Твитнуть
А вот почитаем такие прелести! Кто автор, а? 
Как шикарно написано, какой энтузиаст пароходов? Каков знаток!!
А самым крутым энтузиастам ФОРУМА предлагаю датировать этот эпизод. Итак, господа, в каком году мальчики любовались пароходами?
ГЛАВА 3
Пароходы
Потом они сидели на берегу. У пристани восхитительно пахло воблой, дегтем и рогожей. Стояла землечерпалка, или грязнуха, как называл ее Тошка. Она издавала то гусиный, то верблюжий крик и беспрерывно поднимала и опрокидывала себе в глотку до краев полные чаши.
В береговых чайных голубые трубы граммофонов водили: "Я умираю с каждым днем" и "Приноси мне хризантемы". На галереях сидели разопревшие бородачи, а над их головами люди в белых фартуках жонглировали кипящими чайниками, подносами, бутылками и салфетками.
Внизу, под галереями, точильщики, притопывая одной ногой, сыпля холодными искрами, вострили кухонные ножи, косари и сечки. И шершавые крутящиеся камни точила визжали под ножом по-поросячьи.
Засунув головы в торбы, качали головами мухортые извозчичьи лошади в синих и белых рыцарских полонах с красными сердцами по углам. К пристаням тянулись обозы. Лошади ломовиков в соломенных шляпках и мочальных передниках были, как казалось Жене, похожи на папуасов.
У пристаней стоял страшный гомон. Лошади ржали и фыркали, кричали пароходы, ломовики ругались длинно и неутомимо, скрипели мостки, по которым вереницей всходили на баржи грузчики. На головах грузчиков были надеты мешки, сложенные угол в угол, и грузчики напоминали не то монахов, не то гномов.
А на пристани крючники, волочившие что-то длинное и очень тяжелое, пели сдавленными, трудными голосами, выдыхая на последнем слоге:
- А эй. еще!
- А ну давай!
- Разок еще!..
- Еще разок!
- Пошла, давай!..
- А ну, взялись!..
- А ну, еще...
- А ну-ка, враз...
- Сейчас пойдет.
- Еще чуток...
- Пошла-а-а-а-а!..
Поодаль стояли нефтяные баки - красные, серые и зеленые, похожие на гигантские формочки для песчаных куличиков. Около них, длинные, широкие, с домиками посередке, с наклонными мачтами, стояли нефтянки "Вэга", "Омега", "Дельта". Легкий, воспламеняющийся запах витал здесь, и тревожные красные надписи были начертаны на баках и домиках: "Огнеопасно", "Не курить".
На порожней барже сидел сонный, распоясанный водолив. В широких стоптанных лаптях, обвисших портах и розовой рубахе, он глядел на сверкавшую ширь реки и от нечего делать переговаривался во всю глотку с проходившими мимо за версту от него дощаниками.
- Э-э-эй!.. С чем идете-то? - вопрошал он, подходя к борту баржи.
- Лес во-о-о-зим! - отвечали те,
- По-о-чем брали?
- Дуб еловый - рубь целковый; клен с осиной - рубь с полтиной.
- Бестолочь, дурохлеб! - орал обиженный водолив.- Толком просят.
- Губу подбери, распустеха! - кричали с дощаника.
- Смотри у меня!..
- Сам-то хлебало-то сомкни, раззявился: га-га-га!..
На якорях, носом против течения, стояли высокотрубные, широкобокие буксиры. Но мальчики не смотрели на них. Они интересовались лишь пассажирскими пароходами. Буксирные пароходы были "ненастоящими". Та же, ice-потная и чумазая, шла на них береговая жизнь. Сушилось белье на поручнях. Женщина выливала из ведра помои за борт. И по глади реки плыли арбузные корки, шелуха и всякая дрянь.
Мальчики терпеливо ждали, когда подойдет настоящий пассажирский пароход. И вот раздавался где-то за песками сперва встречный гудок его, а потом показывался он сам, двухэтажный и долгожданный, оглашал берега величественным подходным гудком и медленно подваливал к пристани.
Тошка заранее, по гудку, издали угадывал имя парохода.
- "Кавказ и Меркурий" идет, - говорил Тошка.- Восточного общества "Кашгар" или "Маргелан".
Пароход подходил, и Женя видел на всех спасательных кругах его надпись: "Кашгар" - "Восточное пароходство".
Так началась дружба. И через три дня Женя не мог уже представить, что было когда-то время, когда они не водились с Тошкой. Тошка стал вскоре непреложным авторитетом для Жени. Он не сходил у Жени с языка.
- В этом году в низовье на арбузы урожай хороший, - говорил вдруг за обедом Женя, когда Эмилия Андреевна подавала на третье арбуз.
- А ты откуда знаешь? - удивлялся отец.
- Так Тошка сказал, - отвечал Женя.
- Подумаешь, авторитет твой Тошка! - говорил отец.
Мальчики подолгу шатались по берегу, сидели на пристани, качались на привязанных лодках. Скоро и Женя начал различать пароходы издали. Выяснилось, что пароходы только для непонимающих похожа один на другой. На самом деле у каждого были свои особенности. Так, пароходы общества "Русь" гудели, словно шаляпинский бас в граммофоне береговой чайной. На трубе "русинских" пароходов белел круг с буквой "Р". Задняя мачта стояла не на корме, а на верхней палубе. И лодка висела не на мачте, как у всех, а была подвешена горизонтально над кормой.
"Самолетские" пароходы были окрашены в розовый цвет, имели вокруг трубы красную полоску и широкую белую линию вдоль всего борта. Большей частью они назывались по именам писателей: "Гончаров", "Крылов", "Мельников-Печерский", "Тургенев". "Тургенева" можно было узнать издали по стеклянному колпаку над рубкой первого класса и золотой звезде на носу. На "Тургеневе" ездил по Волге сам царь. (Царь, видимо, ничего не понимал в пароходах. Иначе бы он выбрал "Кавказ и Меркурий".)
Если розовый пароход был короче обыкновенного, значит, это был "Самолет" второй линии, ходящий не ниже Саратова. Тогда он мог называться "Князь Серебряный", "Иоанн Калита".
Пароходы общества "Волга" - "Вольские", как называл их Тошка, - распознавались по особому знаку на полукруглом кожухе колеса и имели голос заливчатый, как у певчего в Троицкой церкви. Назывались эти пароходы аристократически: "Графиня", "Княгиня", "Царица" и так далее.
Были еще и презренные, грязные "купцы", пароходы Купеческого общества. Они не имели никаких особых признаков, и это тоже было их отличием.
Были пароходы старого Американского общества - "зевеки", как их называли на Волге. У них колеса были не сбоку, как у всех пароходов, а сзади, и были похожи эти пароходы на плавающие водяные мельницы. Назывались они "Ориноко", "Миссури". Названия однотипных пароходов можно было угадать по количеству пожарных ведер на крыше. По волжской традиции количество ведер соответствовало числу букв в названии. Редкой и особенной удачей считалось увидеть пароход "Фельдмаршал Суворов" или теплоход общества "Кавказ и Меркурий" с круглым окном. "Фельдмаршал Суворов" был в то время последним и единственным двухтрубным пассажирским пароходом на Волге, а полукруглые окна в роскошных салонах первого класса были лишь на теплоходах самой последней стройки - "Петрограде", "Царьграде".
- Теплоход, - загадывали мальчики, увидев издали приближающуюся белую громаду. - Волны сзади идут - значит, не колесный. За капитанской рубкой белая трубочка - значит, не "Бородино"...
- Спереди палуба приподнятая, - перебивал Женю Тошка.
- Круглое окно, - восклицал Женя, - восемь ведер!
- "Э-р-з-е-р-у-м"! - решали оба.
И подходил "Эрзерум".
Вскоре мальчики знали уже все расписание. Им было известно, в какой день придет любой из пароходов. И, заслышав издали гудок парохода, не глядя, они знали уже его имя.
Они подолгу просиживали у пристаней. Когда приходил пароход с круглым окном (разумеется, из-за "купца" или "самолета" второй линии не стоило и беспокоиться), они с восторгом наблюдали, как вышедшие за покупками пассажиры, услышав три свистка своего парохода, бросали торговаться, совали наспех деньги торговцам и спешили на пристань, роняя огурцы, расплескивая молоко из крынок... Хотя всякому мало-мальски грамотному человеку известно, что три гудка - это лишь второй свисток парохода, а пароход уйдет после третьего, который состоит из четырех гудков - одного длинного, тягучего и трех отрывистых. Да потом еще будут три коротких пискливых, призывающих отдать чалки - носовую и кормовую. Но пассажиры во всем этом ничего не смыслили и волновались из-за пустяков.
- Тебе кем бы хотелось быть? - спросил раз Тошка.
- Капитаном, - не задумываясь сказал Женя. - А тебе?
- И мне. Капитану хорошо: ездит бесплатно, и ему обед даже в каюту подают.
- И форма красивая, - сказал Женя.
Иногда Женя восторгался удивительной силой грузчиков, взваливавших себе на закорки чудовищную, многопудовую кладь.
- Вот силачи! - говорил Женя.
- Да, потаскай вот по копейке с пуда-то, - возражал Тошка.
Буксирные пароходы носили часто имена своих хозяев} "Башкиров", "Бугров", "Василий Лапшин".
- Подумаешь, - сказал как-то Тошка, когда мимо приятелей прошлепал пароход с купеческой фамилией, - назвался за свои деньги! Это мало радости... Знаешь, Женька, нет, я не капитаном буду, а вроде каким-нибудь великим моряком, и чтобы после через меня пароход назвали "Кандидов". А?
Он мечтательно прищурился, как бы представили себе эту полукруглую надпись.
- Скажем, "Антон Кандидов", чтобы новеей Волге...
Как шикарно написано, какой энтузиаст пароходов? Каков знаток!!А самым крутым энтузиастам ФОРУМА предлагаю датировать этот эпизод. Итак, господа, в каком году мальчики любовались пароходами?
ГЛАВА 3
Пароходы
Потом они сидели на берегу. У пристани восхитительно пахло воблой, дегтем и рогожей. Стояла землечерпалка, или грязнуха, как называл ее Тошка. Она издавала то гусиный, то верблюжий крик и беспрерывно поднимала и опрокидывала себе в глотку до краев полные чаши.
В береговых чайных голубые трубы граммофонов водили: "Я умираю с каждым днем" и "Приноси мне хризантемы". На галереях сидели разопревшие бородачи, а над их головами люди в белых фартуках жонглировали кипящими чайниками, подносами, бутылками и салфетками.
Внизу, под галереями, точильщики, притопывая одной ногой, сыпля холодными искрами, вострили кухонные ножи, косари и сечки. И шершавые крутящиеся камни точила визжали под ножом по-поросячьи.
Засунув головы в торбы, качали головами мухортые извозчичьи лошади в синих и белых рыцарских полонах с красными сердцами по углам. К пристаням тянулись обозы. Лошади ломовиков в соломенных шляпках и мочальных передниках были, как казалось Жене, похожи на папуасов.
У пристаней стоял страшный гомон. Лошади ржали и фыркали, кричали пароходы, ломовики ругались длинно и неутомимо, скрипели мостки, по которым вереницей всходили на баржи грузчики. На головах грузчиков были надеты мешки, сложенные угол в угол, и грузчики напоминали не то монахов, не то гномов.
А на пристани крючники, волочившие что-то длинное и очень тяжелое, пели сдавленными, трудными голосами, выдыхая на последнем слоге:
- А эй. еще!
- А ну давай!
- Разок еще!..
- Еще разок!
- Пошла, давай!..
- А ну, взялись!..
- А ну, еще...
- А ну-ка, враз...
- Сейчас пойдет.
- Еще чуток...
- Пошла-а-а-а-а!..
Поодаль стояли нефтяные баки - красные, серые и зеленые, похожие на гигантские формочки для песчаных куличиков. Около них, длинные, широкие, с домиками посередке, с наклонными мачтами, стояли нефтянки "Вэга", "Омега", "Дельта". Легкий, воспламеняющийся запах витал здесь, и тревожные красные надписи были начертаны на баках и домиках: "Огнеопасно", "Не курить".
На порожней барже сидел сонный, распоясанный водолив. В широких стоптанных лаптях, обвисших портах и розовой рубахе, он глядел на сверкавшую ширь реки и от нечего делать переговаривался во всю глотку с проходившими мимо за версту от него дощаниками.
- Э-э-эй!.. С чем идете-то? - вопрошал он, подходя к борту баржи.
- Лес во-о-о-зим! - отвечали те,
- По-о-чем брали?
- Дуб еловый - рубь целковый; клен с осиной - рубь с полтиной.
- Бестолочь, дурохлеб! - орал обиженный водолив.- Толком просят.
- Губу подбери, распустеха! - кричали с дощаника.
- Смотри у меня!..
- Сам-то хлебало-то сомкни, раззявился: га-га-га!..
На якорях, носом против течения, стояли высокотрубные, широкобокие буксиры. Но мальчики не смотрели на них. Они интересовались лишь пассажирскими пароходами. Буксирные пароходы были "ненастоящими". Та же, ice-потная и чумазая, шла на них береговая жизнь. Сушилось белье на поручнях. Женщина выливала из ведра помои за борт. И по глади реки плыли арбузные корки, шелуха и всякая дрянь.
Мальчики терпеливо ждали, когда подойдет настоящий пассажирский пароход. И вот раздавался где-то за песками сперва встречный гудок его, а потом показывался он сам, двухэтажный и долгожданный, оглашал берега величественным подходным гудком и медленно подваливал к пристани.
Тошка заранее, по гудку, издали угадывал имя парохода.
- "Кавказ и Меркурий" идет, - говорил Тошка.- Восточного общества "Кашгар" или "Маргелан".
Пароход подходил, и Женя видел на всех спасательных кругах его надпись: "Кашгар" - "Восточное пароходство".
Так началась дружба. И через три дня Женя не мог уже представить, что было когда-то время, когда они не водились с Тошкой. Тошка стал вскоре непреложным авторитетом для Жени. Он не сходил у Жени с языка.
- В этом году в низовье на арбузы урожай хороший, - говорил вдруг за обедом Женя, когда Эмилия Андреевна подавала на третье арбуз.
- А ты откуда знаешь? - удивлялся отец.
- Так Тошка сказал, - отвечал Женя.
- Подумаешь, авторитет твой Тошка! - говорил отец.
Мальчики подолгу шатались по берегу, сидели на пристани, качались на привязанных лодках. Скоро и Женя начал различать пароходы издали. Выяснилось, что пароходы только для непонимающих похожа один на другой. На самом деле у каждого были свои особенности. Так, пароходы общества "Русь" гудели, словно шаляпинский бас в граммофоне береговой чайной. На трубе "русинских" пароходов белел круг с буквой "Р". Задняя мачта стояла не на корме, а на верхней палубе. И лодка висела не на мачте, как у всех, а была подвешена горизонтально над кормой.
"Самолетские" пароходы были окрашены в розовый цвет, имели вокруг трубы красную полоску и широкую белую линию вдоль всего борта. Большей частью они назывались по именам писателей: "Гончаров", "Крылов", "Мельников-Печерский", "Тургенев". "Тургенева" можно было узнать издали по стеклянному колпаку над рубкой первого класса и золотой звезде на носу. На "Тургеневе" ездил по Волге сам царь. (Царь, видимо, ничего не понимал в пароходах. Иначе бы он выбрал "Кавказ и Меркурий".)
Если розовый пароход был короче обыкновенного, значит, это был "Самолет" второй линии, ходящий не ниже Саратова. Тогда он мог называться "Князь Серебряный", "Иоанн Калита".
Пароходы общества "Волга" - "Вольские", как называл их Тошка, - распознавались по особому знаку на полукруглом кожухе колеса и имели голос заливчатый, как у певчего в Троицкой церкви. Назывались эти пароходы аристократически: "Графиня", "Княгиня", "Царица" и так далее.
Были еще и презренные, грязные "купцы", пароходы Купеческого общества. Они не имели никаких особых признаков, и это тоже было их отличием.
Были пароходы старого Американского общества - "зевеки", как их называли на Волге. У них колеса были не сбоку, как у всех пароходов, а сзади, и были похожи эти пароходы на плавающие водяные мельницы. Назывались они "Ориноко", "Миссури". Названия однотипных пароходов можно было угадать по количеству пожарных ведер на крыше. По волжской традиции количество ведер соответствовало числу букв в названии. Редкой и особенной удачей считалось увидеть пароход "Фельдмаршал Суворов" или теплоход общества "Кавказ и Меркурий" с круглым окном. "Фельдмаршал Суворов" был в то время последним и единственным двухтрубным пассажирским пароходом на Волге, а полукруглые окна в роскошных салонах первого класса были лишь на теплоходах самой последней стройки - "Петрограде", "Царьграде".
- Теплоход, - загадывали мальчики, увидев издали приближающуюся белую громаду. - Волны сзади идут - значит, не колесный. За капитанской рубкой белая трубочка - значит, не "Бородино"...
- Спереди палуба приподнятая, - перебивал Женю Тошка.
- Круглое окно, - восклицал Женя, - восемь ведер!
- "Э-р-з-е-р-у-м"! - решали оба.
И подходил "Эрзерум".
Вскоре мальчики знали уже все расписание. Им было известно, в какой день придет любой из пароходов. И, заслышав издали гудок парохода, не глядя, они знали уже его имя.
Они подолгу просиживали у пристаней. Когда приходил пароход с круглым окном (разумеется, из-за "купца" или "самолета" второй линии не стоило и беспокоиться), они с восторгом наблюдали, как вышедшие за покупками пассажиры, услышав три свистка своего парохода, бросали торговаться, совали наспех деньги торговцам и спешили на пристань, роняя огурцы, расплескивая молоко из крынок... Хотя всякому мало-мальски грамотному человеку известно, что три гудка - это лишь второй свисток парохода, а пароход уйдет после третьего, который состоит из четырех гудков - одного длинного, тягучего и трех отрывистых. Да потом еще будут три коротких пискливых, призывающих отдать чалки - носовую и кормовую. Но пассажиры во всем этом ничего не смыслили и волновались из-за пустяков.
- Тебе кем бы хотелось быть? - спросил раз Тошка.
- Капитаном, - не задумываясь сказал Женя. - А тебе?
- И мне. Капитану хорошо: ездит бесплатно, и ему обед даже в каюту подают.
- И форма красивая, - сказал Женя.
Иногда Женя восторгался удивительной силой грузчиков, взваливавших себе на закорки чудовищную, многопудовую кладь.
- Вот силачи! - говорил Женя.
- Да, потаскай вот по копейке с пуда-то, - возражал Тошка.
Буксирные пароходы носили часто имена своих хозяев} "Башкиров", "Бугров", "Василий Лапшин".
- Подумаешь, - сказал как-то Тошка, когда мимо приятелей прошлепал пароход с купеческой фамилией, - назвался за свои деньги! Это мало радости... Знаешь, Женька, нет, я не капитаном буду, а вроде каким-нибудь великим моряком, и чтобы после через меня пароход назвали "Кандидов". А?
Он мечтательно прищурился, как бы представили себе эту полукруглую надпись.
- Скажем, "Антон Кандидов", чтобы новеей Волге...
Комментарий