинт» имел 11 — 152-мм орудий. Но война пока еще не была объявлена. Лооф вызвал на мо*стик старшего механика корветтен-капитана Густава Шиллинга и приказал ему приготовиться дать полный ход, но при этом избежать лишнего дыма. Через 45 минут механик сообщил, что пары подняты до предела, и крей*сер может дать 22 узла. Все это время «Кенигсберг» шел экономическим ходом 12 узлов, не выдавая своей готов*ности к прыжку.

                            Внезапно с юго-востока налетел дождевой шквал и на какое-то время укрыл германский крейсер непрони*цаемой завесой. Лооф немедленно скомандовал:

                            — Право на борт! Обе машины самый полный вперед!

                            Крейсер круто развернулся на 180 градусов, оставляя за собой кипящую кильватерную струю. Когда дождь за*кончился, «Кенигсберг» уже проскочил мимо «Гиацин*та», трубы которого извергали клубы черного дыма — бри*танский крейсер отчаянно пытался поднять пары. В тече*ние часа Лооф шел на юг, а потом повернул в океан, оторвавшись от противника, хотя при этом сжег некото*рое количество драгоценного угля. Адмирал Хэлл был в бешенстве, так как добыча ускользнула из-под самого носа.

                            Через 6 дней «Кенигсберг» находился в районе мыса Гвардафуй, когда радист принял условное сообщение: «ЭГИМА». Началась война с Великобританией, и крей*сер превратился в охотника. Он сразу направился в район интенсивного судоходства возле Африканского Рога. Он немедленно передал по радио приказ всем германским торговым судам, которые находятся поблизости, следо*вать в Дар-эс-Салам. Лооф надеялся встретить угольщик «Рейхенфельс», который имел на борту 6000 тонн от*личного угля, однако это судно было интернировано в Коломбо.

                            Первым 6 августа в 11.10 крейсер встретил возвраща*ющийся из Циндао в Германию пароход «Цитен». Увы, морякам пришлось влиться в состав маленькой армии Леттов-Форбека, так и не увидев родных мест. Следую*щий пароход, увидев крейсер, бросился наутек. «Кениг*сберг» развил 20 узлов и быстро догнал незнакомца. Од*нако тот остановился лишь после предупредительного выстрела. К разочарованию Лоофа, на мачту был поднят германский флаг. «Голденфельс» с грузом копры следо*вал в Гамбург и направлялся к Суэцкому каналу. Шки*пер Пауль Дидрихсен ошибочно принял «Кенигсберг» за британский крейсер. Лооф был бы рад забрать уголь, который мог выделить Дидрихсен, но тот объяснил, что в бункерах парохода индийский уголь очень низкого ка*чества. На старом пароходе его еще можно использовать, но для более современных котлов крейсера он будет вре*ден. Уже вечером, около 21.00, был замечен ярко осве*щенный корабль, который назвал себя японским пасса*жирским лайнером.

                            Немцы были разочарованы. Эти бессмысленные пого*ни сократили запас угля на «Кенигсберге», и без того небольшой после бегства на полной скорости от британ*ской эскадры. Но когда корабли сблизились, стало ясно, что это не лайнер и совсем не японский. Однако пароход сразу остановился и стал дожидаться абордажную партию.

                            В действительности это был британский пароход «Сити оф Винчестер». Его шкипер совершил ту же самую ошиб*ку, что и Дидрихсен — принял «Кёнигберг» за британ*ский крейсер. А в результате его корабль стал первым английским судном, захваченным немцами в Первой Ми*ровой войне. На нем находился почти весь урожай цей*лонского чая 1914 года. Для англичан это был серьезный удар.

                            Однако они расквитались сразу же. 8 августа перед Дар-эс-Саламом появился крейсер «Астрея» капитана 1 ранга Э.К. Сайкса. Артиллерийским огнем он уничтожил ра*диостанцию и так напугал капитана порта, что тот зато*пил на входном фарватере плавучий док. «Кенигсберг» потерял доступ в единственный германский порт на во*стоке Африки.

                            7 августа крейсер прибыл к Рас Буруму (острова Хуриа-Муриа у берегов Омана). «Цитен» уже стоял там на якоре. Туда же прибыл вышедший из Карачи пароход «Остмарк». Пароходы снабдили крейсер провизией, но угля выделить не смогли. Вечером того же дня «Остмарк» ушел в Массауа.

                            10 августа у острова Совда крейсер встретился с «Голденфельсом», который передал ему небольшое количе*ство угля. Но этого едва хватило, чтобы добраться до ос*трова Халлания где Лоофа ждали «Цитен» и «Сити оф Винчестер». Крейсер забрал с британского парохода около 400 тонн угля, пресную воду и продукты. Утром 12 августа он был отведен в море и затоплен. К несчастью для Лоофа, на «Сити оф Винчестер» находился все тот же скверный индийский уголь, который засорял топки и давал огромное количество дыма.

                            Так как на «Кенигсберге» начали подходить к концу запасы угля, Лооф направился на рандеву с «Сомали». Этот угольщик подчинялся администрации этапа Вос*точная Африка. 14—18 августа «Кенигсберг» безуспеш*но крейсировал в районе Адена, а когда пришел на рандеву к острову Сокотра, то его бункера были пусты, Лоофу пришлось ограничить выдачу пресной воды эки*пажу. 21—23 августа он принял уголь с «Сомали» и на*правился на юг. 29 августа «Кенигсберг» вошел во фрацузский порт Маджунга на Мадагаскаре, но порт был эвакуирован. И тут перед Лоофом во весь рост встал проклятый вопрос: «Где взять уголь?» На крейсере оставалось всего 250 тонн. Ответа, увы, Лооф не знал.

                            Вдобавок на состоянии корабля начало понемногу сказываться затяжное плавание. Заправки углем стоили нескольких помятых листов обшивки и выбитых закле*пок. Вышел из строя один из котлов, в остальных начали лопаться трубки. Лооф решил заняться ремонтом кораб*ля. Но идти в Дар-эс-Салам он не мог. Поэтому 3 сентяб*ря крейсер вместе с угольщиком «Сомали» во время прилива по рукаву Симба-Уранга вошли в дельту реки Руфиджи, которая стала его убежищем. Карты дельты пе*ред войной составило гидрографическое судно «Мёве».

                            Единственной германской властью здесь был малень*кий таможенный пост. Когда таможенники оправились от неожиданности, они развили бурную деятельность, пытаясь найти уголь. В Дар-эс-Салам была отправлена депеша с известием, что «Кенигсберг» не потоплен, как утверждали англичане. Он очень даже жив, и ему требуется УГОЛЬ. К Лоофу тоже начали поступать свежие но*вости. Самая важная из них была получена 19 сентября.

                            Береговой наблюдатель сообщил, что в гавань Занзибара вошел британский крейсер.

                            Лооф не знал, что по приказу Адмиралтейства Кинг-Хэлл на «Гиацинте» отправился патрулировать в районе мыса Доброй Надежды, чтобы предотвратить прорыв туда крейсеров фон Шпее. Крейсер «Астрея» был отправлен к берегам Юго-Западной Африки. По какой-то причине британское командование решило, что «Кенигсберг» ушел в Индию, и потому восточные берега Африки совершен*но безопасны. В этом районе остался самый слабый из крейсеров Кинг-Хэлла «Пегасус», который решил занять*ся ремонтом и чисткой изношенных котлов. Британский крейсер также пострадал от плохого качества местного угля. Адмирал приказал постоянно держать пары, чтобы в случае необходимости немедленно дать ход, но коман*дир крейсера капитан 2 ранга Инглс решил, что никакая опасность ему не грозит, а потому можно чистить все котлы разом. Это займет много меньше времени.

                            За время стоянки «Кенигсберг» был приведен в со*стояние относительной исправности и с вечерним при*ливом выскользнул в море. Лооф решил следовать эко*номической скоростью 10 узлов, чтобы не выдать себя искрами из труб.

                            На входе в гавань Лооф встретил маленький буксир «Гельмут». Его командир суб-лейтенант Чарлсуорт принял германский крейсер за безобидного «купца» и смело по*шел навстречу. Свою ошибку англичане поняли, лишь ког*да «Кенигсберг» поднял германский флаг и открыл огонь. Пара снарядов убедили Чарлсуорта, что пора бросить ко*рабль и спасаться, что он и сделал вместе с командой.

                            Германский крейсер вошел в порт, маневрируя меж*ду песчаными банками. В 5.21 он развернулся левым бор*том к противнику и с дистанции 3 мили открыл огонь по безмолвному «Пегасусу». Первый залп лег недолетом, второй накрыл цель, а с третьего начались попадания. Один из британских офицеров, спавших на палубе, в 5.15 был разбужен «двумя снарядами, пролетевшими над головой. Я взле*тел на свой пост на марсе и увидел ведущий бешеную пальбу «Кенигсберг» всего в 4 милях. Наши матросы разбе*жались по боевым постам, но снаряды сыпались очень часто, нанося ужасные потери. Наши орудия (8 — 102 мм) скоро начали отвечать, но их снаряды не долетали до противника на 1000 ярдов. Внезапно снаряд шлепнулся в 20 ярдах от меня, подняв столб брызг выше марса. Затем из переднего поста управления мне передали, что они потеряли связь с орудиями, поэтому я приказал перевести управление па кормовой пост. Но теперь все наши орудия прекратили огонь, и я услышал, как кто-то ска*зал: «Сдаемся!» Я закричал: «Не сдаваться!» — однако секунду спустя несколько человек сказали: «Приказ ка*питана, сэр». И я увидел поднимающийся белый флаг. Прежде чем немцы смогли различить его, они сделали еще 9 выстрелов. Хотя вода потоком лилась в пробоины, мы ухитрились частично остановить ее матами. Но ко*рабль продолжал крениться. Поэтому я спустил все шлюпки и приказал матросам перевозить раненых на берег. После этого возник вопрос: пленные мы или нет? Но, поскольку «Кенигсберг» уходил прочь, я решил, что все-таки нет. Так как корабль явно тонул, капитан отдал приказ покинуть его. Едва мы успели отплыть на 50 ярдов, к борту подошел пароход «Килва», и я запросил разрешения вернуться. Мы попытались было отбуксировать крейсер на песчаную отмель, однако берег был слишком крутой, и он соскользнул обратно. Бой длился всего 15 минут, но «Пегасус» перевернулся и затонул лишь в 13.00. Мы потеряли 102 человека: 42 убитыми и 60 ранеными. Капитан был несомненно прав, спустив флаг. Что мы могли еще сделать? Наши орудия не могли достать «Кенигсберг», и мы не имели хода. Бессмысленно драться в таких обстоятельствах».

                            Попытка англичан открыть ответный огонь не удалась, так как первыми же снарядами были убиты старший помощник и старший артиллерист. Расстрел прекратился в 5.37, но к этому времени «Пегасус» уже получил более 60 попаданий.

                            «Кенигсберг» прошелся по гавани и расстрелял ра*диостанцию, посылавшую отчаянные призывы о помо*щи. Перед тем как покинуть гавань, старший помощник Кох и минный офицер Ангел решили испробовать хит*рый трюк, который они разработали еще во время сто*янки в Руфиджи. «Кёнигсберг» числился в списках как крейсер, оборудованный для минных постановок. Поэто*му они сбросили в воду несколько бочек прямо на виду у британских береговых наблюдателей. Гавань Занзибара теперь была «заминирована». Около 7.00 «Кенигсберг» покинул порт, израсходовав около 350 снарядов.

                            К несчастью, на германском крейсере лопнул паро*провод, когда он дал полный ход во время боя. Это вы нудило Лоофа отказаться от запланированного рейда к берегам Южной Африки и вернуться в Руфиджи. 20 сен*тября он снова вошел в дельту реки. Мангровые заросли являлись идеальным убежищем, несмотря на вездесущих москитов. Но Макс Лооф не собирался отсиживаться здесь до конца войны. Он решил попытаться вернуться в Гер*манию. Для этого прежде всего следовало отремонтиро*вать котел.

                            В джунглях мастерских нет, поэтому неисправные де*тали было решено отправить по суше в Дар-эс-Салам. Эта нелегкая задача была возложена на капитан-лейтенанта Вернера Шёнфельда, который до 1910 года служил на флоте, а потом стал владельцем плантации в Герман*ской Восточной Африке. Шёнфельд говорил на суахили и прекрасно знал эти места. Шёнфельд мобилизовал зна*комых плантаторов и соорудил двое больших салазок. Потом он набрал почти тысячу человек, чтобы эти са*лазки тащить. Котел был отправлен в Дар-эс-Салам и через 3 недели прибыл в мастерские.

                            Чтобы прикрыть вход в реку, Лооф организовал «Бо*евой отряд Дельта», который усилили туземные стрелки Леттов-Форбека. Мелкие орудия перекрывали огнем по*чти все протоки, была организована система наблюда*тельных постов, протянуты мили телефонного кабеля. Лооф надеялся, что это поможет ему вести меткий огонь в случае попытки англичан прорваться в дельту Руфиджи.

                            Но теперь судьба была против «Кенигсберга». Через 2 дня после атаки Занзибара германский крейсер «Эмден» обстрелял гавань Мадраса в Индии и поджег город. Этот двойной удар по национальной гордости британ*ское Адмиралтейство стерпеть не могло. 21 сентября ка*питан 1 ранга Сидней Друри-Лоу, командир новейшего легкого крейсера «Чатам», получил приказ следовать из Красного моря к берегам Германской Восточной Афри*ки. Из Индийского океана ему на помощь были отправ*лены однотипные крейсера «Веймут» и «Дартмут». Они были гораздо сильнее (8 — 152-мм орудий) и быстро*ходнее «Кенигсберга».

                            Перед англичанами стояла лишь одна проблема — они понятия не имели, где искать «Кенигсберг». Но вскоре к ним пришел первый успех. 9 октября «Дартмут» у бере*гов Мадагаскара захватил германский буксир «Адъютант», который шел в бухту Линди. Друри-Лоу заподозрил, что он идет на встречу с лайнером «Президент», и сам на*правился в эту же бухту. 19 октября англичане заметили стоящий на якоре корабль под флагом Красного Креста. Заподозрив, что это обман, Друри-Лоу выслал абордаж*ную партию. Так как «Президент» даже отдаленно не на*поминал госпитальное судно, англичане выпели из строя машины корабля.

                            Среди бумаг на «Президенте» был найден приказ до*ставить уголь в дельту реки Руфиджи. 29 октября «Чатам» стал на якорь вблизи рукава Киобони и выслал на берег разведывательный отряд. Англичанам повезло еще раз — в этом месте германских укреплений не было. И вскоре разведчики заметили поднимающиеся над деревьями мачты «Кенигсберга» и «Сомали». На следующий день прибыли «Дартмут» и «Веймут». Командование отрядом принял капитан 1 ранга Друри-Лоу. Ирония судьбы зак*лючалась в том, что именно в этот день был доставлен обратно отремонтированный котел «Кенигсберга». Но прорываться в море теперь было бесполезно.

                            30 октября британские крейсера обнаружили мачты «Кенигсберга» и открыли огонь. Попытка Лоофа сохра*нить стеньги с антеннами оказалась ошибкой. Если бы они были сняты, обнаружить «Кенигсберг» было бы го*раздо труднее. Но хотя стрельба велась целый день, гер*манский крейсер попаданий не получил. Зато несколько снарядов «Чатама» попали в пароход «Сомали», который вспыхнул. Фрегаттен-капитан Лооф отвел «Кенигсберг» вверх по реке, за пределы досягаемости британских ору*дий. Но теперь его положение стало крайне тяжелым. Выход в море был блокирован 3 большими современны*ми крейсерами, каждый из которых был сильнее «Ке*нигсберга». Капитан 1 ранга Друри-Лоу имел простой и ясный приказ: «Уничтожить «Кенигсберг» любой ценой!» Хотя германский крейсер был фактически обезврежен, его уничтожение затянулось надолго. Густые мангровые заросли хорошо укрывали «Кенигсберг», и стрельба 3 крей*серов с моря оказались неэффективной. Входной бар они могли преодолеть только в полный прилив весной.

                            Так как Друри-Лоу не мог прорваться через позиции Боевого отряда Дельта, он решил прибегнуть к нестан*дартным мерам. 7 ноября флотилия мелких судов попы*талась прорваться в дельту, прикрывая кабельное судно «Дюплэ», которое вело на буксире катер, спешно воору*женный торпедами. Атака с треском провалилась. В катер попал 37-мм снаряд, и торпеда ушла в болото.

                            Решив, что это непозволительная роскошь — держать 3 современных крейсера для блокады одного противни*ка, Друри-Лоу превратил угольщик «Ньюбридж» в бран*дер. 10 ноября в 5.25 в сопровождении вооруженных па*ровых катеров он вошел в тот рукав, который облюбовал в качестве убежища Лооф. Командовал брандером старший помощник «Чатама» капитан 2 ранга Рэймонд Фицморрис. Несмотря на сильный огонь с обоих берегов реки, он сумел затопить «Ньюбридж» в намеченной точке. Но это лишь немного осложнило жизнь немцам, так как «Кенигсберг» мог выйти в море по другому рукаву.

                            Началась 8-месячная осада. Немцы создали в дельте реки настоящий укрепленный район, прорыв которого мог дорого обойтись англичанам. В середине ноября Друри-Лоу пришлось отправить «Дартмут» и «Веймут» на юг на помощь Кинг-Хэллу, так как Адмиралтейство опаса*лось появления Kreuzergeschwader в районе мыса Доброй Надежды. В декабре Друри-Лоу попытался использовать самолеты Морской Воздушной Службы (Royal Naval Air Service), которые доставил вспомогательный крейсер «Кинфаунс Кастл». Однако 2 машины, которые имели англичане, быстро пришли в негодность. Эта попытка лишь потрепала нервы самим англичанам, так как само*леты несколько раз поднимали ложную тревогу, сооб*щив, что «Кенигсберг» разводит пары и готовится выйти в море.

                            На Рождество противники обменялись поздравлениями.

                            «Мы желаем вам счастливого Рождества и счастливо*го Нового Года. Надеемся на скорую встречу», — радиро*вали офицеры крейсера «Фоке». На это Лооф вежлива ответил: «Благодарю, желаю вам того же. Если вы хотите видеть меня, я всегда дома».

                            В начале января 1915 года 6 рот индийских и афри*канских стрелков при поддержке кораблей заняли остров Мафия в устье Руфиджи. Им противостояли 2 унте*ра и 20 аскари под командованием лейтенанта Шиллера., Но вскоре Боевой отряд Дельта тоже добился успеха. Шаль*ной снаряд перебил паропровод все того же «Адъютан*та», и корабль вылетел на берег, где его захватили немцы. Выяснилось, что англичане успели вооружить бук*сир 3 — 120-мм орудиями и 2 пулеметами. Немцы совер*шенно неожиданно для себя захватили ценный приз. Но 6 июля «Адъютант» был потоплен крейсерами «Гиацинт» и «Пионер».

                            20 февраля прибыл «Кинфаунс Кастл» с двумя новы*ми гидросамолетами «Сопвич» и 18 техниками. Командо*вал отрядом лейтенант звена Тулл. Один самолет разбил*ся во время второго полета, но Тулл спасся. Проблема заключалась в том, что эти самолеты не предназначались для действий в тропиках при повышенной влажности и высокой температуре.

                            Кинг-Хэлл был разочарован отсутствием успехов и 7 марта прибыл к устью Руфиджи на броненосце «Голи*аф». Он нанял известного охотника Питера Преториуса, чтобы тот выяснил, может ли крейсер вести огонь. Кро*ме того, немцы могли установить на берегах реки тор*педные аппараты. Преториус вместе с радистом и 6 аф*риканцами провел разведку и ответил на все интересую*щие адмирала вопросы.

                            Впрочем, положение «Кенигсберга» тоже было неза*видным. Тропические болезни косили экипаж не хуже снарядов, а долгое стояние в илистой реке могло окон*чательно вывести из строя машины крейсера.

                            И начале 1915 года Адмиралштаб вдруг поддался эмо*циям и решил попытаться вернуть «Кенигсберг» домой. Трезвый расчет в этом решении отсутствовал. В Африку был отправлен пароход «Рубенс», он же «Блокадопрорыватель А». Он был замаскирован под датский сухогруз «Кронборг». Подготовка велась с исключительной тща*тельностью. Все предметы на судне были датскими, а экипаж был набран в Шлезвиг-Гольштейне, где очень многие говорят по-датски. Командовал пароходом обер-лейтенант Карл Христиансен.

                            До 1914 года Христиансен плавал на торговых судах, свободно владел датским языком и прекрасно знал Бал*тику. После начала войны он служил на легком крейсере «Любек», потом был переведен в штаб адмирала Беринга на броненосный крейсер «Фридрих Карл». После гибели корабля на русской мине Христиансен был выбран в ка*честве командира блокадопрорывателя, который должен был выйти в Южную Атлантику навстречу эскадре адми*рала фон Шпее. После боя у Фолклендских островов этот план рухнул, но теперь снова был извлечен из архива.

                            Пароход «Рубенс» имел внешность типичного британ*ского трампа и не должен был привлекать особого вни*мания после выхода в океан. 18 февраля 1915 года он вы*шел из Вильгельмсхафена, имея на борту 2000 тонн отбор*ного вестфальского угля, 1000 тонн пресной воды, 50 тонн смазочного масла и различные запасные части для машин «Кенигсберга». Кроме того, он нес 2 десантные 60-мм пушки, 4 пулемета «Максим» и 1500 пехотных винтовок. На пароход было погружено и много боеприпасов —3000 снарядов к 37-мм орудиям с потопленной канонер*ки «Мёве», 3000 снарядов к 60-мм пушкам, 500 снаря*дов для 88-мм орудий, которые «Кенигсберг» должен был передать на вспомогательный крейсер, 1000 снарядов калибра 105 мм для самого «Кенигсберга», 4,5 миллиона винтовочных патронов и тонна сильнейшей взрывчатки тринитроанизола. На «Рубенс» были погружены мунди*ры, обувь, палатки, полевые телефоны, радиостанции, которые были нужны армии Леттов-Форбека.

                            Под прикрытием шторма Христиансен проскользнул мимо британских патрулей в Северном море. Потом па*роход сменил маскировку, превратившись в судно ком*пании «Бритиш Индиа Лайнз», и повернул на юг. Хрис*тиансен держался подальше от обычных судоходных мар*шрутов, чтобы избежать ненужных встреч. 22 марта паро*ход обогнул мыс Доброй 11одежды. В ночь с 3 на 4 апре*ля, находясь в 150 милях от принадлежащих французам Коморских островов, Христиансен послал радиограмму «Кёнигсбергу», запрашивая инструкции. Это была грубей*шая ошибка, значения которой он так и не понял. Про*должительная болтовня в эфире привела к провалу тщательно подготовленной операции.

                            Рано утром 10 апреля «Рубенс» благополучно разминулся с британским вспомогательным крейсером и бросил якорь у острова Альдабра. Но переговоры между Христиансеном и Лоофом были перехвачены французскими кораблями, патрулирующими у берегов Мадагаскара. Хотя им не удалось раскрыть шифр, характерный глубоко мо*дулированный сигнал мог принадлежать только герман*скому передатчику «Телефункен». Сила сигнала наталки*вала на мысль, что корабль находится совсем недалеко. 13 августа вспомогательный крейсер «Кинфаунс Кастл» прибыл, чтобы осмотреть Альдабру. «Рубенс» ушел отту*да вчера вечером.

                            Кинг-Хэлл начал терять терпение, тем более, что он лишился 2 кораблей. 25 марта броненосец «Голиаф» был отправлен в Дарданеллы, а «Чатам» ремонтировался в Бом*бее. Приближение сильных весенних приливов вынудило его держать «Чатам» для охраны устья Руфиджи, поэтому на поиски таинственного германского корабля адмирал мог направить только старый «Гиацинт». А что, если эту радио*грамму отправил современный германский крейсер? Тогда судьба «Гиацинта» могла оказаться незавидной.

                            А если Лооф попытается выскользнуть из своего убежи*ща? Порт Танга охраняло только бывшее кабельное суд*но «Дюплэ», которое было бы уничтожено моментально. Кинг-Хэлл рискнул и лично направился в Тангу на «Ги*ацинте». Риск оправдался.

                            В 5.30 Христиансен увидел маяк Уленга, установлен*ный на входном фарватере порта Танга. Одновременно наблюдатели «Гиацинта» заметили «Рубенс». Британский крейсер сразу дал полный ход и развил 18 узлов. Христи*ансен, не долго думая, попытался удрать, хотя надежд на это почти не было.

                            Однако прежде чем Кинг-Хэлл приказал открыть огонь, сломался шатун правой машины, и «Гиацинт» начал стремительно терять скорость. Скоро стало ясно, что с одной левой машиной крейсер не может дать боль*ше 10 узлов, и у «Рубенса» появились шансы на спасение. В отчаянии адмирал все-таки приказал артиллеристам открыть огонь.

                            Первые залпы легли за кормой германского судна, но Христиансен, ничего не зная о проблемах англичан, повернул к бухте Манца, хотя до Танги оставалось все*го 6 миль. «Рубенс» стал на якорь в 6.30, а «Гиацинт», как правильно предположил Христиансен, не рискнул пересечь песчаный бар. Однако «Рубенс» теперь оказался в пределах досягаемости британских пушек. Кинг-Хэлл приказал развернуться бортом и открыть огонь.

                            Когда вокруг «Рубенса» начали падать снаряды, Хри*стиансен приказал затопить судно. Были открыты кинг*стоны и подожжена политая нефтью палуба. «Рубенс» за*пылал, словно костер. После этого англичане попыта*лись обстрелять шлюпки, на которых спасалась герман*ская команда. Кинг-Хэллу отчаянно требовалась инфор*мация. Однако немцы быстро укрылись в мангровых за*рослях на берегу. Попытка высадить десант была отбита германскими солдатами, наблюдавшими за всем этим спектаклем. Кинг-Хэлл повернул на юг, твердо убежден*ный, что «Рубенс» больше не покинет бухту Манца. Силь*ный пожар и несколько взрывов уверили британского адмирала, что с ним покончено.

                            Однако немцы сумели спасти большую часть груза, так как трюмы не пострадали от фальшивого пожара. Гер*манские войска получили все винтовки и большую часть боеприпасов. Но «Кенигсберг» не получил так нужный ему уголь, поэтому Кинг-Хэлл все-таки добился своего.

                            Гибель «Рубенса» во многом предопределила судьбу «Кенигсберга», а окончательно решил ее Летгов-Форбек. Он потребовал от Лоофа выделить в десант для укрепления обороны Германской Восточной Африки столько людей, сколько возможно. На борту осталось всего 220 офицеров и матросов. Они могли помешать врагу захватить крейсер, но вывести его в море не могли. Но англичане не подо*зревали об этом. Они слышали по радио, как «Кенигс*берг» вызывает второе судно снабжения, и были искрен*не убеждены, что крейсер в любой момент может разве*сти пары и выйти в океан.

                            Разочаровавшись в эффективности корабельной ар*тиллерии, англичане решили прибегнуть к помощи не*традиционных систем оружия, коль скоро обычными средствами уничтожить «Кенигсберг» не удавалось. В ап*реле адмирал Кинг-Хэлл попытался нанести удар с по*мощью самолетов морской авиации. Полеты проводились в исключительно сложных условиях. Несчастные «этажер*ки» не были приспособлены к действиям при такой тем*пературе и влажности, каждый полет превращался в на*стоящий подвиг. И, как это бывает слишком часто, под*виги оказались напрасными. Тогда Адмиралтейство ре*шило принять предложение Друри-Лоу, которое тот вы*сказал еще в ноябре прошлого года.

                            В начале войны английское правительство конфиско*вало строящиеся на верфях фирмы «Виккерс» для Брази*лии 3 бронированные речные канонерки, которые были названы «Хамбер», «Мерси» и «Северн». В первый год войны они славно поработали у берегов Бельгии, полно*стью расстреляв свои 152-мм орудия. И вот после замены изношенных орудий эти мониторы, как их на страх врагу назвало Адмиралтейство, отправились в далекий путь. Их сопровождал пароход «Трент», который должен был служить плавучей базой. Каждый из мониторов тащили 2 океанских буксира. Они покинули Девенпорт 14 марта и 28 марта прибыли на Мальту. Тут отряд разделился. «Хам*бер» со своими буксирами направился к Дарданеллам, а «Мерси» и «Северн» — через Суэцкий канал в Красное море.

                            15 мая они прибыли в Аден. Еще не вступив в бой, отряд понес первые потери — 2 матроса умерли от теп*лового удара. К началу июня мониторы добрались до Руфиджи. Но вступить в бой для них было форменным са*моубийством, так как за время путешествия корпуса реч*ных корабликов были настолько расшатаны, что они еле держались на воде. Начался ремонт. Для защиты рулевых рубок было установлено дополнительное бронирование, на палубы уложены броневые листы, на 3-фн орудиях навешены щиты. Все это заняло целый месяц, и лишь в конце июня мониторы провели учебные стрельбы. Анг*личане также вооружили 4 больших буксира, которые должны были служить патрульными судами.

                            Из Англии прибыли самолеты, которые должны были корректировать огонь мониторов. 2 июля пилоты даже сделали попытку атаковать «Кенигсберг» с воздуха, и одна маленькая бомба попала в носовую часть крейсера, но не причинила повреждений. Так как перед самолетами стояла более важная задача, то дальнейшие налеты не проводились.

                            Адмирал Кинг-Хэлл тщательно проинструктировал пилотов и командиров мониторов вечером 5 июля. 6 июля в 4.15 «Северн» капитана 1 ранга Эрика Фуллертона и «Мерси» капитана 2 ранга Роберта Уилсона подняли якоря. Через 5 минут взлетели самолеты-корректировщики. Мо*ниторы вошли в рукав Кикунджа. Под командой Фуллер*тона они пересекли бар и начали подниматься по изви*листым рукавам Руфиджи. Однако предусмотрительный Лооф развернул на берегах реки целую сеть наблюда*тельных постои, и унтер-лейтенант Шлавс обнаружил приближение англичан. Немцы открыли огонь из мелких пушек и стрелкового оружия.

                            Кинг-Хэлл с крейсерами «Веймут», «Гиацинт», «Пирамус» и «Пионер» в 5.45 подошел к дельте, чтобы пода*вить береговую оборону. «Веймут», «Пирамус» и 4 воору*женных траулера протиснулись в устье Кикунджи, а «Ги*ацинт» и «Пионер» начали обстрел укреплений Ссимба-Уранга. Под градом британских снарядов огонь немцев ослабел. В 6.15 мониторы миновали все засады, и в 6.23 «Северн» бросил якорь у острова Генгени. Через пару минут это же сделал «Мерси». Немного погодя появился самолет лейтенанта Тулла. Однако лишь в 6.58 они смог*ли открыть огонь.

                            Однако стрельба англичан была просто отвратитель*ной, зато немецкие наводчики подтвердили свою высо*кую репутацию. Сначала в 6.60 они накрыли «Северн», а в 7.40 снаряд «Кенигсберга» попал в носовое 152-мм ору*дие «Мерси» и разбил его. Монитор чуть не взорвался, его спасло мужество артиллеристов, выбросивших горя*щий снаряд за борт. Снаряды «Кенигсберга» рвались ря*дом с британскими кораблями, осыпая их осколками. Второй снаряд попал в ватерлинию «Мерси», и Уилсон отвел монитор немного назад. В ту же минуту на место бывшей стоянки лег целый залп германского крейсера. Поврежденный «Мерси» счел за лучшее вообще уйти. Фуллертон упрямился еще час, но потом отвел и «Се*верн».

                            «Кенигсберг» пострадал мало. В 7.55 снаряд «Северна» пробил волнолом на полубаке, попал в щит правого но*сового орудия и убил 2 человек. Второй снаряд уничто*жил правое крыло мостика и ранил Лоофа, штурмана Хинрихса и рулевого. Третий снаряд разорвался в офи*церской кают-компании, а четвертый попал в среднюю часть корабля и тяжело ранил артиллериста лейтенанта Венига. Британские мониторы израсходовали 656 снаря*дов и мало чего добились.

                            В воскресенье 11 июля британский самолет снова об*наружил «Кенигсберг». В 10.40 отремонтированные мо*ниторы снова вошли в реку. Лооф за это время успел улучшить систему связи с наблюдательными постами, и в 12.10 «Кенигсберг» снова открыл огонь. Он поразил «Мерси» двумя снарядами, разбив кормовое орудие. Снова «Мерси» пришлось отойти. Германский крейсер перенес огонь на «Северн», который не отвечал до 12.30, дожи*даясь прибытия самолета-корректировщика. К тому же «Кенигсберг» начал испытывать нехватку боеприпасов и просто не мог поддерживать прежний темп стрельбы.

                            На сей раз англичанам удалось наладить взаимодей*ствие с самолетом-корректировщиком, и стрельба «Се*верна» оказалась довольно точной. Один из снарядов, восьмого залпа в 12.42 попал в палубу «Кенигсберга» перед мостиком, второй раз повредив правое носовое орудие. Второй снаряд разорвался позади боевой рубки. Осколки влетели в смотровую щель и ранили Лоофа и еще не*сколько человек в рубке. Управление огнем крейсера после этого было переведено на кормовой пост. Теперь могли стрелять только 3 кормовых орудия правого борта. Поте*ри среди артиллерийских расчетов быстро росли.

                            В 12.52 с грохотом рухнула средняя труба крейсера, на корме начался серьезный пожар. На стрельбу англичан теперь отвечало только одно орудие. В 12.53 англичане увидели взлетевший над деревьями столб дыма, а потом докатился тяжелый грохот. Это снаряд монитора попал в кормовой погреб «Кенигсберга», вызвав пожар. Взорва*лись остатки 105-мм снарядов. Немцы были вынуждены затопить погреба. Фрегатген-капитан Лооф был ранен в голову осколком и передал командование капитан-лей*тенанту Георгу Коху.

                            В этот момент мотор «Фармана» Тулла был поврежден выстрелом с «Кенигсберга», и самолет начал быстро те*рять высоту. Тулл попытался посадить его на воду, но не сумел. Колеса самолета коснулись воды, он закувыркался и просто рассыпался на куски. Тулл и его наблюдатель суб-лейтенаит Арнольд получили сильные ушибы, но были спасены шлюпкой с одного из мониторов.

                            Впрочем, теперь британские корабли пристрелялись и вели методический огонь. Дальнейшая борьба была бес*полезна, и в 13.30 Лооф отдал приказ уничтожить крей*сер. Старший помощник Кох разместил в трюме крейсе*ра боеголовки торпед. Около 14.00 прогремели взрывы, и «Кенигсберг» с креном на левый борт осел на илистое дно реки Руфиджи. В 14.20 самолет-корректировщик со*общил, что цель уничтожена. Англичане по инерции еще какое-то время продолжали стрельбу, но потом, удов*летворенные, ушли. И напрасно. Немцы сумели снять с затопленного крейсера несколько 105-мм орудий. В мас*терских Дар-эс-Салама для них были сделаны лафеты, в результате чего на вооружении войск Леттов-Форбека оказались самые тяжелые орудия в Восточной Африке, которые доставили англичанам много неприятностей.

                            Одно из этих орудий и сегодня можно видеть в форту Иисус в Момбасе (Кения).

                            В этом бою немцы потеряли 19 человек убитыми, 21 человек был тяжело ранен и 24 получили легкие ра*нения. А в целом экипаж «Кенигсберга» во время своей африканской эпопеи понес колоссальные потери. Из 350 человек пережили войну и вернулись в Германию всего 15, в том числе и Лооф.

                            История «Кенигсберга» лучше всего иллюстрирует основную идею крейсерской войны — не непосредствен*ное уничтожение торговых судов, а дезорганизация пе*ревозок и отвлечение сил противника с основного теат*ра на второстепенные. «Кенигсберг» уничтожил един*ственное торговое судно и потопил устаревший крейсер, который точнее было бы даже назвать колониальной ка*нонеркой. Но для борьбы с ним англичанам пришлось задействовать следующие корабли: броненосец «Голиаф», крейсера «Гиацинт», «Чатам», «Дартмут», «Веймут», «Пирамус», «Пегасус», «Пионер», «Фоке», «Астрея», мониторы «Мерси», «Северн», много вспомогательных судов.

                            Автор: А. Больных
                            - NO PAIN NO GAIN
                            - RESPONSIBLE CARE IS OUR WAY
                            - SHOW MUST GO ON...

                            Комментарий


                            • Немного о наших боевых кораблях из старой русской эскадры.
                              "Громобой" "Россия" "Рюрик" и другие.

















                              Комментарий


                              • Морские тараны в истории Военно-морского флота СССР в 80-х представляют собой достаточно редкие примеры минувшей эпохи советско-американского противостояния на морях и океанах, длившихся не одно десятилетие. Собственно говоря, это были достаточно уникальные в своем роде примеры использования современных боевых кораблей без применения оружия путем навала на корабль противника. Речь идет о вытеснении советскими боевыми кораблями американских кораблей из районов, считавшимися советскими территориальными водами.Факты документально подкреплены подробными описаниями событий с применением фотографий и видеоматериалов.
                                См. http://weblinks.ru/blog/interest/1755.html
                                http://s2.rimg.info/663bd6687e0ae8e5...29d6e3fbd2.gif

                                Комментарий

                                Обработка...
                                X